Воскресное чтение. Женя Павловская «Восточный музей», рассказ
Сны обычно снились цветные. Невыносимо, мучительно, яростно цветные. В поезде всю ночь заливали мозг назойливой бирюзой, маковым алым и карамельно-розовым, тёплой бутылочной зеленью иранские миниатюры — на три порядка сильнее по цвету, чем те, к которым он, инженер Самохвалов, ходил в малоизвестный не истоптанный жадными туристами музей. Там, в душном воздухе маленьких залов с навощёнными паркетами тишайше жил четырехрукий, пахнущий сандалом Вишну, красавчик с женскими губами в сонной чувственной ухмылке. Его взгляд не утыкался нагло в ваши зрачки, приглашая всякого случайного пообщаться, он сладостно утопал в засасывающей медовой нирване. Число его имен было тысяча и прекраснейшие из них — Говинда, Хари, Мадхусудана, Пурушоттама — звучали затихающим рокотом позеленевшего медного гималайского гонга. Пучились резные жабы-курильницы драгоценного небесного камня нефрита, а на шёлковом свитке графически разворачивалась, в назидание и укор воняющим табачищем и общественным туалетом товарищам в пиджаках, безупречная жизнь яйцеликого в золотом халате, с аккуратной кисточкой волос на макушке, чиновника Хо-Цзы-Линя. Изогнутые, как стебли водяных лилий, гейши славных эпох Эдо и Мейдзи с алыми точками ротиков и чёрными тире глаз нежно молчали, а перламутровые веера веток изысканной японской сосны были научены не создавать тени.
Читать далее
Петр Инкогнитов. Отец всея гурочана
В каждую эпоху, если не у каждого поколения, есть такой литератор, чья упоротость была настолько выбивающейся из бурлящей требухи бунтарей слова, что они стали знаковыми, поворотными фигурами. К таким фигурам я склонен отнести благородного маркиза де Сада в европейской литературе, Сорокина в литературе российской, Платонова в литературе советской. К подобным упорышам от литературы несомненно стоит отнести Джеймса Хэвока. Кто такой Хэвок — история мутная, до сих пор непонятно, существовал ли такой персонаж на самом деле, или это групповое творчество анонимных британских козмопрутковых — до конца не ясно.
Читать далее
Занимательная лингвистика с Катей Коути. «Но трогать ее не моги, не моги…»
Jonny_begood. Искусство быть «посторонним»?
«Ненамного ошибутся те, кто прочтет в „Постороннем“ историю человека, который безо всякой героической позы соглашается умереть во имя истины». А. Камю.
Эта фраза Камю, по сути, толкование «Постороннего». С одной лишь оговоркой: смотря что считать истиной. А что же истина для г-на Камю? Конечность человеческого бытия, которая влечет за собой абсурдность существования. И, если человек отрицает вечность души, ему не остается ничего, кроме как признать правоту Камю. Мне дозволено все, если я умру безвозвратно, все социальные и моральные нормы лишь фарс. Ширма, которая прикрывает истину чувств и желаний. Таков Мерсо – главный герой «Постороннего». Человек, даже в фамилии которого зашифрована смерть. Смерть, которая делает самое существование человека абсурдным.
Читать далее
Алекс Павленко. Рисованные ленты Мёбиуса (окончание)

И в это же время Мёбиус расширяет контакты и даже выходит за рамки субкультуры комикса, например, знакомится с Алессандро Ходоровски, художником жизни и автором известного в узких кругах поклонников киноавангарда метафизического вестерна «Крот» (El Topo). Ходоровски, друг Карлоса Кастанеды и мистик, сыграл в жизни Мёбиуса очень важную роль, он ввёл молодого художника в круг эзотериков и посвятил Мёбиуса в основы той разновидности дзен-буддизма, которой подпитывалась контркультура середины 70-х.

Алессандро Ходоровски
Читать далее
В-Глаз от Елены Блонди. Вечная книга Илая
Наконец, посмотрела давно рекомендованную мне «Книгу Илая».

И это прекрасно.
Все мимолетные придирки, которые по ходу фильма возникали, испарились в конце, я сняла перед создателями и исполнителями воображаемую шляпу и осталась буквально в счастии.
Почти подростковая по ощущению смелости и безоглядности попытка сотворения мифа будущего прошлого. Взгляд из предполагаемого далекого будущего в будущее более близкое с точки зрения веры. То есть без реверансов, хихиканий, оговорок — рассказ о том, как появляется рассказ о святом.
Читать далее
Смысловой идентификатор. Эдвард Эстлин Каммингс «Баллада об интеллектуале»
Перевод с английского Андрея Сергеева *
Реплика в споре
Не утихают споры об авангардистских течениях первой половины XX века, о так называемой революции в искусстве.
Одни утверждают, что левое искусство было неразрывно связано с левыми политическими убеждениями художников, и приводят в пример (берем литературу) Маяковского, Брехта, Элюара.
Другие считают, что никакой связи между авангардистской эстетикой и революционными идеалами нет, и приводят в пример Аполлинера, Элиота, Паунда.
На самом деле к авангарду принадлежали художники очень разной общественной ориентации. Наша задача — внести свежий аргумент в этот спор, вернее, привести новый яркий пример.

Классик американской поэзии Э. Э. Каммингс [1] (Эдвард Эстлин Каммингс, 1894—1962) в нашей отечественной критике грубо, но верно определяется как футурист. В двадцатые годы он интересовался левыми движениями в США и Европе и в результате (особенно после поездки в СССР) навсегда отвратился от социалистических идей.
Читать далее
Переводы Елены Кузьминой. Э.Э. Каммингс — художник / e.e.cummings as an artist
(Каммингс, Автопортрет с альбомом, 1939)
Поэт Э.Э. Каммингс на протяжении ХХ века пользовался огромной популярностью и единодушным признанием критиков из разных литературных кругов. Его поэзия привлекала всеобщее внимание своей экспериментальной формой, — написанием, пунктуацией, синтаксисом; грамматикой, созданием неологизмов, а также утонченностью чувств.
Читать далее
Sapronau. От «Пикника на обочине» к «Зоне»
Признаюсь честно, я долго не мог решить, стоит ли анонсировать эту книгу. Сыграло свою роль предубеждение — книга, написанная по фильму, не может представлять из себя ничего хорошего. Более того, сам фильм тоже снят по книге — по другой, конечно же. Я понимаю, можно взять оригинальный сценарий фильма и переработать его в роман (есть такие умельцы!), но писать книгу по экранизации — это уж извините…

Тем не менее, любопытство взяло верх (не скрою, отзывы серьезных изданий и критиков тоже сыграли свою роль), и я, преодолев уже сложившийся стереотип, все-таки прочел те несколько страниц, к которым имел доступ. И понял, что это не только можно и нужно читать, но обязательно переводить, говорить об этой книге, обсуждать ее, ибо она — настоящее явление.
Читать далее
