Гонево групп. Суросевов Борис. Основы кенгуризма и шлангизма
Основы кенгуризма и шлангизма
Кенгуризм очень сложен. Я решил сравнить его со шлангизмом. Сам шлангизм делится на две части – чисто шлангизм и открытое лицевое шлангование. Все стихи, посвященные Нальчикам и их пути по дорогам этого мира, написаны как раз в стиле открытого лицевого шлангования, так как они, в общем, достаточно свежи и солнечны (не в плане загара на Солнце, а – если взять пункцию у Солнца с помощью иголки, да так, чтобы Солнце не кричало, то у вас будет немного солнечного вещества. Берете ёмкость три литра. Наливаете туда молока. Добавляете солнца. Ждёте, что получится. Я и сам не знаю).
Читать далее
Перелистывая кадры. Сивая Кобыла. ГОРЬКАЯ ЛУНА. ПОЛАНСКИ vs БРЮКНЕР
.
Ничего бы этого не было, если бы в Доме книги не расставляли зарубежную прозу по географическому принципу. Я зависла у полок с французской литературой, не так уж ее много, а люблю я ее давно. Разрываясь между поздними мемуарами Симоны де Бовуар и последним романом Панколь, я вдруг увидела знакомое название – Горькая луна. Неужели?, — подумала я. Как-то не осело у меня в памяти, что посмотренный десятки раз фильм Полански имеет под собой литературную основу. Взяла изящную книжицу серии «Текст», имя на обложке — Паскаль Брюкнер, и тут же, крупнее и внушительнее – Роман Полански. Несколько строчек знаменитого режиссера-скандалиста о французском романе, где «литература осмелилась дойти до крайности в изображении любовной коллизии». Я тут же оставила двух разновозрастных француженок на полке, и отправилась к кассе с трофеем. Стоил томик изрядно, но я вышла на Невский с ощущением, что мне сделали подарок. Потом еще два дня, выходные, я не прикасалась к добыче. Она была чем-то вроде дорогой коробки конфет или давно желанных духов. Пока они запакованы, то доставляют чуть ли не большее удовольствие, чем в процессе потребления. Только в понедельник я взялась за чтение, как раз в то время, когда обычно остаюсь дома одна и смотрю какую-нибудь киноновинку. Очень противоречивые остались ощущения…
Читать далее
Сергей Анисимов. Жизнь как чудо
Владимир Войнович. Автопортрет: Роман моей жизни.
Издательство: Эксмо, 2010.
Владимир Войнович — писатель редкого сатирического дара, известный, прежде всего, по трилогии о жизни солдата Ивана Чонкина, скандальной антиутопии «Москва-2042», повести «Шапка» (в экранизации которой снимались Евгений Весник, Евгений Евстигнеев, Владимир Ильин, Лидия Федосеева-Шукшина) — выпустил поистине большую книгу: «Автопортрет: Роман моей жизни». А рассказать без малого восьмидесятилетнему человеку, пережившему столько, что хватит и на троих есть что. Вот уж действительно, «что сказать мне о жизни, что оказалась длинной…»
Читать далее
Элтон Иван. Стихи и шайбы
Александр Кузьменков. Божественная комедия Сергея Слепухина
Урал – недурная иллюстрация к тезису о единстве противоположностей. Здесь вздымаются в небо вершины Народной, Белой и Ялпынга, а под землю уходят кротовьи норы штреков. Уральские горы соседствуют с глубинами; отпечаток этой антитезы в рифейских краях носит все, вплоть до топонимии: Верхний Тагил – Нижний Тагил, Верхняя Тура – Нижняя Тура, Верхняя Салда – Нижняя Салда…
Читать далее
Лембит Короедов. ПОЧЕМУ МНЕ НЕ НРАВИТСЯ ИДЕЯ ПИКСЕЛЬНОЙ КНИЖКИ
Запись по итогу разговора с Антоном Санченко в жж.
Санченко прокомментировал мою предыдущую запись в здешнем блоге в том смысле, что писательство сетевое в любом случае должно быть шагом к книжке бумажной, а пока этой бумажной книжки у автора Х нет, то он должен сделать хотя бы следующий шаг — сделать хтмл-книжку.
Мой развернутый комментарий на тему.
Читать далее
Александр Кузьменков. ОtКРОВЕНИЕ ИЗ ТРЕХ БУКВ
Невеселая аксиома: в России читают не текст, но автора. Дорого бы стоила откровенная херня «Боэбоби пелись губы. / Вээоми пелись взоры», не будь под ней подписи Хлебникова? То-то же…
Бренд есть индульгенция на все случаи жизни. Ежели графоман носит фамилию Петров или Сидоров, – летальный исход гарантирован, канун да свеча молодцу. Ежели графоман носит фамилию Пелевин, начинается вечнозеленая история про новое платье короля: глубокая философия на мелких местах и поиск трансцендентного подтекста в откровенной поебени. Окололитературные мидраши вручили Пелевину целый букет рифмующихся определений: постмодернист, концептуалист, дзэн-буддист etc. Но забыли одно, самое емкое и также в рифму: онанист. Ибо Виктор Олегович есть непревзойденный мастер рукоблудия, виртуоз возвратно-поступательных движений в никуда. В пустоту, если вам угодна аллюзия.
Читать далее