Семейные ценности, однако

Пожилая матрона Люси Секкальди, по совместительству маман всемирноизвестного беллетриста Мишеля Уэльбека, проживающая на благословенном тропическом острове Реюньон в Индийском океане, с большим подозрением относится к творчеству собственного сына и к его персональной особе тоже. В интервью журналу Lire 83-летняя бабулька, к слову сказать активистка компартии и вообще человек с железобетонным характером, обвинила сына в клевете и пообещала разбить ему все его писательское мурло, если тот сподобится еще раз упомянуть ее чистое имя в своих книжонках. Ранее, Уэльбек неоднократно заявлял, что его мать была «шлюхой» и «редиской», и что она вообще умерла. В опровержение всех гнусных домыслов неблагодарного сыночка в свой адрес мадам Секкальди издала автобиографическую книгу «L’Innocente» («Невиновная»), в которой обрушилась с резкой критикой на всемирноизвестного автора, в частности, тропическая старушка уверена в том, что ее сын не умеет писать и ничего не знает ни о беллетристике, ни о науке, и вообще — Миша позер, фантазер, мот и бессовестный грубиян. О романе «Элементарные частицы» мать писателя отозвалась так: «Это ограниченный и поверхностный поток безмыслия».

Хорхе Луис Борхес. АКУТАГАВА РЮНОСКЕ «В СТРАНЕ ВОДЯНЫХ. ЗУБЧАТЫЕ КОЛЕСА»

Фалес измерил тень от пирамиды, чтобы рассчитать ее высоту; Пифагор и Платон учили о переселении душ; семьдесят толковников, расселенных по отдельности на острове Фарос, за семьдесят дней непрерывного труда изготовили семьдесят абсолютно одинаковых переводов Пятикнижия; Вергилий во второй из «Георгик» превознес тончайший шелк, который выделывают китайские мастера, а на днях кучка верховых в провинции Буэнос-Айрес сражалась за первенство в персидской игре под названием «поло». Достоверны они или апокрифичны, все разнородные сообщения, которые я только что привел (и к которым, среди бесчисленного прочего, стоило бы прибавить появление Аттилы в песнях «Старшей Эдды»), — это вехи следующих один за другим этапов запутанного, многовекового и по сей день не законченного процесса: открытия Востока народами Запада. У этого процесса есть, понятно, и оборотная сторона: сам Запад открыт Востоком. Сюда относятся миссионеры в желтых одеждах, отправленные буддистским императором в Александрию, завоевание христианской Испании воинами ислама и зачаровывающие, а порой ужасающие книги Акутагавы.
Четко разделить восточное и западное у Акутагавы, видимо, невозможно, да и сами термины, в конечном счете, не исключают друг друга: христианство, восходящее к наследию семитов, — сегодня характеризует Запад. И все же я бы не стал спорить с утверждением, что темы и чувства у Акутагавы восточные, а иные приемы поэтики — западные. Так, в новеллах «Кэса и Морито» и «Расемон» перед нами несколько версий одного сюжета, пересказанного разными героями, — ход, использованный Браунингом в «Кольце и книге». Напротив, некая скрытая печаль, внимание к внешнему, легкость штриха кажутся мне, при неизбежных издержках любого перевода, чертами глубоко японскими. Непривычное и страшное царят на страницах Акутагавы, но не в его стиле, всегда сохраняющем прозрачность.
Акутагава изучал английскую, немецкую и французскую литературу; темой его кандидатской диссертации было творчество Уильяма Морриса; он постоянно возвращался к Шопенгауэру, Йитсу и Бодлеру. Одной из главных задач, которые он перед собой ставил, было новое, психологическое истолкование традиций и преданий его народа.
По словам Теккерея, думать о Свифте — все равно что думать о падении империи. Тот же процесс повсеместного распада и агонии открывается перед читателями в двух повестях, составивших данную книгу. В первой автор прибегает к приему бичевания человеческого рода под видом фантастических животных; может быть, его натолкнули на эту мысль звероподобные свифтовские иеху, пингвины Анатоля Франса или поразительные царства, по которым странствует каменная обезьяна в известной буддистской аллегории. По ходу рассказа Акутагава забывает о принятых условностях сатирического жанра, каппы становятся у него людьми и ничтоже сумняшеся ссылаются на Маркса, Дарвина и Ницше. По канонам литературы, это, конечно, просчет, но на деле заключительные страницы повести проникнуты невыразимой меланхолией, поскольку чувствуешь, как в воображении автора блекнет все: и окружающая действительность, и сны его собственного искусства. Вскоре Акутагава покончил с собой; для автора заключительных страниц «В стране водяных» мир капп и людей, мир, живущий по законам будней и по правилам эстетики, одинаково бессмысленны и скоротечны. Еще более прямое свидетельство охватывающих его сознание потемок — повесть «Зубчатые колеса». Как в стриндберговском «Аде», эта повесть — беспощадный и методичный дневник постепенного помрачения ума.
Я бы сказал, что встреча двух культур неизбежно трагична. После предпринятого в 1868 году рывка Японии удалось стать одной из величайших военных держав, нанести поражение России и заключить союз с Великобританией и Третьим рейхом. За похожим на чудо обновлением последовал, естественно, гибельный и мучительный духовный кризис. Одним из гениев и жертв этой метаморфозы стал Акутагава, ушедший из жизни 24 июля 1927 года.

Перевод Б. Дубина
1959г

Владимир Набоков. Пасхальный дождь

В этот день одинокая и старая швейцарка, Жозефина Львовна, как именовали ее в русской семье, где прожила она некогда двенадцать лет, — купила полдюжины яиц, черную кисть и две пурпурных пуговицы акварели. В этот день цвели яблони, и реклама кинематографа на углу отражалась кверх ногами в гладкой луже, и утром горы за озером Лемана были подернуты сплошной шелковистой дымкой, подобной полупрозрачной бумаге, которой покрываются офорты в дорогих книгах. Дымка обещала погожий день, но солнце только скользнуло по крышам косых каменных домишек, по мокрым проволокам игрушечного трамвая, и снова растаяло в туманах; день выдался тихий, по-весеннему облачный, а к вечеру пахнуло с гор тяжелым ледяным ветром, и Жозефина, шедшая к себе домой, так закашлялась, что в дверях пошатнулась, побагровела, оперлась на свой туго спеленутый зонтик, узкий, как черная трость.

Читать дальше

В Петербурге выбрали лучшие книги года

На проходящем в России 17-м Санкт-Петербургском международном книжном салоне были выбраны победители в конкурсе «Лучшие книги года», сообщил руководитель пресс-центра салона. В конкурсе принимали участие 230 издательств, представивших более 800 книг.

Читать далее

Наоборотное. Поздравляем Павла Феникса

природа, пейзажи

Вечерами тихое море делает себя гладким. Ветер спит. Море зеркалом смотрит на звезды. Рыбаки молчат вместе с ним. Слушают, как в углах моря открываются рты. Стенки их гладки и дна нет. Места ртов определены на заре времен и навсегда. Как все голодное, рты несут опасность. И тогда тайные рыбаки из года в год кормят море тем, что принесли с собой. Старым хлебом, увядшими цветами, письмами дочерей и поломанными дверными ручками. Море глотает дары, как дельфина, уходящего с границы воздуха в глубину рывком до самого дна. И замолкает снова.

Так есть — в самые тихие вечера. И миру можно жить дальше.

Рыб для этих рыбаков нет.

Не приходить нельзя…