Рецензия Дженни на книгу Людмилы Улицкой «Зеленый шатер» была признана лучшей рецензией портала IMHONET и наша замечательная Джен получила в подарок книгу Улицкой с ее автографом. Кричим ура и поздравляем!
Наши поздравления поэту Уморину Алексею с публикацией в сборнике «Согласование времен» вышедшем в Германии.
Теперь не только сетевики смогут прочитать несколько его стихотворений, например вот это, из любимых мной
В уголках, где тепло, в одеялах квадратных, За шершавым стеклом - мимо сказки булатной. - Мимо сказки обманной, как заяц картонный, мимо мамы и кошки у тёти Мадонны, мимо чашки разбитой, вдоль трещинки чёрной, через дырку в виске или в точке бессонной под закрытым, открыт - под двойным опереньем "не гляди!" - улетит, без вниманья к движеньям от ступеньки "И вот" то скользя, то шагая... - Два прыжка - небосвод. И - полвздоха - до рая.
(Уморин)
Ну вот, еще одни любители «легкой наживы». Еженедельник «Мир новостей» регулярно печатает материалы, взятые с сайта «Газетные старости», но своим читателям сообщает, что «старые газеты читала Ирина Аристова».
При этом, если текст копируется абсолютно верно, то к датировке отношение весьма свободное – так заметки из газет за 1902 и 1903 год смело датируются четырьмя – пятью годами позже.
Позвонил в редакцию – ответственный секретарь долго извинялась, обещала исправиться, объясняя произошедшее тем, что «Ирина Аристова» сломала руку и не могла последнее время ездить в библиотеку.
Приняв принесенные извинения и повесив трубку, я еще раз залез в архив «Мира новостей» и обнаружил «газетные старости» в номере за декабрь 2009 года.
Сергей Сокуренко
Газетные старости
Говорить о прозе Сергея Касьяненко очень трудно. Но говорить о ней можно много и говорить нужно. Сам Сергей уже ничего не напишет. Он умер. Оставив нам тексты, без преувеличения, не просто высоко талантливые, а тексты на грани гениальности.
Любой текст любого автора можно классифицировать и отнести к определенному жанру, можно толковать о причинах создания его и о характере автора, о его отношении к окружающему миру и о том, что именно автор хотел сказать — себе или читателю. Но главное не то, в каком жанре Сергей писал. Главное — его талант.
Читать далее
Он известен, он знаменит по праву, он писал и получал признание — в двадцать шесть лет стал обладателем высшей в Японии литературной премии — премии Акутагавы.
А еще его читали. Читала и я, начав с «Четвертого ледникового периода» в том возрасте, когда вся фантастика читается от корки до корки, лишь бы она к фантастике была причислена. И после, слушая ахи и охи по поводу «Женщины в песках», читала «Человек-ящик» и «Чужое лицо» — романы болезненные и выморочные в своей наизнанку вывернутости, когда текст похож на человеческое тело наружу тем, что и называют «внутренностями»: кишками, легкими, еще бьющимся сердцем и болтающимися почками, и все это подвергнуто внимательнейшему рассмотрению через лупу с последующей подробнейшей фиксацией.
И лишь потом «Женщина в песках». Наверное, так и надо было, потому что от безжалостных интеллектуальных игр надо было вырасти в человека, чтобы прочитать о человечности.
Иннокентий Анненский, портрет работы А.Н. Бенуа
Пушкин и Гоголь. Наш двуликий Янус. Два зеркала двери, отделившей нас от старины.
Так и кажется, что все, что было у нас до Пушкина, росло и тянулось именно к нему, к своему еще не видному, но уже обещанному солнцу.
Пушкин был завершителем старой Руси. Пушкин запечатлел эту Русь, радостный ее долгим неслышным созреванием и бесконечно гордый ее наконец-то из-под сказочных тряпиц засиявшим во лбу алмазом.
Не то Гоголь. Со страхом и мукой за будущее русской литературы стоит он перед нею, как гений, осеняющий ее безвестный путь. Совершенство Пушкина, пускай лучезарно далекое, — ведь оно прежде всего так ласково улыбалось с своей высоты робкому и темному. Оно его манило, оно окрыляло его.
Красота Гоголя наоборот: она подходила к человеку совсем близко, казалось, вплотную, а тот сам отпрядывал от ее ослепительно страшного соседства. Люди пошли не к Гоголю, они пошли от Гоголя, они разошлись от него, как далекое сияние. Но, уходя каждый в свою сторону, из самой святыни его творения, из благодати его страдальчества, эти люди выносили две заветных, гоголевских мысли. Первая — я буду сам собою. Вторая — я буду любить одну загадку, только одну, ту, с которой я родился, загадку моей родины.
Источник: http://annensky.lib.ru/
Книга издательства Шико «Разговор с джинсами» появилась в киевском интернет-магазине «Якабу»
Издательство АСТ: Астрель, 2010, Москва
… вслед за Рождеством наступали Святки – время безудержного веселья, встречи Нового года, устройства балов. Для москвичей бальный сезон заканчивался вместе с Масленицей. После «блинного» угара наступал период строгого поста. Закрывались рестораны, прекращали работу театры, актеры уходили «на вакации». Им на смену приходили иностранные гастролеры – только они могли выступать в это время на подмостках московских театров. В конце поста обязательно происходила «дешёвка» – распродажа товаров. Забыв обо всем на свете, дамы буквально брали штурмом магазины и лавки, чтобы накупить товаров по бросовым ценам. Праздник Пасхи означал не только приход весны, но и приближение дачного сезона. После традиционного первомайского гуляния город начинал пустеть. Все, кто мог себе это позволить, перебирались на жительство за город – подальше от пыли и неприятных запахов. Конец лета – время поиска квартир. Обретя крышу над головой, москвичи возвращались в город. У детей начинался учебный год. Возобновлялась «общественная» жизнь: собрания различных организаций и обществ, вернисажи, визиты и журфиксы. Начинался новый театральный сезон. В приятном времяпрепровождении дни летели незаметно. На смену осени приходила зима, а с ней и праздник Рождества – круг замыкался.
Этот абзац из введения рассказывает нам, как построена книга Владимира Руги и Андрея Кокорева «Москва повседневная. Очерки городской жизни начала ХХ века»
Читать далее
