Девятнадцатая глава нового романа «Дискотека», который я сейчас правлю.
Это оказалась очень важная для меня глава, в ней появляется Валик Панч, и становится центром, ядром, вокруг которого и закручивается сюжет, а мне становится ясно, для чего же я вообще писала предыдущие главы, ведь не для того, чтоб умиленно листать странички семейного альбома двух поколений, ах, а вот было так, а до меня было еще вот так, а сразу после, уже было так (тьфу ты). Спойлерить я не боюсь, потому что меня практически никто и не читает, так что могу порассуждать в свое удовольствие о процессе. Так вот. Как раз вчера Лембит говорил о лишних душах в прозе, и я там согласилась, что плохому танцору завсегда в зале есть на кого наткнуться, так что уйдите все…
Но есть и оборотная сторона и я тоже с ней сталкивалась. Как только садишься писать, персонажи обступают, требуют места в книге, и автор может испугаться, куда же девать потом всю эту толпу. Обычны два пути — или прикинуться, что вокруг никого нет (об этом и был разговор, о мешающих людях), и писать нищее литературное вранье про мир, состоящий из пары бездетных героев-сирот, не выходящих из квартиры. Или же поубивать второстепенных героев без всякой жалости. Или собрать в отряд и отправить на целину, пусть оттуда пишут письма.
Читать далее →

Слово о Полаке

Я слушаю много часов подряд
живую и сложную речь,
я — переводчик в word-формат,
за кадром, за звуком. Контекст
предлагает пространство имён,
предполагает облечь
теорию множеств в дискурс, в нем
Ньютон и Социн догмат
о троичности ставят на ноль,
ставят на нем крест,
а Полак хайкует, старый волк —
лагерный лейб-знак —
и сопричастность, и смех,
это бессмертные клеймят
соравностью им ГУЛАГ.

————

В конце 2014 года я участвовала в волонтерском проекте Музея ГУЛАГ, расшифровывала интервью с Александровой Надеждой Вячеславовной, женой Льва Соломоновича Полака, переводила материал из формата МП3 в текстовый формат.

Полак Лев Соломонович, физик, разработал теоретические основы плазмохимии, 20 лет — в лагерях.
Лев Соломонович был редактором изданной на русском языке книги Ньютона «Математические начала натуральной философии».
Сама книга вышла в свет в 1687 году.
Читать далее →

Два слова Елены Блонди перед авторским предисловием

Мы начинаем публикацию интереснейшего литературного проекта поэта, филолога и литературного исследователя Елены Коро.
Все о проекте автор скажет сам, а я хочу только добавить, что в отличие от многих, прекрасных и отличных, но находящихся в стадии создания, то есть незавершенных работ, проект «Формат от Я» уже готов, материалы (авторский литературный текст и авторское же примечание к нему) подобраны, и каждый из них — уникален и интересен, а не бывает по-другому у Елены, она так устроена, ее способ мышления уникален и всегда интересен.
И я, как всегда, желаю Елене не останавливаться и время от времени дополнять «Формат…» новыми публикациями.
А нашим читателям желаю приятного умного чтения.
Елена Блонди

Елена Коро. Формат от «Я». Предисловие

Текст современного автора, как вещь в себе, сочленяет множество сложноподчиненных уровней вязью ассоциативной. Авторские аллюзии в формате вещи в себе – в авторском тексте – порой бывают доступны только авторскому прочтению.
Формат от «Я» предполагает процесс возврата к тому творческому состоянию, в котором создавался текст.
«Творить – значит жить дважды» — писал Альбер Камю.
Читать далее →

Лидия Винничук «Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима», отрывок из книги

Ведь беспочвенны жалобы, будто лишь немногим дана способность к познанию, большинство же, мол, из-за неразвитости ума напрасно теряет время и труды. Напротив: немало найдешь ты и легких на соображение, и скорых на учение. Ибо это от природы присуще человеку, и как птицы рождаются для полета, кони для бега, а дикие звери — чтобы быть свирепыми, так нам свойственны усердие и острота ума… Появление тупых и непонятливых не меньше противоречит природе, как явление телесных уродств и всяких чудищ; но их очень мало.

Квинтилиан. Воспитание оратора, I, 1, 1—2

По мнению Плутарха, в Риме совместное, коллективное обучение началось в середине III в. до н. э., когда там открыл свою школу Спурий Карвилий (Плутарх. Римские вопросы, 59). Нет, однако, сомнений, что групповое обучение существовало в Риме уже значительно раньше. Это подтверждают и сообщения Тита Ливия.

Как мальчики, так и девочки начинали учиться в семь лет. Девочки из богатых семей — дома, под руководством матери, мальчики имели своего домашнего учителя, а те, кто происходил из семей менее состоятельных, посещали школу. Школы эти были частными, содержали их чаще всего греки-вольноотпущенники. Мальчики, ходившие в школу, были под постоянной опекой воспитателя-педагога: он сопровождал их на занятия, а дома исполнял роль воспитателя и учителя одновременно. Квинтилиан предъявляет к педагогам серьезные требования: прежде всего они должны иметь соответствующее образование, а если у них его нет, то отдавать себе отчет в этом. «Нет ничего хуже людей, мало продвинувшихся в науке дальше начальных сведений, а уже преисполненных ложной уверенности, будто они ученые!»

Бронзовая счетная доска. I в. н. э.

Читать далее →

Генри Миллер. Тропик Рака

Обложка первого издания романа (1934)

Два самых простых, Очевиднейших, ответа о том, почему эта книга именно такая, автор дает сам. Один из них в самом романе. Я поклялся, пишет он, не менять ничего из того, что напишется.
Второй ответ в «Апельсинах Иеронима Босха», перекликается с этим. Я был поражен тем, пишет Миллер, что неумолимо приходит мне в голову, требуя быть написанным, и требуя — садись и напиши именно это и именно так (не цитирую точно, но суть такова).
Читать далее →

Приключения Отца Брауна, сборник рассказов

Все были согласны в том, что благотворительный базар, устроенный в Мэллоувудском аббатстве (конечно, с согласия леди Маунтигл), удался на славу. Качели, карусели и панорамы вовсю развлекали народ; я отметил бы и самую благотворительность, если бы кто-нибудь из присутствующих там лиц объяснил мне, в чем она состояла.
Как бы то ни было, нам придется иметь дело далеко не со всеми этими лицами, прежде всего – с тремя из них, а именно с одной дамой и двумя джентльменами, которые, громко споря, проходили между главными павильонами или, точнее, палатками. Справа от них помещался прославленный провидец, чье малиновое обиталище испещряли черные и золотые божества, многорукие, как спруты. Быть может, они свидетельствовали о том, что не оставят его своею помощью; быть может, попросту воплощали мечту любого хироманта. Слева стоял шатер френолога, украшенный, не в пример скромнее, на удивление шишковатыми черепами Сократа и Шекспира. Как и подобает истинной науке, здесь были только белая и черная краски, только числа и чертежи; малиновая же палатка, где царила тишина, завлекала таинственным темным входом. Френолог по фамилии Фрозо – юркий смуглый человек с неправдоподобно черными усами стоял у своего святилища и объяснял неведомо кому, что любая голова окажется такой же значительной, как у Шекспира. Едва показалась дама, он кинулся на нее и со всей старомодной учтивостью предложил пощупать ее череп.
Дама отказалась до грубости вежливо, но мы простим ей это, ибо она была увлечена спором. Простим мы и потому, что она была хозяйкой, самою леди Маунтигл. Никто не назвал бы ее неприметной: глубокие темные глаза светились каким-то голодным блеском, а бодрая, даже яростная улыбка несколько противоречила изможденному лицу. Наряд ее был причудлив, согласно тогдашней моде, ибо происходило это задолго до войны, так успешно научившей нас серьезности и собранности. Одежды походили на палатку провидца, в них было что-то восточное, их испещряли диковинные, тайные символы. Но все знали, что Маунтиглы свихнулись, то есть, в переводе на язык науки, что они занимаются восточной культурой и восточными верованиями.
Читать далее →

1. Здравствуйте, Елена. Новый год – дело хорошее. Здесь можно помечтать. Вы – писатель известный, всеми уважаемый – скажите нам что-нибудь литературно-будущное, что-то светло-особое – ну например, будет чудо, или например – юдо (тоже чудо). Не знаю даже, как сформулировать.

Здравствуйте, Элтон!

У меня с чудесами все просто. Они всегда вокруг и везде, и их так много, что каждый сам волен выбирать – верить в них или не замечать вообще. Я думаю, Новый Год в какой-то степени и придуман для того, чтоб в чудо не верящие могли себе позволить разок в году в него поверить. Такой совсем маленький разочек, крошечная часть на стыке двух 365-дневок ). Так что, каждому в это время – пусть свое собственное чудо.
Читать далее →

«Тетушка Хулия и писака» — один из наиболее известных романов перуанского автора. Эта книга во многом автобиографична: Льоса был женат на собственной тетушке, а также имел знакомство с автором популярных радиопостановок, что и легло в основу романа. Впрочем, не смотря на это, автора нельзя обвинить в недостатке воображения. Композиционно роман построен так, что автобиографические главы, рассказывающие о романе юноши и его дальней родственницы тетушки Хулии, чередуются с душераздирающими новеллами, которые пишет Педро Камачо – тот самый Писака. Пожалуй, экспериментирует Льоса только в области композиции: по форме этот роман напоминает «Если однажды зимней ночью путник» Итало Кальвино. Так же как и роман Кальвино, «Тетушка Хулия» насыщена вставными конструкциями, на первый взгляд не связанными между собой. Однако Льоса вовсе не заставляет читателя ломать голову и подбирать ключ к повествованию – его роман вполне традиционен и выглядит простецки на фоне многогранной латиноамериканской прозы. И даже путаница с именами и персонажами радиопостановок Камачо объясняется до неприличия тривиально – у Писаки просто съехала крыша, ему пора отдохнуть и подлечиться. Впрочем, нельзя недооценивать, сюжетная путаница и переходящие из постановки в постановку персонажи – главная метафора романа. Те, кто смотрел в начале девяностых бесчисленные мексиканские и бразильские сериалы поймут, о чем я. Любое «мыльное» произведение ограничено по своей сути: одни и те же образы, сюжетные коллизии и приемы. Все подчинено одной цели – приковать внимание потребителя.
Автобиографическая линия в романе оказывается второстепенной. Отношения юного журналиста с собственой тетушкой – лишь фон для главного исследования. Вот что автор говорит о своем романе: «Мне хотелось исследовать этот феномен массовой культуры — жанр радиотеатра был очень популярен в Латинской Америке в 40-50-е годы, так же, наверное, как сегодня бесконечные телесериалы, заполонившие наш экран. Как получается, что подобные радио- и телеопусы пользуются такой огромной популярностью у зрителя? Почему их смотрят культурные люди и невежды, бедняки и богачи, горожане и деревенские жители? Меня всегда интересовала эта проблема: какова механика этого явления, что притягивает огромную аудиторию? И я написал роман».
Читать далее →

А вот если кому интересно, то мой герой, конечно, Лоуренс Даррелл, и восхитительный его «Александрийский квартет», в великолепном переводе Вадима Михайлина.
Я не хочу сказать, что эта книга — Самая Большая Книга в мире, и для меня тоже, но то, что она очень повлияла на меня и на то, как и что я пишу (и что собираюсь писать), это точно.
И прекрасно, что повлияла на меня такая сильная и, без моего восхищения и любви, очень даже настоящая, талантливая книга большого, настоящего писателя.
Лоуренс Даррелл говорит о сексе так, как никто из писателей, на том тончайшем уровне, где отношения полов вплетены в мир полноправно: они влияют на реальность, и реальность влияет на них. А не так, как бывает чаще — о, это грязно, фу и фу, влепим ограничение, а это высоко и небесно, уберите от любви ваши грязные похотливые лапы…
Писать на таком уровне (не как Лоуренс, а — на таком уровне) — очень достойная задача, я думаю.
И еще я готова, конечно, к тому, что и истолковано написанное будет не так, и востребовано будет не очень, потому что
«ковбой, зачем ты красишь лошадь в разные цвета? Давай лучше…»

 

Воскресная картинка из 2011 года

Формат рубрики «Воскресное чтение» устоялся в 2011 году и он по-прежнему очень хорош, правда, время бежит все быстрее, и договариваться с авторами о полном соблюдении формата нам бывает немножко некогда, не успеешь оглянуться — снова воскресенье вокруг. Вот и сегодня тоже оно (как, снова воскресенье?)
Была у меня мысль написать о тех наших рубриках и колонках, которые выжили и стали совсем-совсем постоянными, или же состоялись как проекты, имея в себе солидный десяток-другой публикаций, чтоб можно было открыть их подряд и погрузиться… Но вы и сами знаете, идей в голове всегда больше, чем идей реализованных, а у меня еще толстое такое оправдание — я добросовестно, не отлынивая, пишу свою прозу.
Ну так вот, воспользуюсь поводом и расскажу сегодня, в дни наших именин, о нашем «Воскресном чтении».
Читать далее →