Есть писатели, которые уже не оказывают на других никакого влияния и потому пользуются мирной, безоблачной славой, одни их ставят высоко, другие знать не хотят, но мало кто их читает и критикует. Таков Скотт. Самый впечатлительный из начинающих авторов, чье перо сбивается с хода уже на расстоянии мили от таких источников воздействия, как Стендаль, Флобер, Генри Джеймс или Чехов, может прочитать подряд все уэверлеевские романы и не поправить у себя ни единого прилагательного. И однако же, нет сейчас, наверно, других книг, которыми бы так упивались тысячи читателей в безмолвном и некритичном восхищении. Но если таково читательское восприятие уэверлеевских романов, по-видимому, в этом упоении содержится что-то дурное, чему невозможно найти рационального оправдания; чему приходится предаваться лишь в тайне. Давайте еще раз перелистаем «Антиквария» и сделаем попутно несколько замечаний.

Читать далее →

Вручены литературные премии «Terra Incognita»

В Москве в Дипломатической академии МИД состоялась церемония награждения лауреатов премии «Terra Incognita». Эта премия присуждается авторам документальных и художественных литературных произведений, гуманитарных исследований, проектов в области искусства, в которых раскрываются принципиально новые темы или используются оригинальные подходы к творческим задачам.
Читать далее →

авторское предисловие о сути проекта

Змееносцы посвящения

Путь змееносцев, длящийся в Крым,
не в Австралию штампом в паспорт:
«третий пол» — Иным,
богом из пустоты, избранником
духа выжженного пути,
via combusta, переходящим в крик,
в шепот гортани, сожженной дымом
гари, курящейся молоком,
стелющейся белым облаком
по низкорослым травам яйлы.
Тот, кто встречает весну
в утренней дымке снов,
Тот, кто встречает сущь,
скользящую белой змеей
в белых каплях тумана
и в мареве росой написанных слов, —
змееносец посвящения

Елена Коро

Я помню свой сон об огромном белом змее, творце всех форм и сущей. Его движение кольцевыми ритмами поглощало формы мира, мимо меня неслись вещи и люди и растворялись бесследно – змей поглощал их. Огромный белый змей со скоростью струения множества путей-колец, едва различимой внутренним взором, поглощал вещи и формы. Мир приходил к своему концу.
Но где-то там, из точки невозврата, возникали новые формы, новые вещи и люди, возникал новый народ, народ змееносцев, змеев род.

И здесь я вспомнила о народе Рада, о старейшем Лоа Великом Змее, начале и конце всех вещей, о великом творце сущего, Дамбалла – отце всех Лоа.

Читать далее →

(чтение Елены Блонди)
Отрывок из повести
Перевод: Брагинская Э.

Эрендира купала свою бабушку, когда поднялся ветер ее несчастья. От первого удара содрогнулся до самого основания мертвенно-серый, грубо оштукатуренный дом, затерянный в песках пустыни. Но Эрендира и ее бабка, привычные ко всяческим причудам бесноватой природы, едва ли заметили ураганный ветер, занимаясь столь серьезным делом в ванной комнате с узорной полосой одинаковых павлинов и нехитрой мозаикой в стиле романских бань.

Громадная голая бабка возлежала в глубоком мраморном корыте, точно прекрасная белая самка кита. Внучке только-только исполнилось четырнадцать лет, она была тоненькая, с мягкими косточками и смиренная, безответная не по годам. Сосредоточенно, как бы совершая священный обряд, она поливала бабушку водой, где прокипели целебные травы и благовонные листья, и они прилипали к бабкиной мясистой спине, к распущенным волосам, жестким, как проволока, к могучему плечу с татуировкой похлеще, чем у бывалых моряков.

— Мне снилось, что я жду письма, — сказала бабка.

Молчаливая Эрендира, которая открывала рот, лишь когда к ней обращались, спросила:

— Какой день был во сне?

— Четверг.

— Значит, письмо с дурной вестью, — сказала Эрендира, — но мы его не получим.
Читать далее →

«Девушка с зелеными глазами»

Собиан Хайес

(иллюстрация Эи Мордяковой)

Не так много книг вызывают у меня слюнявый восторг и желание – дайте мне компьютер, я буду писать. Хочу поделиться с вами одной такой находкой – романом Мариам Петросян «Дом, в котором…»

Это слой крема на куске грязи. Это реальность, притворившиеся легендой. Почему я выбрала эту книгу? Потому что люблю сказки. А описание – донельзя мифологичное – Сфинкс, Лорд, Дом… Но всё оказалось иначе. Серьёзнее, сложнее, тяжелее. Я иногда вижу таким мир таким, какой он в книге – словно застывшую иллюстрацию к гротескному сатирическому роману. Как, например, в историях Салтыкова-Щедрина.
Читать далее →

…на короткий рассказ тратишь столько же сил, сколько нужно, чтобы начать большой роман. Потому что в первом же абзаце романа надо определиться во всем: как писать — в каком тоне, стиле, ритме, знать, как длинен он будет, а иногда даже обрисовать характер какого-нибудь персонажа. Все остальное — наслаждение самим процессом писания, требующим величайшего самоуглубления и одиночества, какое только можно себе представить, и если до конца своих дней ты не продолжаешь править и переписывать роман, то лишь потому, что та же самая железная сила, которая необходима, чтобы начать книгу, заставляет тебя закончить ее. А когда берешься за рассказ, там нет ни начала, ни конца: он или завязывается, или не завязывается. И если он не завязывается сразу, то — знаю и по собственному опыту, и по чужому — в большинстве случаев лучше начать его заново и совсем иначе или выкинуть в мусорную корзину.

Габриэль Гарсия Маркес. Из предисловия к книге «Двенадцать рассказов-странников»

Впечатление от романов «Колыбельная» и «Бойцовский клуб»

Некоторые книги — как йога для ума. В йоге есть позы для новичков, а есть позы для продвинутых. Так вот, Паланик — это асана для продвинутых на уроке, где собрались одни новички, которых пытаются поставить в стойку на голове.

Читая Чака Паланика, вы поймете, что белое — это черное. Все извращено и вывернуто. Женщины — не женщины, а мужчины — не мужчины. Те, кто верит в любовь, будут долго пытаться понять Элен Бойль или Марлу Зингер. Автор мастерски изобразил карикатуру на все слои общества, но смеяться почему-то не хочется. Врачи, репортеры, полицейские выписаны так, что кажется, словно там, в книге, — вся правда жизни, а люди этих же профессий в реальности — актеры в масках.
Читать далее →

Ночью искала иллюстрации к роману Маркеса, то еще развлечение — искать их ночью. Заходила на чужеземные, предложенные гуглом сайты, по запросу на двух языках, потом снова вернулась к ошеломительно прекрасным работам Маши Шишовой, увы, в сети их всего три. А вот Мелькиадес мне понравился этот, его нарисовала литовская художница Марта Журавская. Старый цыган — персонаж колоритный и, разумеется, в сети мелькиадесов больше, чем золотых рыбок полковника Буэндиа.
Но в целом, вот что интересно. Выписывая внешность персонажей романа художники забывают о том, что за строками Маркеса находятся живые люди, а не гротескные то карлики, то великаны, то уроды, то толстяки. И усиливая и без того сильную образность прозы мастера, создают не людей, а — шаржи. Да еще отказывая им и в солнечном свете, и в нормальном смехе, улыбках и в, скажем так — лучезарности. Которой, если читать правильно и хорошо, роман переполнен. Я сама при первом чтении восприняла текст совершенно по-другому, и закрыла в уверенности, что перечитывать книгу не буду. Она была для меня чересчур живой, и потому страшной и неудобной. Кажется, я сумела немного дорасти до этого романа. Это прекрасно и радует.
Так вот о героях. Хочется видеть не знаки-символы-образы-шаржи (с этим прекрасно справился сам Маркес), а именно людей. В большинстве же иллюстраций атмосфера подавляет человеческое. Ну да, естественно, уж очень сильная проза, не каждый художник сумеет справиться с погружением в другой кислород и сделать что-то не о кислороде, а о том, кто там в нем…

еще Мелькиадесов:

Читать далее →

Я бы написала «Чтение со свечкой», так как экономили и жгли одну, но это фонетически некрасиво звучит, пусть будет несколько более помпезно.
Когда я выбирала книгу, лезть высоко не стала, потому что темно и не хотелось падать с табуретки. Перебирать книги долго тоже было не с руки, ибо одна рука была занята свечкой. А хотелось проверенного, хорошего, с могучей энергетикой, отдохнуть от потекшего холодильника, ледяных батарей и сырого белья во весь квартирный коридор.
Ближе всех оказался Борхес. И он оказался нечитаем, из-за мельчайшего шрифта, в котором Ахилл и черепаха, презрев парадоксы и опровержения, слились в однообразную кашу из маковых зерен.
Вторая надежда — любимый бунинский «СУходол», великолепный, мощный, правда, очень мрачный и изысканно готический. Буквы в книге оказались настолько бледными, что их не брала ни свечка, ни налобный фонарик, ни керосиновая лампа. Так что Бунин от меня отказался, и правильно сделал, подумала я, ставя книгу на полку, уж очень много в Суходоле сверкающей страшной темноты.
Добр ко мне оказался великий мудрец Маркес. Старая истрепанная книга, купленная на блошином рынке, с неловко переклеенной красной ледериновой обложкой. И с хорошим, вполне читаемым шрифтом по желтоватой легкой бумаге, той самой «газетной» недорогой, без тяжести и бликующего глянца.
Читать далее →