…Мы продолжаем…
Вот был век золотой, вот был век серебряный…. Была эпоха социалистическая, упрямая, с идеей важной, с духом космическим. А что про время нынешнее сказать? Нет, оно тоже время, его никуда не денешь. Просто не запоминается ничего. Читаешь, читаешь, в одно ухо влетело, а в другое – вылетело
Сегодня читаем Бориса Херсонского и размышляем – рак ли он на безрыбье или не рак?

в двенадцатом веке в лесу человек поставил сруб
и вырыл колодец. И прожил до смерти там.
Он был не монах, а злодей-душегуб,
никого не сгубивший. Случилось так,

что при жизни никто к нему не пришел. Ну что ж,
хорошо, что никто не пришел, не попал под нож.
Читать далее →

Когда я читал роман Желязны “Ночь в тоскливом октябре”, то очень сильно желал увидеть его экранизированным. Лучше всего, если за эту работу взялся бы “Дисней”, памятуя о классической анимации, либо студия “Гибли”. Ибо, как кажется мне, им лучше всего удалось бы показать привычным рисунком тот потрясающий контраст истории, в которой есть место и для милых собачек, кошечек белочек и для кровавого мессива.

Пес Нюх обходит дом. В его ведении пугать тварей в зеркале, тварь в шкафу и тварь в паропроводе. Кроме того он рассчетчик – важный участник таинственной “игры” на кону которой новый мировой порядок. Время от времени “игроки”, деляющиеся на “открывающих” и “закрывающих” собираются осенью, чтобы принять участие в ритуале, по которому в наш мир могут проникнуть Древние лавкрафтианские боги.
Читать далее →

«Поэзия влияет на направление развития философской мысли, предваряет её. Поэзия отражает в себе психологическую картину человеческих отношений, и порой становится психологичной в большей степени, чем от неё принято ожидать. Но по сути она религиозна и возникла как факт религиозной мысли и поисков богообщения, а так же как обретение высших надежд доступными ей речевыми и письменными средствами. В обществе, где религиозное сознание воспринимается как ненужная экзотика, поэзия существовать не перестанет, но в нём несколько изменяется её функция. Поэзия становится не только средством сообщения человека и его Создателя, но и свидетелем о религиозных истоках человеческого сознания. Не зря самые атеистичные из поэтов волей-неволей прибегают к образам из Библии, представляя таким образом «свидетельство от противного». (Н. Ч. «Новолуние»)
Читать далее →

Хорошая штука – взгляд свежий, дыхание новое, не скованное четырьмя стенами междусобойчиков и узких кругов. Всякую вещь оценивать можно по-разному. Поэзия современная – она вся должна быть просматриваема через проекцию, в контексте, среди которых – и фишки разные биографические, и что-то еще – ну например – с кем рядом стоял, от кого опылялся, был ли в Европе, получил ли генетическое исправление в странах господских (от воздухов ихних) или что-то еще. Это в былые времена стихи такие были – читаешь их, и вроде как и контекст тебе не важен. Они сами по себе – стихи, словно некие существа.
Ну, а существа современности – они все часть чего-то еще. Имя важнее произведения, а потому и читая, надо знать – кто сей автор, гранд или просто.
Читать далее →

Смерти нет.

После некой глобальной катастрофы на Земле осталось населения в три миллиарда человек. Объединенные вживляемыми в мозг портами для подключения к сети, они образовали единую структуру – Живущего. Число Живущего постоянно – этакие 3 миллиарда френдов, ну или вернее юзеров. Каждый человек имеет свой “инкод” – уникальный генетический маркер, который закрепляет за его носителем определенные социальные функции. Смерти нет. Пример: если ты инженер, то в будущей инкарнации снова быть тебе инженером. И так всегда. “Умрешь, начнется все с начала”. Кстати, пол инкодом не закрепляется. Смерти нет. Ну, а, если честно, уже из этого краткого описания можно понять, что идея постоянства Живущего, единства личности в инкарнациях – большой обман. Но к этому спойлеру еще придется пройти целый роман. Половина его – просто замечательная, другая – довольно беспомощная и бесполезная, как и человек, которого отключили от глобальной сети “социо”.
Читать далее →

Ребята, здравствуйте.
Сегодня читаем Германа Лукомникова. Я уже отмечал, что цель моей антологии – рассказать современному человеку – существу отчасти сетевому – что в нашем литературном мире существует (я бы еще добавил – что есть теперь). Ибо одно дело – состоять в группах и тусовках, а другое – будучи воспитанным на книгах правильных и понятия не иметь, чем дышит нынешняя, так сказать, поэзия.

***
она ль искала
анализ кала

анализ кала
она ль искала

Вот данные о поэте, взятые из «ЖЗ»:
Читать далее →

«Я вот думаю — постоянно копируют… Как хорошо жить, быть автором, который никого не копирует — он дышит и пишет. Просто пишу то, что вижу. Большего не нужно. Пью — пишу. Не пью — пишу. Но для этого надо жить так, чтобы это заслуживало бумаги. Это энергетика…»

Многие люди, знакомые, незнакомые, а также те, кто уже давно идут по темным берегам, брались что-то классифицировать. Сейчас я говорю о поэзии, но, делая скидку на наше непростое время, хочу сразу сделать корректировку. Моя задача – немного осмотреться, сделать глубокий вдох, ощутив себя на некоем берегу. Пусть море не будет вокруг. Пусть это будет лишь начало чего-то большего, того, чего я еще не сумел найти.
Хочется быть настоящем исследователем. Но, к сожалению, чем больше я углубляюсь в это литературное, поэтическое, тем холоднее моя тоска.
В море нет рыбы.
Нет, я слышу голоса. Мне постоянно говорят: смотрите, смотрите, читайте… Каждый новый порыв – это ступень к охлаждению и окончательной потере энтузиазма.
Поэты N1- N1000 похожи друг на друга, как две капли воды. Шумиха обыкновенна, хотя, порой, я встречал и «новых пушкиных» и тех, кто уже «обогнал пушкина».
Всё это прекрасно. Хочется наловить в этом синем водоеме побольше рыбы, но нету рыбы. Голод усиливается.
Может быть…
В голове проскакивает крамольная мысль – может быть, раз нету рыбы, то – рак? И правда – давайте искать рака!
Ищем рака!
Читать далее →

Начало – дело не простое. Я говорю это потому, что категории, по которым я решил оценивать поэтов Безрыбья (а именно так я назвал наш современный период), еще не определены. Я лишь ищу свой метод, скорее же – набор методов, общую тенденцию, может быть даже – науку. У меня нет задачи создавать дополнительный фон, подкрашенный чувством тоски.
Я лишь хочу узнать – есть ли на безрыбье рак. Вот и всё.
Начнем же мы с Веры Полозковой, поэтессы, о которой было что-то где-то сказано, что-то прикручено, что-то откручено, и всё это, в принципе, не важно. Тем более, что читатель, который не входит в так называемые узкие круги, о современных литераторах знает достаточно смутно, и всякое новое открытие будет для него пользой.

Он глядит на нее, скребет на щеке щетину, покуда несут соте.
«Ангел, не обжившийся в собственной красоте.
Ладно фотографировать — по-хорошему, надо красками, на холсте.
Если Господь решил меня погубить — то Он, как обычно, на высоте».
Он грызет вокруг пальца кожу, изводясь в ожидании виски и овощей.
«Мне сорок один, ей семнадцать, она ребенок, а я кащей.
Читать далее →

Я вот что вам скажу. Нарочка-то наша роман написала. Жуткий. Секс, насилие, чревоугодие! И да, юбка у Наринэ выше колена! Что, что вы говорите? Это не Наринэ, а Лидочка из 38-ой? Ну, а я кому говорил, что наша Наринэ никогда такого бы не сделала!

Так, а что же сделала замечательная Наринэ Абгарян? Она написала чрезвычайно обаятельную и смешную книгу о детстве. Время и место действия: 80-е годы, армянский город Берд. Такая замечательная глухая провинция Империи (только без моря), в которой ты постоянно находишься в центре праздника жизни.
Читать далее →