«Поэзия влияет на направление развития философской мысли, предваряет её. Поэзия отражает в себе психологическую картину человеческих отношений, и порой становится психологичной в большей степени, чем от неё принято ожидать. Но по сути она религиозна и возникла как факт религиозной мысли и поисков богообщения, а так же как обретение высших надежд доступными ей речевыми и письменными средствами. В обществе, где религиозное сознание воспринимается как ненужная экзотика, поэзия существовать не перестанет, но в нём несколько изменяется её функция. Поэзия становится не только средством сообщения человека и его Создателя, но и свидетелем о религиозных истоках человеческого сознания. Не зря самые атеистичные из поэтов волей-неволей прибегают к образам из Библии, представляя таким образом «свидетельство от противного». (Н. Ч.
корни и ветви
Русская поэзия середины ХХ столетия ещё не вполне исследована и осмыслена. Это временной отрезок, состоящий из нескольких внятно различимых пластов. Он является самой близкой к нам классической поэзией. Именно в это время, в промежуток около 30 лет, возникает несколько поэтов, очень разных по манере, интонации и языку, однако неуловимо связанных чем-то помимо времени, в которое писали. Поэт как культурный слой. Поэт в отчуждении. Каждый творил, не обращаясь вспять. В этой поэзии много человеческого и нечеловеческого. Это мир жёстких понятий, но и милосердный мир. Возможно поэтому в стихах Евгения Спасского, Леонида Сидорова и Станислава Красовицкого так много сочувствия слабым, невзрачным и простым вещам и людям, а окружающий мир видится им накануне крушения.
Поэтической столицей 60-х — 80-х был, конечно, Санкт-Петербург (Ленинград). С русской поэзией тогда происходило множество удивительный вещей. Она была одновременно старицей и царевной. Писавшие в одно время и в одном городе поэты будто живут в разных измерениях. При всей разнице интересов и языков — одной из точек пересечения стало отношение к православному христианству. Сложное, неоднозначное, порой с причудливой смесью восточных культур и иудейства. Елена Шварц, гениально одарённая и чуткая поэтесса в одном из стихов заявила, что в ней текут как бы нескольно кровей. Поэты этого периода очень разные в отношении к православию. И всё же у славянина Александра Миронова есть нечто общее с «ветхозаветным» Аронзоном. Это момент веры в высшее и светлое начало. Которое не на земле.
В Москве уже в конце пятидесятых заявила о себе Лианозовская школа, давшая русской литературе Всеволода Некрасова и Генриха Сапгира. Смелые эксперименты с формой стиха, определяющая важность звукового начала, столкновения смыслов — вот далеко неполный перечень отличий стихотворной практики Лианозовской школы. Наблюдение за изменениями языка привело лианозовцев к новым формам. Однако интерес к древнейшей (библейской) поэзии не угас. Сапгиром написана книга «Псалмы». Это был очень смелый и важный ход. Как именно современный поэт прочитает псалмы? Как он будет чувствовать себя в этом невероятно далёком от окружающего мира — мире? Думаю, автор не просто хотел переписать Псалтирь, что ему чего-то в нём не доставало. Это — позия-прочтение.
Может ли поэт-комбинатор, авангардист быть верующим человеком — этот вопрос занимал многих. Лианозовцы, пожалуй, самая значительная группа, в творчестве которой эта линия обозначилась с небывалой тщательностью и остротой. Мне думается, не важно, разрешим ли в принципе такой вопрос. Многие авторы отходили от поэзии. Навсегда или на долгие годы. Некоторые потом, через большой промежуток времени, возвращались в поэзию. Многие пытались совместить оба занятия: поэзию и молитву. Думается, в опубликованных здесь стихах ясно, что две области эти не смешиваются. Но существуют как-то близко. Что и чувствует поэт.
Попытка синтеза сознания поэта и сознания верующего человека наиболее ясно выразилась в трудах питерских поэтов. Нужно было обладать одновремено смелостью и чуткостью, чтобы заповедный голос сердца прозвучал в стихах. Стихи питерских поэтов периода 60-х — 80-х годов можно назвать «поэзией озарений».
Для человека верующего и более того, церковного, современная поэзия предсавляется в лучшем случае айсбергом, о верхушке которого он имеет некоторое понятие, но совершенно не представляет остальных трёх четвертей. Впрочем, неизвестно, насколько современная поэзия массовому верующему читателю нужна. Поэтами сейчас церковные люди считают бардов, складно и проникновенно поющих свои (или чужие) стихи под гитару. Многие могут назвать имена Ольги Седаковой и Олеси Николаевой, и уж совсем немногие знакомы с творчеством поэтов Аркадия Аверинцева и Владимира Микушевича.
Поэзия сегодня представляет неоднородный, но очень живой пласт языка. Именно в этом пласте, как было и во все времена, формируется будущее русского языка. Современной поэзии приходится выдерживать бой с двух сторон. С одной — упражнений в версификации, с другой — заявлений о том, что русского языка нет и не было. Поэзия — ближайшая сестра речи, и невнимание к поэзии или заранее определённое к ней отношение сегодня может вылиться так же в невнимание к языку, к СВОЕЙ СОБСТВЕННОЙ РЕЧИ. Поэты 90-х сделали рывок, который намечался годов с 50-х. Многие из поэтов именно путём поэзии пришли к вере. А это не просто веяние времени, это уже личный опыт — самая веская составляющая поэзии.
Проект «вести» — стихи поэтов, живущих вдали от столичных литературных школ. Их можно было бы назвать поэтами географических и поэтических рубежей. Каждый из представленных поэтов выбрал путь к Богу. Выбирать приходилось в разное время и в разных условиях. Дороги — разные. Как отразился выбор на внутренней жизни и, конечно, на поэтике —видно из стихов. И вместе с тем каждый остался поэтом.
«Вести» включают стихи поэтов, фактуры поэтик и поэтический вес которых сильно отличаются друг от друга, но всё же находятся в общении между собою. Взгляды поэтов «Вестей» тоже отличаются, и тоже находятся в сообщении. «Вести», принимая во внимание невозможность живого диалога между поэтами, могут зафиксировать диалог между поэтиками и взглядами.
Русскоязычная поэзия конца 80-х, мне думается, может называться поэзией водораздела. Уже сформировалась «другая культура» (неофициальная), уже прошла волна легализации некоторых фрагментов её по разрешению властей. Взлёта поэзии 90-х ещё не наступило. Толстые журналы охотно принимали стихи молодых авторов, но отнюдь не всех печатали. Поэты, сформировавшиеся в конце восьмидесятых, смогли заявить о себе в самом конце столетия, а то и в начале ХХ1. Многие, начавшие свой путь как младшие авторы «другой культуры», оказались у границы поэтических пространств: до и после. Символично, что многие из них уехали из Союза и живут за границей (Ольга Родионова). Оживление в литературе конца 80-х достаточно хорошо известно теперь по группе авторов рижского журнала «Родник» , в которую входили и питерские авторы. В Москве довольно заметным стал кружок Арво Метса. И всё же часть авторов ни в каких объединниях не значилась. Их произведения печатали в толстых журналах (Ирина Ермакова, Екатерина Шевченко), а порой не печатали. Путь авторов водораздела — путь, начавшийся в новом, уже постсоветском вакууме.
В середине и конце 80-х годов Литературный институт представлял собою довольно герметичное и вместе с тем обладающее особенной, подвижной жизнью сообщество. Своеобразный остров в поэтической жизни Москвы. Тогдашние семинары (особенно семинары Олеси Николаевой) почти все студенты вспоминают с тёплым чувством. Изменения в общественной жизни к творчеству мало располагали. Но такова природа творчества: оно мало зависит от общественной жизни. А вот от устремления воли человека: к падению или к совершенству — зависит.
Первый конкурс поэзии, осенённый именем Филарета, Митрополита Московского, прошёл в 1999 году. В 2001 году лауреатом стала Наталия Черных, а в 2003 году — Константин Кравцов. Всего конкурсов было три. Последний — в 2003 году. Устроитель — поэт Борис Колымагин. Как показал опыт проведения конкурсов, православно верующих поэтов в России не так мало, как могло показаться. Главное, что дали конкурсы — общение ЕДИНОДУШНЫХ.
«Междуречье» — поле деятельности москвичей. Как показала практика, столицей русской поэзии в конце 90-х стала Москва. Тем интереснее, что некоторые поэты-москвичи пишут стихи, опираясь или отталкиваясь от того, что сумел подарить Петербург. Культорологичность, намеренная усложнённость образов, герметичность внутреннего мира — во всём узнаётся питерский почерк. И однако стихи «Междуречья» — чисто московские. Образы и адресаты конкретны, масса фактических деталей и лианозовская работа с ними в СПб была бы невозможна. Налицо довольно интересный поэтический синтез двух школ.
В разделе представлено творчество поэтов, не состоявших ни в какой поэтической группе, и тем не мнее создавших единый пласт русской поэзии середины и конца 80-х. Эта поэзия не была отражена в печати (даже самиздатовской), и в отражении будто не нуждается. Эти стихи возникали между зоной лишения свободы, психбольницей и путешествиями по Союзу. Общее настроение — трагический взгляд на мир и бесскомпромиссность в отношении любой тоталитарной системы: советской или буржуазной.
Однако есть некоторые публикации, уже в 21 столетии. В 2001 году издательством Сергея Соколовского «Автохтон» было представлено творчество Сергея Жаворонкова, книга «Покупка на крови». В 2005 году, после кончины Аркадия Славоросова, вышла книга его стихов — «ОПИУМ». Поэзия этих авторов — путь, жизнетворчество. Условно можно назвать этот круг поэтов — поэтами «Аромата».
«Аромат» — известная чайная, находящаяся недалеко от Арбатской Площади, на Суворовском бульваре. С конца семидесятых стала излюбленным местом собраний творческой братии, которая наряду с запрещённой литературой увлекалась рок-музыкой и, соответственно, новейшей культурой стран дальнего зарубежья. И стран социалистического содружества (особенно Польши и Чехословакии, всвязи с памятными событиями). Поэты и художники, собиравшиеся в «Аромате», слушали не только «Пинк Флойд», но и Чеслава Немана. Поэты «Аромата», первыми после питерских Эрля и Богданова, всерьёз отнеслись к культуре европейского и американского андеграунда. Многие художественные идеи современности возникли от взаимодействия с этой культурой.
Из поэтов можно назвать троих: Сергея Жаворонкова, Аркадия Славоросова и Самуила Валиева.
Поэзия как форма молитвы, разговора с Богом. Этот вопрос занимал всегда и всех поэтов. Любая религия, прошедшая испытание временем, обладает сильной гимнографической традицией. В Православном христианстве гимнографическая традиция уникальна. Думается, именно сильный молитвенный настрой, исповедальность (в каноническом смысле) Православной богослужебной традиции и напитала стихи представленых здесь авторов. Вторым источником, от которого отталкиваются эти достаточно близние поэтики, можно назвать уходящую кульуру «простого стиха». Этим авторам явно ближе Есенин, Ахматова и, возможно, Булат Окуджава. Эти стихи — один из моментов жизненного опыта, в основе которого лежит христианская молитва.