Cобственно, она, да примечание у ней, и подтолкнули меня к поискам. Но когда бы ещё руки дошли… А тут просыпаюсь я примерно в 23 часика, к полуночи выползаю в сеть, и Яндекс мне подсказывает — дак сегодня же 190-летие самого Некрасова!
Ну как было не понять намёка :).
Читать далее
ИКРА ЗАМОРСКАЯ, БАКЛАЖАННАЯ
Эта фраза из кинофильма Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» давно стала крылатой. Чайная ложка желтоватой кашицы на дне серебряной посуды диссонировала рядом с заполненными выше крыши тарами с черной и красной икрой, вызывая хохот зрителей.
На мой взгляд, разницу между русским и одесским языком можно проиллюстрировать на примере «баклажанной икры», которую в Одессе именуют «икрой из синих». Издавна привычные для одесситов овощи баклажаны, мало кому ведомые за пределами Города, впоследствии попали в Россию, как в прямом, так и в лингвистическом смысле слова. И «консервированная баклажанная икра» – также, ибо первый в России консервный завод был построен одесситом Дубининым в его родном городе. Ныне россияне покупают консервированную баклажанную икру собственного производства. У нас в Одессе это таки не едят в любом удобном для вас смысле, а потому одесситы предпочитают делать закрутки из синеньких, то есть консервы домашнего производства, легендарный «Тещин язык». А «Тещин язык», это же вам не давно оставшийся в прошлом «Портрет тещи», то есть сигареты «Лайка», это гораздо смачнее. Попробуйте баклажанную икру и икру из синеньких, и вы по языковому ощущению, как физиологическому, так и филологическому, почувствуете две большие разницы.
Michiel Heyns. The Children’s Day. 2002
Если в детстве читать много книг, внимательно слушать разговоры родителей, много общаться со взрослыми, сравнивать и сопоставлять увиденное и услышанное, то очень скоро начнёшь понимать почти всё про окружающий мир, про людей и даже немного про политику. Но не про себя самого.
Действие романа «The Children’s Day’ происходит в ЮАР , в маленьком городке с трудным, но «говорящим» названием Феркердеспруйт — «Неправильный ручей», в 1963-1968 годах. Герой романа, Саймон, — среди его предков и англичане, и африканеры — переселенцы из Германии или Голландии, то есть, политические разногласия есть даже в семье, а уж если выйти за порог дома — то там, напомню, вообще правит апартеид.
Читать далее
Это про детство, пристанционный пруд, учителя ботаники, заросший сад, счастье и горести подростка. Очень тонкая, почти невесомая работа, как роспись тонкой кисточкой по стеклу. Больной мальчик рассуждает вслух, бормочет что-то под нос, сам с собой просто разговаривает, обсуждает соседей и события жизни, однако, возникает абсолютное ощущение, что ты с ним знаком.
Невероятная поэзия почти в каждой фразе, ощущение постоянного неба в зените, ощущение, что вот-вот найдешь что-то важное, может быть решающее в своей жизни. А потом книжка заканчивается. И ты понимаешь – ничего не найдено.
Была в Файр Лоне (Fair Lawn, NJ), небольшом городке , штат Нью Джерзи, посетила Александра Очеретянского.
Он там живет в собственном доме, с женой, пятнадцатилетней дочкой и котом по имени Шницель.
Кот меня обнюхал и начал шипеть, рычать и бросаться. Скакал по полкам в кабинете Александра, сбрасывал книжки и всячески меня пугал. Это он так разошелся потому, что у меня своих три кошатины (два кота и кошка), и от меня ими пахнет, так, слегка, вам не унюхать, а Шницель, конечно же, сразу все «считал» и не на шутку рассердился.
Читать далее
На вокзал всего лишь прибыл поезд, а кинематограф отправился в свое долгое и великое путешествие по миру! “Важнейшим из всех искусств…”, “Профессий много, но прекрасней всех …”, или вспомните хотя бы Черного Джека из “Человека с бульвара Капуцинов”, присягнувшему в верности Великому Кинемо. Проходят столетия, но мало что меняется. Весь мир, как был театром, так и остался, пусть и прибавил себе словечко “кино”.
Книга Владимира Михайлова (к сожалению, мне ничего не удалось узнать об авторе) – это замечательное описание того, как кинематограф пришел в Россию. 1896 год, коронация Николая II. Среди многочисленного люда заметен один господин – Камилл Серф. Он повсюду со своим странным и громоздким аппаратом. Крутит ручку. Оживлен. И вот уже на следующий год в столице открываются первые кинотеатры. Пока что модный аттракцион. Афиша зазывает: “25 копеек с правом видеть сросшихся близнецов, лилипутов и синематограф!“
Читать далее
Lesley Kagen
А вы знаете, что «ирландские близнецы» — это «погодки»? Так вот, Сёстры О’Мэлли — «ирландские близнецы». Салли и Маргарет. Правда, Маргарет (младшую) все зовут Тру. Они как Том Сойер и Гек Финн только красивше. Тру — настоящая рыжеволосая ирландская бестия, оторва, готовая в любой момент пустить в ход кулаки, и она считает за особую честь вынести хоть что-нибудь из магазина мимо кассы. А у Салли волосы светлые-светлые и ноги длинные-длинные, она много читает и много мечтает.
Читать далее
Читаю рассказы Набокова
Без комментариев, просто фразы:
«Ассистент режиссера» : …я вспоминаю с дрожью ту имитацию страсти, посредством которой она достигала требуемого крещендо: анатомия рта выставлена напоказ в исступленном вопле…
(слегка близорука, как Анна Каренина)
… всего двое и есть — смерть да совесть. Замечательная человеческая особенность: можно не знать, что поступаешь хорошо, но нельзя не знать, что поступаешь плохо.
Читать далее
Жил в 20-30-е годы в СССР такой писатель – Сигизмунд Кржижановский. Писал новеллы, но не простые, а замысловатые, только для тонких и образованных людей. Свою первую книгу он хотел назвать «Сказки для вундеркиндов». Загадочные и философские там рассказы: «Странствующее странно», «Фантом», «Боковая ветка», «Чем люди мертвы». В мире прозы русского писателя с польскими корнями можно узнать, например, как выглядит мост через Стикс или что происходит в зрачке влюбленной женщины, или каким прибором нужно измерять страх. В общем, талантливо, умно, изящно, увлекательно.
Андрей Белый. Петербург. Весь роман тикает бомба, обречённая взорваться, потому что я пролистала предисловие, и я это знаю. А она не взрывается, она тикает, уже тикает в виске, уже тикАют герои, и я уже одна с этой бомбой схожу с ума. Нет, Николай Аполлонович тоже ждёт, только он бомбу потерял и не знает, где она. И я не знаю. И мы оба ждём. В таинственном холодном трагическом городе.
