Андрей Белый. Петербург. Весь роман тикает бомба, обречённая взорваться, потому что я пролистала предисловие, и я это знаю. А она не взрывается, она тикает, уже тикает в виске, уже тикАют герои, и я уже одна с этой бомбой схожу с ума. Нет, Николай Аполлонович тоже ждёт, только он бомбу потерял и не знает, где она. И я не знаю. И мы оба ждём. В таинственном холодном трагическом городе.
Слова промозглые капают за воротник, экипажем проносятся мимо, кружат, завораживают, повторятся, потому что кружат, нагнетают, закручивают пружину. И при этом ещё тикает бомба, и мы её потеряли, и где она грохнет неизвестно. О судьбах России думалось плохо, потому и не думалось, что эта работа была уже в подсознании: ощущение не из приятных – общее напряжение во всех героях, в словах, жестах; погода неимоверно изматывающая душу и бомба – тик-так, как курсор сейчас плясал, тик-так неизбежное. Белый нервен, Белый всемогущ: всех обуздать, всех подчинить, заставить слушать – тик-так, тик- так, тик-так, взрывать бомбу мысленно, потом по-настоящему, но как-то замедленно, как будто ещё раз мысленно, но нет, уже всё…
Портрет Андрея Белого работы Леона Бакста
————————————————-