Немножко новейшей Блонди-истории…

«Попа расстригли и сделали, по его просьбе, под фокстрот»

Произведения этого автора надо давать читать красной и оранжевой молодежи России. Чтобы они поняли (если ума хватит), к чему они придут.
Когда деревья были большими, а колбаса была по два-десять, существовал слой людей, именуемых антисоветчиками. Антисоветскость проявлялась в самом широком диапазоне – от слова (подпольно распространявшегося путем копирки и синьки), до дела (бытового пьянства). Кто-то считал нужным боролся на полном серьезе, кто-то на кухне, а кто-то из-за границы, но это уже – эмиграция и её надо рассматривать через совсем другой иллюминатор. Одним из главнейших средств борьбы в руках антисоветчика был собственный криатифф. С антисоветчиками и прочим антисоциалистическим криативом боролись, правда административно-уголовными методами, хотя можно было побороться и симметричными, литературно-художественными приемами, ибо их криатифф, как говориться, не жжот. Хотя в этом литературно-алкогольном кошмаре возникали личности, однозначно и категорически знаковые, криатифф которых старательно читали, размножали и передавали, а некоторые даже пытались им подражать. Однако ничего из этого не вышло. Антисоветчики канули в Лету вместе с Советами, и теперь о них помнят разве что аксакалы канала «Культура» (я тоже знаю нескольких – например алкашей и бездельников – Митьков).
Социальный протест был у многих, а художественный был присущ единицам. Андрею Платонову, например.
С творчеством Платонова российский человек знакомится на уроке литературы в десятом или одиннадцатом классе, знакомится условно и поверхностно, в течении одного занятия. Но этого мне хватило, чтобы запомнить его имя среди остальных объектов преподавания.

«Рыли котлован под фундамент клуба,
нашли ветхий гроб без покойника и в нем
четверть водки. Выпили. Водка была нормальна»
Первое, что бросается в глаза – это язык, которым писал Платонов, несколько корявый, но очень меткий и ёмкий, шероховатый, как наждачная бумага – и поэтому цепляющий всех, трудный язык – и поэтому его нельзя, его невозможно прочитать по диагонали, его возможно только прочитать, увидеть и осмыслить. По другому – никак. Но самое главное, что выделяет Платонова на фоне других писателей – это не слово, и не смысл, который в словах и между ними, а в ощущении самого текста, который ощущается всеми органами чувств – глазами, ушами, кожей… Это вырвет тебя из кресла и заставит прогуляться под невидимым конвоем по Великой Совдепии и узнать, чем дышали люди и от чего они переставали дышать на фоне тусклой природы. Платонов вам доходчиво расскажет, кем и как начиналось светлое будущее и чем оно должно закончится. В творчестве Платонова можно проследить и историю страны, вернее то настроение, с которым страна жила в непростую советскую эпоху – энтузиазм, переходящий в ненавязчивое безумие.
В свое время Платонов был в числе неудобных писателей, его книги в Союзе к изданию были запрещены. И это неудивительно – повести «Котлован» и «Чевенгур», антиутопии по сути, по силе воздействия на неокрепший ум можно смело ставить рядом с «1984» Оруэлла. Только в нашем случае все очень даже конкретно.
К прочтению – рекомендуется.

Петр Инкогнитов специально для Книгозавра.

Дж.М. Кутзее «Элизабет Костелло»

«Разведенная белая женщина, рост 5 футов 8 дюймов, за шестьдесят,
бегущая к смерти в том же темпе, что и смерть ей навстречу,
ищет бессмертного с целью, которую не описать никакими словами…»
Позволю себе начать с конца – если понятие «конец» может быть применимо к этому роману, и если понятие «роман» может быть применимо к этому произведению.
Итак, в самом конце повествования пожилая писательница Элизабет Костелло предстает перед неким судилищем, призванным разрешить ей – или не разрешить – войти во врата, ведущие…
Впрочем, куда там они ведут, эти врата, мы – как и сама Элизабет Костелло – не знаем, а можем только догадываться.
Она говорит:
Читать далее →

Читать далее →

О книге «Хоп-хоп, улитка»

Сегодня в чужом разделе беседовали о том, что является сетературой, а что — литературой. Заодно сама для себя озвучила, обдумала, да и за формулировкой понятия сетературы сбегала в поисковик.
Оказалось, уже сформулировано это понятие. Объяснено умными людьми.
Вот здесь. И — здесь.
Спорить не буду. Хотя приверженцы яркого и новаторского часто забывают о существовании более тонких, промежуточных оттенков.
Если сетература обязана быть гиперактивной, содержать ссылки и прочие интерактивные вставки, должна плавно перетекать в компьютерную игру и другие современные удовольствия, то как быть с Мартой Кетро, например?
И с другими авторами, чьи тексты начали жизнь в сети. У этих текстов нет бумажных черновиков, они имеют возможность, — пугающую, надо сказать, меняться на протяжении всей своей сетевой жизни, они могут просто исчезнуть практически навсегда, если того захотел автор — уже будучи прочитанными и привычно любимыми. И вообще, они — тексты. Без иронии и уничижения. Не рукописи, не рассказы, повести и романы. Тексты… Измеряются — в килобайтах. И количеством посетителей. И комментариев.
Читать далее →

Вы когда-нибудь покупали книжку от жадности? Со мной это недавно случилось. Захожу в книжный, смотрю, на полке стоит книга с заманчивым названием «В пьянящей тишине», а главное с великолепной фотографией маяка на обложке. Имя автора — Альберт Санчес Пиньоль — ни о чем мне не говорило, но я взяла роман, чтобы посмотреть аннотацию, она была весьма завлекательной, учитывая мое нынешнее увлечение всяческой мистикой и готикой. Мне было обещано, что я прочту об одинокой жизни метеоролога на Богом забытом антарктическом острове, где ему в первую же ночь встречается необыкновенная женщина, не то порождение ада, не то самое прекрасное существо на свете. Я воодушевилась, но тут мой взгляд упал на цену, и я поставила книжку обратно. 236 рублей мне было в тот момент не выложить. Устанавливая книжку рядом с другой, точно такой же, я увидела, что на ней стоит цена в 98 рублей. Я пристально сравнила оба издания по количеству страниц, и осмотрела дешевое на предмет дефектов. Их не было, заканчивались и начинались тексты одинаково, обложки были идентичны. Тогда, схватив дешевую книжку, я устремилась к кассе, пока в зале не обнаружили ошибку. Так я от жадности познакомилась с первой книгой каталонца Пиньоля, которым, оказывается, уже восторгается весь читающий мир.
Читать далее →

Первым пацанским фильмом стал «Бумер». Не путать с «Бригадой». В «Бригаде» навскидку видны, по меньшей мере, два косяка. Один косяк понятийный — там фигурирует хороший мент (не актер Панин, конечно же, этот — типичный гад, а тот, которого играет актер Гармаш), а, как известно, в истинно пацанском произведении искусства хороших ментов не бывает. Они и в природе-то не очень часто встречаются, а потому лишнее упоминание мента — положительного персонажа в литературе или же кино автоматически выводит произведение за рамки пацанского реализма в нишу шняги для быков и заставляет подозревать госучастие в финансировании проекта, потому как менты — это убогие, но любимые дети всякого государства. Второй косяк «Бригады» — чрезмерный закос в романтизм. Имеется в виду эта пресловутая дружба-неразлейвода между главными пацанами. Этот косяк уже скорее не против понятий (пацаны склонны к романтизму и всяко наплетут о вечной между ними дружбе), а против реализма в искусстве — ни одна реальная бригада не протянула бы столько серий без того, чтобы кого-то не замочить, причем, из лучших брател. Слабенькая попытка подтянуться у авторов фильма была замечена — когда свои хотели замочить Пчелу, но потом они таки сдулись — якобы телка его выручила, а во всем виноватым оказался пидор. Вот потому-то это и есть типичнейший романтизм для быков, а не настоящее искусство — понятно, что во всем пидоры виноваты, но чтобы телка выручила? Ха-ха.
Читать далее →

В прошлом годе довелось мне регулярно общаться в курилке с чрезвычайно начитанной девушкой, бывшей школьной учительницей русской литературы, а ныне сотрудницей банка. Девушка была не только начитанной, но и общительной, из курилки в банк ей возвращаться не хотелось, поэтому она подкуривала одну сигарету за другой, тем самым, заставляя и меня, ради приличия, обкуриваться до посинения. Говорили о литературе. Я ей рассказывал о прочитанных мною сетевых авторах, говорил: «Обязательно почитай Ли Че, Рока и Алекса Мая». Она же говорила больше о печатных модностях и новинках. Например, сто пятьдесят раз сказала: «Почитай Бегбедера. Тебе обязательно понравится». Во время следующей встречи в курилке она переспрашивала: «Так как там зовут того, что ты советовал прочитать?» «Ли Че», — отвечал я, — «А как там этого, твоего, Бэ-бэ…». «Бегбедера», — подсказывала она. И так целый год, каждый о своем.
Так вот наконец-то попался мне этот пресловутый Бегбедер, те самые «99 франков», которые советовала прочитать умная девушка из банка.
Читать далее →

Как-то давно имел опыт общения с карманником. Заехав по какому-то мелкоподрядному делу в дальний район города, был слегка в расстроенных чувствах, а потому разговорился с первым попавшимся подозрительным типом возле киоска. Быстро заподозрив в нем карманника (тип упорно настаивал, чтобы я взял вина подешевле, ведь все, что было в моих карманах, он уже считал своим), тем не менее, продолжил общение из чистого любопытства. После чего шел домой пешком в свой район два с половиной часа, поскольку время было зимнее и ночное, и машины, не то что в долг, вообще не останавливались. Впрочем, шел в настроении приподнятом и даже веселом — денег было украдено исключительно мало, хоть и последние — как раз на обратное такси, вешаться причин не было, зато воочию понаблюдал за работой профессионала. Вернее не понаблюдал — мелкие купюры, разложенные по разным карманам, в том числе, по внутренним и потайным, исчезли до единой самым непостижимым образом. Восхищался же я профессионализмом жулика чисто теоретически — всю дорогу анализируя, как он это все провернул. И пару приемчиков таки вычислил. Но сейчас не об этом…
Читать далее →