Повесть Братьев Барановых «Обратное уравнение» — еще одна пудовая гиря на чашу весов литературы, заставляющая противоположную чашку с тухлой требухой робских собчаков стремительным домкратом взлететь к потолку, намотавшись в полете на кишки эльфов и гоблинов.
Это в качестве краткой аннотации. По большому счету далее мой текст можете не читать, а сразу перейти по ссылке к упомянутой повести — http://zhurnal.lib.ru/b/bratxja_b/tipapowestx.shtml Сэкономите драгоценное время для хорошего чтения. Тем паче, что больше ничего сверхценного я сказать не смогу, буду только пересказывать.
Нечто странное со мной происходит при чтении и последующем обзоре сетевых авторов-произведений. К примеру, прочитав «Эклектиаз» Ли Че я совершенно не был готов к тому, чтобы пересказывать его сюжет, описывать героев и т.д., пытался все эдак выразить настроенчески, через побочные впечатления. Не давался мне его пересказ, все время хотелось сказать публике — идите и читайте сами с начала, а я не буду ничего говорить, чтоб не напортить ненароком нелепым касанием.
В случае же с Б.Барановыми, все как-то наоборот получается. Сюжет, вроде бы, совсем просто пересказать. Сидит, значит, человек, бывший майор госбезопасности, в ведомственном дурдоме. Попал он туда, как водится, до Событий (как выражается Вован Адольфыч Нестеренко, невесть что подразумевая — «до революции»), События тем временем проходят мимо, а потом герой вдруг оказывается кому-то нужен на воле, в нашем случае — своему бывшему начальнику, генералу госбезопасности же, для выполнения сверхсекретного и очень туманного задания. Согласитесь, типичная конструкция, хорошо наезженная в 90-х чернушными киношниками — чтобы достичь катарсиса на выходе, героя нужно было непременно поместить на время в тюрьму, чтоб ему потом было кому и за что отомстить. Дешево и сердито (сам пару раз таким приемом побаловался по молодости). Здесь Б.Барановы сработали четко по схеме: был некогда гордый советский офицер, общавшийся с диссидентами при помощи табурета, затем случились в его жизни всякие неприятности, вроде пьянства и гебоидной шизофрении, по причине чего он пропускает всю скукотищу горбачевской перестройки, а потом, вдруг оказывается на воле по не вполне понятным причинам — задание генерала уж очень туманно, если не сказать — условно. Здесь задача авторов ясна — любым способом вытащить кондового советского гэбиста-шизофреника с убеждениями в среду обитания новых человеков и посмотреть на его реакцию. Эффект незамыленного ока.
Второе важное. Собственно, стержень повести. Сидя в дурдоме, наш майор, как все сумасшедшие, складывает в мозгу некую теорию. В нашем случае это теория видов человеков, в своем роде классификация. Как и подобает теории шизофреника, она одновременно проста и невнятна. Люди, по-майору, делятся на фруктов, сухофруктов, хурму и анчоусов. Фрукты — высшие, анчоусы, соответственно, низшие.
В десятый раз повторюсь, заявив о том, что я не слишком начитан и профпригоден в литературоведении (спецприем — думаю, за такое самоуничижение во мне со временем будут подозревать кокетку и хитрого академика-литературоведа). Так вот, как не слишком начитанному литературоведу-кокетке, мне кажется, что тяга к классификациям человеков присуща не только шизофреникам, но и вообще пишущим. В первую голову приходит Достоевский со своим «тварь дрожащая или право имею», а дальше сами додумывайте, я уже отмазался заявлением о неначитанности. Но чутье скрытого литературоведа мне подсказывает, что желание разбить человеков на тех, кто право имеет, и тварей приходило в голову не только Федору Михайловичу. То же чутье мне подсказывает, что, согласно майору Б. Барановых, фрукт — это, некоторым образом, тот, кто право имеет, а анчоус — в своем роде, тварь дрожащая.
Что же случилось потом? Майор выходит из дурдома на выполнение задания под прикрытием бомжа. Задание, как уже говорилось, требовалось автору в качестве предлога, чтобы выманить рассказчика-наблюдателя в среду наблюдения. Поэтому вскорости оно становится более чем условным — майор начинает двигаться по жизни по собственным маршрутам, мало пересекающимся с указаниями начальства. Таков очевидный прием автора. И, разумеется, очень скоро майор, используя свои (художественно гиперболизированные) спецнавыки, превращается из бомжа в олигарха. Еще один излюбленный прием мыльных сериалов, но в данном случае совершенно необходимый автору — обзорность наблюдателя-олигарха много шире обзорности бомжа.
Далее тоже просто догадаться — на воле шизофреник-майор-олигарх начинает применять к новому обществу и его обитателям свою классификацию видов, приправленную гэбешно-патриотическим соусом. Не вижу смысла в дальнейшем пересказе, последующие события можно выразить одной фразой — и что же из этого всего вышло? Разумеется, не буду рассказывать, что вышло — вам-то тоже книжку читать.
А теперь поясню, почему повесть вызвала во мне такой щенячий восторг, несмотря на заявленные выше — «и это понятно, и то ясно, тот прием избит, этот наезжен» и т.д..
Первое. Сколько-то лет назад я прочитал у одного критика мысль о том, что современные литераторы все ищут свою нишу-тематику. Мол, непонятно им, что нынче истинно, и о чем нужно писать. Мол, была раньше эпоха, потом нечто невразумительное, а теперь что-то новое. И не могут скумекать литераторы — то о канувшей эпохе ностальгируют, на которую уже, по большому счету, всем тьфу и растереть, то об этом невразумительном пишут, что между эпохами случилось, а, по тому же счету, вряд ли хоть строчки стоит, то о новом времени что-то измышляют, толком не понимая, что же вокруг происходит.
Так вот, за время, что прошло с тех пор, как я прочитал эти слова критика, я увидел уже несколько книг, в которых авторы выложили очень прочный мост между прошлым и настоящим — не буду говорить насчет будущего, я в фантастике разбираюсь еще меньше, чем в простом фикшене. Другими словами, я увидел авторов, которые уже нащупали то, о чем нужно писать сейчас, проскочили эту глупую яму литературного безвременья. Я писал на них рецензии, мне не лень повторить для ссылки — Ли Че, Сергей Рок, Алекс Май. Братья Барановы из тех же авторов, которые знают, о чем нужно писать. Конечно, они, как и все нынешние пишущие, родились тогда — но они уже понимают (или начинают, или пытаются понимать) то, что происходит здесь и сейчас. Поэтому, «Обратное уравнение» в этом смысле — очень хороший освежитель мозга. Это повесть о том, что надо (хитро избежал противного слова «актуально»).
Второе. Классификация. Об этих «тварях дрожащих» в школе все уши прожужжали. А закинь в любой форум классификацию Б.Барановых с их анчоусами — так те же анчоусы тыщу комментов вмиг набросают. Я же в эту ловушку не сунусь — оспаривать и комментировать классификацию не буду. Все-таки она принадлежит гебоидному шизофренику, а потому она, по определению, совершенна — любой спор бессмыслен. Здесь автор ловко сработал — такой, казалось бы, простой прием, а теорию невозможно оспорить.
Еще я благодарен Б.Барановым за то, что они напомнили мне одну старую мыслишку. Как-то я всегда недолюбливал «Преступление и наказание» за то, что там Достоевский сам себя испугался. Зарубил Родион старушку и сам себя изъел мыслями, сдался с потрохами Порфирию. По классификации Б.Барановых выходит, что один анчоус зарубил другого, а потом был съеден фруктом. Так вот я всегда думал, а что если бы старушку зарубил Порфирий? Вот о чем Достоевский умолчал, лишь подразумевая, и что, разумеется, скрывали от нас в школе: если тварь помыслит о том, что она право имеет, то, понятное дело, ничего хорошего для этой твари в результате не выгорит, а если тот, кто право имеет, помыслит насчет старушки? Тоже понятно — зарубит пару миллионов старушек с детьми и помрет в величии. Здесь классификация сумасшедшего майора в чем-то дополняет классификацию Раскольникова, так сказать, расширяет и поясняет. Правда, концовкой Б.Барановы тоже скатились в достоевщину (не от этой ли концовки название — «Обратное уравнение»?), и понятно, такие классификации дело скользкое — шаг в сторону и ты фашист. Вот это второй серьезный прорыв повести — в самом деле, кто сказал, что Федор Михайлович закрыл тему своим тютей Раскольниковым? Почему бы не обновить его классификацию, глядя на новые реалии? Вспомнилось хорошее ненаше слово — апдейт.
Третье. Обычно в обзорах я упоминаю о языке автора, как о неком плюсе. Хотя, если рассудить, это излишне — если написано не по-русски, то я и читать не буду. Особенный смысл это имело только в случае с Ли Че — там автор играл с языком, стилизировал, там это прием, неотъемлемая часть проекта. Язык повести Б.Барановых — это язык очень умного человека. В то же время — это язык сумасшедшего, язык солдафона и патриота. Умный человек виден в красивой логике мыслей, идей и построений, иногда очень длинных и сложных, сумасшедший появляется, когда стройная логика умного человека недостаточна для поддержания красоты мысли, язык солдафона и патриота — это некий фон, ритм-секция. Наверное, это то, что мне понравилось в повести больше всего — по личным мотивам, нынче я больше увлекаюсь формой, чем содержанием. Языковая подача очень достоверна — сумасшедший майор настолько умен в своих логических построениях и настолько искренен в своей преданности долгу, настолько привержен идее государственности, что за героем совершенно не видно автора. Блестящий эффект. Как будто повесть написана лично майором без всякого участия Б.Барановых. Нигде не видно авторских ушей. Когда майор говорит о том, что он разговаривал с диссидентами при помощи табурета, возникает абсолютно реальное ощущение того, что да, именно этот человек, который это написал, именно так и разговаривал с диссидентами. Персонаж абсолютно реален, а потому, как в жизни — комичен, когда слаб, и опасен, когда силен. Вам смешно, когда майор обращает свое внимание на кого-то другого, и совсем не смешно, если он замечает кого-то, очень похожего на вас. А если еще учесть, что сумасшедший майор Сорокин — это квинтэссенция идеи, идеи классификации людей на фруктов и анчоусов, я не исключаю, что читатель-анчоус по ходу чтения может постоянно предвкушать удар табуретом по голове.
P.S. Братья Барановы безусловно относятся к рубрике «Обязательное чтение»

Лембит Короедов на СИ

Новый военный детектив, или Правда всегда аморальна

Хотел первой фразой написать о том, что произведений в жанре военного детектива я прочитал всего ничего. Конечно же, «Момент истины» Богомолова, а кроме него вспоминаются какие-то обрывки из советской военно-детективной литературы, призванной, развлекая, воспитывать. Потом подумал, а много ли их было, таких детективов? Не Турецких гамбитов, а детективов, помещенных во время Великой Отечественной, второй мировой? И не только во время, а в гущу военных событий? А если усложнить задачу и не считать детективом описание вылазок партизан и народных мстителей в тылу врага или, напротив, поимки шпионов в тылу нашем? Если это, к тому же, по сути, классический детектив с гениальным ограблением банка и вечной борьбой сыщика с вором. Думаю, не слишком ошибусь, сказав, что не так уж много. Буду очень благодарен, если мне кто-то назовет хотя бы один такой детектив. Я один уже могу назвать — «Терракотовые дни» Андрея Марченко.
Вполне понятно, почему написание такой книги было связано с трудностями ранее. Свежая война — тема особая. Всегда наличествует огромное количество табу, которые не дают автору реализовать классический детективный сюжет в чистом виде. Ну, подумайте сами, мог ли существовать в советской литературе, даже детективной и развлекательной, положительный герой — немец, носящий на рукаве нашивку СС? А профессиональный сыщик-коллаборационист? Как бы там ни было, а произведение о войне — это всегда пропаганда. О том, что есть хорошие парни — наши, и плохие парни — они. Победители — это всегда хорошие парни, побежденные — плохие. Бывают, правда, чудеса гуманизма в литературе, вроде, «Молодых львов», когда побежденные представляются не такими уж плохими парнями, а просто несчастливыми по воле судьбы, впрочем, победители при этом все равно неизменно остаются хорошими.
В некотором смысле книга Марченко ужасно неполиткорректна. При всем видимом гуманизме писателя. Совершеннейший парадокс, который, в то же время, делает ее очень правдоподобной. Гестаповцы расстреливают согнанных в барак евреев. Еврей Циберлович, чтобы спасти свою жизнь и жизнь своего сына Марика, хватается за соломинку и сообщает немецкому следователю Ланге (условно положительному герою!) о том, что готовится налет на банк. Ланге выслушивает показания и спокойно отправляет Циберловича назад в барак. Ждать расстрела. При допросе присутствует русский следователь Бойко (главный условно положительный герой), который сотрудничает с немцами. Бойко рассказывает Ланге о том, что Циберлович ранее проходил по делу о ложном доносе на врага народа. К тому же Циберлович самолично и навел на банк налетчиков, о которых только что сообщил. По всему выходит, что Циберлович — жулик и прохвост. С другой же стороны, Циберловича на другой день расстреливают, и покоится он в еврейской братской могиле. Что в этом случае следует по канонам гуманистической литературы? А следует то, что главный герой Бойко, чтобы остаться навеки положительным героем, должен тут же на месте уложить Ланге из парабеллума. Вместо этого Бойко продолжает сотрудничать с немцами, ходит с Ланге на футбол и в ресторан, ведет философские беседы о смысле жизни. Что, конечно же, правдиво: в самом деле, если бы каждый советский человек в ответ на убийство другого советского человека тут же убивал одного немца, то на свете очень скоро не осталось бы ни одного немца. Значит, не убивали, а сотрудничали. Правдиво, но аморально и противоречит национальной идее. Ведь так можно, чего доброго, додуматься до того, что коллаборационистов было больше, чем героев. О чем все догадываются, но писать об этом нельзя. Ой, погорячился, Марченко. Ему бы еще лет полста подождать, пока доска полностью очистится. А так читатели могут не понять и возмутиться.
Автор решает эту дилемму двумя способами. Война есть война, и от зверств никуда не убежишь, но автор пытается изображать картинку войны как бы отдельно от детективной канвы. Герои войны и герои детективной истории как бы не соприкасаются, хотя зачастую это одни и те же герои. Во-вторых, автор продвигает идею примирения. В том смысле, что война была давно, и пора бы уже воспринимать события исторически, воспринимая факты без эмоций. А если воспринимать факты без эмоций, то можно писать чистый детектив без пропаганды, политики и с героями, которые были ранее табуированными. Удается ли автору с помощью этих приемов смягчить реакцию читателя на ломку стереотипов — судить тому же читателю. На мой взгляд, не вполне удается. По той же причине крайней правдивости Марченко.
Помнится, в перестроечные годы, во время новой волны развенчания культа личности, приходилось часто слышать высказывание: «Какой бы ни был Сталин, а при нем мы в войне победили». Позже, во время активной дискредитации компартии это высказывание модифицировалось: «Какая бы ни была эта партия, а при ней мы в войне победили». Семьдесят лет употребления агиток давали о себе знать. Вот потому-то я и благодарен Марченко за правдивость. Его книга менее всего подтверждает то, что победа в войне — это заслуга некой партии. Он скорее опровергает этот тезис, насмехается над ним. Для этого достаточно посмотреть на героев Марченко, непосредственно участвующих в военных действиях: старшина, выносящий на своем горбу раненого майора с передовой. Несомненно, герой. Да только старшина несет майора, чтоб спину прикрыть, а еще оттого, что боится обвинений в трусости: бежал, мол, с поля боя, когда все полегли, и пули особиста. Тот самый раненый майор, закрывший грудью амбразуру и в одиночку подавивший огневую точку. Это не просто герой, а по всем статьям — Герой Советского Союза. А потом оказывается, что точку он подавил вовсе не в одиночку, а на пару со старшиной, да только старшина в этом не признался — других выгод искал, а самое главное — героический майор оказывается профессиональным вором Гусем с подложными документами! А другие? Летчик-ведущий, пожалевший сбить немецкий самолет с красным крестом, и всю дорогу на аэродром размышляющий о том, не сбить ли ведомого, чтобы не разболтал? А диверсант Вольских, заброшенный в подполье, и совершенно откровенно пытающийся там избавиться от старых опытных партийцев, которых считает хламом, только мешающим нормальной диверсионной работе? По Марченко получается, что именно они выиграли войну. Вот эти герои. Неблагонадежные.
Любимым рассказом моего деда о войне было то, как немцы, отступая, собрали всех дееспособных мужиков из нескольких сел и заперли их в сарае. Заперли с неизвестной целью, но затем будто бы забыли и ушли из села навсегда. Мужики выломали в сарае дверь, вышли к морю, уселись группами на лодки и поплыли по своим селам. Так вот та лодка, в которой плыли мужики из села моего деда, на беду попалась на глаза советскому летчику. Который и высадил в нее весь боекомплект. Самым смешным в рассказе было то, что мужики доставали из лодки дохлых бычков и махали ими в воздухе, пытаясь показать летчику, что они не немцы, а рыбаки. По легенде, пострадал только один старый дед, которому оторвало пулей палец. И таких историй о войне каждый знает тысячи, вот только в литературе они не слишком представлены. Не может же, в самом деле, советский летчик стрелять по советским же людям. Хоть и по ошибке. Еще одна правдивость книги Марченко. Она полна подобных историй. У него сбитый советский летчик направляет горящий самолет на колонну евреев, которых ведут на расстрел. По ошибке приняв их за немцев. Просто чудеса неполиткорректной правдивости. А еще у Марченко итальянские солдаты-диверсанты катают местных пацанов на катерах и даже дают пострелять из винтовок. По рассказам моего деда, румыны давали им пострелять из пулемета по чайкам. Поэтому я Марченко верю по мелочам. И опять же, никому из пацанов не пришло в голову застрелить итальянского диверсанта, чтобы стать пионером-героем. Наоборот, небось, радовались, катаясь на катере.
Написана книга на отличном русском языке, чему, читая, радуешься. Остросюжетны детектив, который хочется бросить на середине из-за корявости языка — это не об этой книге. Эту не бросите. Относительный минус, на мой взгляд — похожесть речи героев. Воры Колесник, Либин и Гусь, сыщики Ланге и Бойко, подпольщики, солдаты, жулики будто все в одной школе учились, а то и в университете, в одном городе-районе жили, одни книги читали. С другой стороны это несколько оправдано тем, что книга, по легенде, есть пересказ с чужих слов. То есть, по сути, это повествование от одного человека, от автора, который вкладывает в уста героев свои слова. Соответственно, требование к аутентичности речи персонажей несколько снижается. К тому же, большинство из них по сюжету действительно живут в одном городе и имеют сходное воспитание и образование. А воры в книге — вообще чуть ли не самые просвещенные личности, из привилегированных и маститых, а потому книга не изобилует примитивной псевдоворовской феней, что только плюс, ведь это классический детектив, а не экскурс в воровскую жизнь.
Очень радует точность в мелочах, фактах, общая правдоподобность картинки. Может быть, другие критики найдут какие-то неточности, натяжки. Люди, более осведомленные в военной истории. Для меня, дилетанта, все выглядит очень правдоподобно. Сам автор в пояснениях признается в некоторых натяжках, более технического свойства, но кажется мне, что без таких натяжек литература просто невозможна. Немного поразмышлял я на тему: стоило ли помещать события в вымышленный город Миронов, если явно узнается город-прототип? Хотя, может быть, это только я легко узнал город-прототип, будучи из него родом, как и автор. И, наверняка, у Марченко были свои причины для этого. Одна из них очевидна — таким образом, автор получил возможность наполнить город и книгу событиями, которые, фактически, происходили в других городах. Первым делом, конечно, приходит в голову футбольная тема — матчи местной команды с немецкими командами и диверсия с толченым стеклом в муке, какие события, как известно, происходили в Киеве. С этой точки зрения, автор, наверное, прав — книга становится ярче и объемней событиями.
Не буду писать собственно о детективной линии. Чтобы получить удовольствие от детектива, его нужно прочитать самому, а не слушать пересказ. Скажу лишь, что сам автор упомянул о том, что, при написании, имел в виду такие детективные блокбастеры, как «10 друзей Оушена» и «Ва-Банк». Мне, кроме этого, пришел в голову фильм «Леон» и всякие качественные детективы о групповом ограблении банка. Почему-то вспоминается Дональд Вестлейк, «Проклятый изумруд», видимо, потому, что его герой, организатор ограбления, носил смешную немецкую фамилию — Дортмундер.
Еще один большой плюс книги — это ее явная кинематографичность. Причем, многосерийная кинематографичность. Она просто просится на экран. Ниша военного детектива нынче скорее полупуста, чем полна наполовину. А потому кино обязательно будет. Лично я в этом ни капельки не сомневаюсь. Жаль только, что некоторые сломанные автором табу, кинематографисты снова вставят на место. Но и пусть им, все равно, хоть фильм про родной город посмотрю. Cобственно, а ссылочку-то и забыл. Вот щас вставляю — http://zhurnal.lib.ru/m/marchenko_a_m/day.shtml

Лембит Короедов