Лермонтов, было дело, сокрушался: «Публика не понимает басни, если в конце ее не находит морали». Но самого страшного Михаил Юрьевич, слава Богу, не увидел: после него мораль сожрала басню с потрохами. От Лермонтова до Чехова простирается полувековая пустыня слегка беллетризованной и скверным языком написанной публицистики, которую мы отчего-то считаем литературой. Добрый доктор Чехов, как умел, вылечил отечественную словесность от патологического мудрствования. Но рецидивы и по сю пору случаются. Последний тому пример – «Мертвый язык» Крусанова.
Читать далее →

Фото из журнала frecen_snork

Стиль Сарамаго, конечно, ни с чем не спутаешь. (Тут, само собой, можно поспорить о том, правильно ли говорить о стиле в переводе. Может это уважаемый господин Богдановский придумал нам особенного Сарамаго, а мы читаем-читаем, а португальского не знаем  Ну это так, шутки.) Хотя, шутки-шутками, а от стиля «речи» книг Сарамаго я чувствую себя облапошенным. Мол, экий фокус со мной провернули. А что это было-то? Когда я читал «Каина», то представлял Сарамаго почетным чукотским акыном, благо история странствий библейского первоубийцы располагает к растягиванию гласных под аккомпанемент окружающего пейзажа. Итак, о чем же последний роман акына самой высокой и лучшей марки?
Читать далее →

Внезапный отъезд Л.Н.Толстого из Ясной Поляны
(По телеграфу от нашего корреспондента).

ТУЛА, 29,Х. Из Ясной Поляны получено известие, что Лев Николаевич Толстой уехал неизвестно куда вместе со своим доктором Маковицким.
Л.Н.Толстой оставил записку, что желает конец жизни провести в уединении.

ТУЛА, 29,Х. (срочная). Возвратившись из Ясной Поляны, сообщаю подробности отъезда Льва Николаевича.
Лев Николаевич уехал вчера, в 5 часов утра, когда еще было темно.
Лев Николаевич пришел в кучерскую и приказал заложить лошадей.
Кучер Адриан исполнил приказание.
Когда лошади были готовы, Лев Николаевич вместе с доктором Маковицким, взяв необходимые вещи, уложенные еще ночью, отправился на станцию «Щекино».
Впереди ехал почтарь «Филька», освещая путь факелом.
На ст. «Щекино» Лев Николаевич взял билет до одной из станций московско-курской железной дороги и уехал с первым проходящим поездом.
Когда утром в Ясной Поляне стало известно о внезапном отъезде Льва Николаевича, там поднялось страшное смятение.
Отчаяние супруги Льва Николаевича, Софьи Андреевны, не поддается описанию.

«Русское Слово» 12 ноября (30 октября) 1910 года.
http://starosti.ru

Французская пресса просто взорвалась сообщениями в адрес Мишеля Уэльбека и Виржини Деспант. Все крупнейшие издания — Paris Match, Livres Hebdo, Libération, Figaro, Monde, Nouvel Observateur, Point  — все без исключения отдали первые полосы этой поистине сенсационной новости.

Всеобщий любимец Мишель получил премию за роман «La carte et le territoire», вышедший в издательстве Flammarion. Ему было отдано 7 голосов против 2, доставшихся Virginie Despentes с ее романом Apocalypse bébé.

Virginie Despentes, проигравшая Мишелю Уэльбеку в борьбе за Гонкуров, тут же (буквально через несколько минут) получила премию Ренодо!

По материалам обзоров sapronau

Нина Луговская. «Хочу жить! Дневник советской школьницы».
Издательство: Рипол Классик, 2010 г.

Читать чужие дневники — всё равно, что заглядывать в письма через плечо. Всё время кажется, что эта предельная искренность (когда между автором и белым листом отсутствуют посредники) исключительно для себя. И от возникшего чувства неловкости никуда не деться. Как никуда не спрятаться от боли и горечи, читая страницы этого дневника.
Пять лет дневниковых записей московской школьницы Нины Луговской охватывают период с 1932 по 1937 годы. В 13 лет Нина начала вести дневник, а в 18 была написана последняя строка. В 1937-м году Нина, её старшие сёстры и мама были арестованы по групповому делу «участников контрреволюционной эсеровской организации». Дневник Нины стал частью обвинения. В книге выделены места, которые были подчеркнуты следователем НКВД как антисоветские.
Читать далее →

Недавно я писал о завещании Марка Твена запретить публикацию его автобиографии в течение ста лет после его смерти. Век прошел, и уже 15-го ноября первый из трех томов появится в книжных магазинах. А тем временем предварительные заказы на него вывели еще не поступившую в продажу книгу в первую пятерку в Амазоне и Barnes & Noble. Народ хочет Твена!

Раритетное издание любезно предоставлено marcolfus и воспоминания посыпались, как из мешка.

А хорошо бы сделать подборку таких вот девичьих альбомов, начиная с пушкинских времен. Или со времен наскальных заметок охрой и белилами на стенах пещеры…

Уверена, что в этих записках будут кое-какие тексты, с той поры не изменившиеся.

Я уверена, что каждому читателю известен легендарный колумбийский писатель Габриэль Гарсиа Маркес. Его бессмертные произведения вошли в фонд мировой литературы и получили всеобщее признание.
Сама я являюсь поклонницей Маркеса с того самого момента, когда впервые (еще в школе) взяла в руки его книгу «Сто лет одиночества» (да-да, я не была оригинальна). По мере того, как я все ближе знакомилась с творчеством Маркеса, мне стало интересно, какие же писатели повлияли на него, что помогло сформировать его такой уникальный стиль. Ведь не секрет, что все прочитанное оставляет хотя бы небольшой след в сознании мыслящего человека.
Почитав различные интервью Габриэля Гарсии Маркеса, я сделала небольшую подборку его литературных предпочтений.

Полная иллюминация/Everything is illuminated.

Джонатан сафран Фоер/Лив Шрайбер.

2002/2005.

Юные двойняшки Ф первыми углядели останки повозкикрушения, всплывшие на поверхность: извивающиеся змейки белых ниток, бархатную перчатку с растопыренными пальцами, пустые катушки, зашмуценное пенсне, ягоды малины и ежевики, фекалии, рюши, осколки вдребезги разбитого пульверизатора, обрывок резолюции, истекающий алой кровью чернил: Я обязуюсь… Обязуюсь.» —  эту цитату из романа можно смело привести в качестве краткой, ёмкой метафоры самого этого произведения.  «...это не просто мальчик читает девочке вслух там, на чердаке, а все, кто когда-либо жил на земле читают ей» .  В этом романе есть практически всё. Практически всё, что  произрастает из очень простых, земных, обыденных и необходимых вещей.
К двадцати пяти годам каждый  среднестатистический человек в той или иной степени переживает  страх смерти и боязнь забвения — экзистенциальный ужас . А если этот молодой человек склонен к рефлексии? А если он к тому же «мальчик из хорошей еврейской семьи»? А если помимо прочего ему в восьмилетнем возрасте пришлось пережить страшный  несчастный случай ? Что ж, тогда (при наличии таланта)  результатом борьбы с экзистенциальным чудовищем может  стать блестящий роман, очень грустный по содержанию, но смешной и лёгкий для  восприятия.  “ Что хуже самой печали — это когда ты не можешь скрыть её от других». Печаль Фоера скрыта, однако читателю вряд ли уйти от собственной.
Читать далее →