(чтение Елены Блонди)

Альфред Бестер

Пи-человек. Рассказ

Как сказать? Как написать? Порой я выражаю свои мысли изящно, гладко, даже изысканно, и вдруг — reculer pour mieux sauter^[2] — это завладевает мною. Толчок. Сила. Принуждение.

Я не владею собой, своей речью, любовью, судьбой. Я должен уравнивать, компенсировать. Всегда.

Quae nocent docent. Что в переводе означает: вещи, которые ранят, — учат. Я был раним и многих ранил. Чему мы научились? Тем не менее. Я просыпаюсь утром от величайшей боли, соображая, где нахожусь. Ч-черт! Коттедж в Лондоне, вилла в Риме, апартаменты в Нью-Йорке, ранчо в Калифорнии. Богатство, вы понимаете… Я просыпаюсь. Я осматриваюсь. Ага, расположение знакомо:

Охо-хо! Я в Нью-Йорке. Но эти ванные… Фу! Сбивают ритм. Нарушают баланс. Портят форму.

Я звоню привратнику. В этот момент забываю английский. (Вы должны понять: я говорю на всех языках. Вынужден. Почему? Ах!)

— Pronto. Ессо mi, Signore Storm. Нет. Приходится parlato italiano. Подождите, я перезвоню через cinque minute.

Re infecta.^[3] Латынь. He закончив дела, я принимаю душ, мою голову, чищу зубы, бреюсь, вытираюсь и пробую снова. Voila!^[4] Английский вновь при мне. Назад к изобретению А. Г. Белла («Мистер Ватсон, зайдите, вы мне нужны»).

— Алло? Это Абрахам Сторм. Да. Точно. Мистер Люндгрен, пришлите, пожалуйста, сейчас же несколько рабочих. Я намерен две ванные переоборудовать в одну. Да, оставлю пять тысяч долларов на холодильнике. Благодарю вас, мистер Люндгрен.

Хотел сегодня ходить в сером фланелевом костюме, но вынужден надеть синтетику. Проклятие! У африканского национализма странные побочные эффекты. Пошел в заднюю спальню (см. схему) и отпер дверь, установленную компанией «Нэшнл сейф».

Читать далее →

(чтение Елены Колчак)

Часть I
ГЛАВА 1

Рекомендуется сервировать стол одинаковыми приборами и посудой однообразного фасона и расцветок.
Книга о вкусной и здоровой пище

Вороны в тот день летели по небу не простые, а красные.
Примета была самая дурная, да что с того: давненько уж не бывало в Многоборье добрых знамений. Если у кого в печи убегала из горшка каша, то непременно в сторону устья, к убытку; кошки даже в жару спали, спрятав голову под живот, – к морозам; вышедший ночью во двор по нужде обязательно видел молодой месяц с левой стороны. У многих чесалась левая же ладонь, предвещая новые налоги. Мыши в домах до того обнаглели, что садились за стол вместе с хозяевами и нетерпеливо стучали ложками. Повадился ходить со двора во двор крепкий таракан Атлантий – он безжалостно пенял людям, что не сметают крошек на пол, и возразить ему было нечего. В разгар зимы корова родила теленка, доподлинно похожего на бондаря Глузда. Бондаря, конечно, проучили до смерти так не делать, да что толку бить по хвостам?
Время от времени выходили из боров недобитые отшельники-неклюды, приговаривали так: вот, не слушались нас, то ли еще будет, захотели себе начальной власти, терпите нынче и не вякайте.
И не вякали: сами виноваты, крикнув себе князя.
Князь Жупел родился не от благородных пращуров, а вышел непосредственно из грязи. Дело было летом, как раз напротив постоялого двора старого Быни. Там посреди дороги вечно держалась лужа – ни у кого не доходили руки завалить ее песком и щебнем. И в некоторый день что-то в луже оживилось, забулькало, а потом начало и пошевеливаться. На беду, в эти дни по дороге никто не промчался на коне сломя голову. «Шевелюга обыкновенная», – решил старый Быня, и нет бы ему шурануть пару раз вилами в грязь, так он еще лужу-то огородил веревкой и привязал к ней красные лоскутки.
Через какое-то время стало понятно, что это не просто шевелюга, коли можно различить у нее руки, ноги и даже голову. То и дело по луже пробегала мелкая рябь. К постоялому двору, обычно безлюдному, начал подтягиваться народ. Кое-кто утверждал, что это ночью чужой проезжий пьяный свалился с телеги, а теперь вот мучается. Решено было поднести несчастному ковшик браги. Но подноситель и сам пил непробудную чашу, руки и ноги его не слушались, брага пролилась прямо в лужу. Зашипело и забулькало живее прежнего – должно быть, от дрожжей, – тело обозначилось крупней и лучше, в голове даже прорезались глазки. Глазки были небольшие, зато близко посаженные, белесые, с тоненьким черным и продольным зрачком. Было еще, оставалось время навести порядок все теми же вилами, но всем хотелось поглядеть, что будет дальше.
Читать далее →

1.

Привычка свыше нам дана, замена счастию она.

Прометей

Багровые пятна зловеще выделялись на смятой салфетке. На ярко блестевшем лезвии лежавшего рядом ножа, приглядевшись, можно было заметить похожие красноватые полосы. Кое-где в углублениях резьбы на рукоятке виднелись темные точки.

Я, конечно, не стала брать нож в руки — даже не стала до него дотрагиваться. Почувствовав себя героиней триллера, рефлекторно оглянулась — никого — приподняла довольно длинную банкетную скатерть и заглянула под стол (если на ноже — кровь, то должен быть и мертвец, а по всем законам жанра именно под столом ему самое место). Даже вдохнула на всякий случай поглубже — ведь при обнаружении трупа девушке положено орать, да?
Приготовления мои, однако, пропали втуне — трупов под столом не обнаружилось. Собственно, там не было вообще ничего.
То есть, ничего, так сказать, нештатного. Имелся пол, на полу, естественно, крошки, пара апельсиновых шкурок и несколько смятых салфеточных обрывков.
Ой! Штора, закрывавшая дверной проем справа от меня, шелохнулась — как будто кто-то только что из-за нее выглядывал. Кто-то? Ну да, или что-то, например, сквозняк.
Сквозняк-то сквозняк, но салфетка и нож по-прежнему лежали на столе и по-прежнему были покрыты зловещими красными пятнами.
Но раз есть окровавленный нож, то, вероятно, должно быть и тело. Либо раненое, либо уже неживое, так? И если его нет под столом — значит, оно где-то еще?
Что ж, для начала на всякий случай оглядимся: по-прежнему никого. И штора больше не шевелится.  Бездыханных окровавленных тел тоже не видно. Все те, что пока еще дышат, делают это весьма активно: пляшут, не жалея ног, оркестр в соседнем зале гремит так, что вполне можно стрелять без глушителя.

Самое время незаметно присоединиться к общему веселью, как будто никаких ножей я и в глаза не видела. А можно все-таки поискать тело? Если не мертвое, то хотя бы раненое…

Вот только нужно ли? Ох, Маргарита Львовна, все-то тебе неймется!
Читать далее →

Введение

Прекрасная все-таки штука — женитьба. Жениться и выходить замуж должны все, если, конечно, у человека нет веских причин не делать этого — скажем, если он или она Папа Римский. Лично я, насколько мне известно, женат второй раз и нисколько об этом не жалею.

В чем секрет счастливого брака? Можете считать меня романтиком, но мне кажется, что многовековой практикой выработан простой и изящный ответ на этот вопрос: отдельные ванные комнаты. Дайте двум людям пространство, чтобы разложить свои туалетные принадлежности, — и получится прочная семья. Заставьте же их из года в год совершать свой туалет в общей крошечной ванной и постоянно обнаруживать в расческе чужие волосы — и кто вспомнит, что в начале пути они обожали друг друга? Будь это хоть Ромео и Джульетта. Даю слово, они начнут подсыпать друг другу стрихнин.

Безусловно, и в самой идеальной семье, в семье, где ванные комнаты находятся аж в 25 метрах друг от друга, не обойтись без некоторых трений. Ведь семья обычно состоит из мужчины и женщины, а их не зря относят к «противоположным полам».

Почему Мужчинам и Женщинам Трудно Жить Вместе

Рискуя сделать слишком общий вывод, я все же сказал бы, что основная проблема сводится к следующему.

ЧЕГО ХОЧЕТ ЖЕНЩИНА? Чтобы ее любили, чтобы выслушивали, чтобы желали, чтобы уважали, чтобы испытывали в ней необходимость, чтобы ей доверяли, а иногда просто, чтобы ее держали в объятиях.

ЧЕГО ХОЧЕТ МУЖЧИНА? Билет на бейсбол.

Итак, мы убеждаемся, что мужчины и женщины имеют не совсем одинаковые цели. Именно поэтому едва ли не единственный случай, когда два человека противоположного пола достигают долговременной стабильности брака, — это когда по крайней мере один из них находится в состоянии невменяемости.
Читать далее →

(отрывок из романа)

Глава IV. О том, как хороший человек Хесус Mapия Коркоран против воли стал орудием зла

Жизнь Пилона и Пабло текла спокойно и очень приятно. По утрам, когда солнце выплывало из-за сосен, а далеко внизу искрился и играл волнами голубой залив, они неторопливо и задумчиво поднимались с постелей.
Солнечное утро – это время тихой радости. Когда высокие мальвы усыпаны сверкающими росинками, на каждом листке трепещет драгоценный камень, пусть ничего не стоящий, но зато прекрасный. Эти часы – не для спешки, не для суеты. Утро – время неторопливых, глубоких, золотых мыслей.
Пабло и Пилон в синих бумазейных штанах и синих рубахах рука об руку спустились в овраг за домом, а вернувшись, расположились на крыльце греться на солнце, слушать рожки рыботорговцев на улицах Монтерея и обсуждать сонно и рассеянно происшествия, волнующие Тортилья-Флэт, ибо каждый раз, пока земля оборачивается вокруг своей оси, в Тортилья-Флэт успевает произойти тысяча важнейших событий.

На крыльце они предавались блаженному покою. Только пальцы их босых ног порой постукивали по теплым доскам, отгоняя надоедливых мух.
– Если бы это была не роса, а бриллианты, – сказал Пабло, – мы бы разбогатели. Мы бы пили без просыпу всю жизнь.
Но Пилон, несший проклятие педантизма, возразил:
– Тогда бы у всех было много бриллиантов. И они ничего не стоили бы, а за вино всегда надо платить. Вот если бы вдруг пошел винный дождь, а у нас была бы цистерна, чтобы его собирать…
– Только чтобы дождь шел из хорошего вина, – перебил Пабло. – А не из того паршивого пойла, которое ты приволок в прошлый раз.
– Я ведь за него не платил, – сказал Пилон. – Кто-то спрятал бутылку в траве у дансинга. Чего же ты хочешь от найденного вина?
Читать далее →

Лидия Винничук «Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима», отрывок из книги

Первые философы, ионийские мыслители, не были учителями или лекторами. Лишь в VI в. до н. э. Анаксимандр, а за ним Анаксимен пытались делиться своими знаниями.

В Италии, в Элее, возникла элейская школа, с которой связаны имена Ксенофана из Колофона и Парменида (VI–V вв. до н. э.); как о формально организованном институте можно говорить о школе Пифагора. Школы эти, однако, развивали свою деятельность вне пределов Греции в собственном смысле слова.
Читать далее →

Борис — личность одиозная и сакраментальная (список эпитетов можно продолжить, главное,чтоб повеличественнее и с интригой). Поэт, лингвист и народный филолог, основатель философского направления стрючкизма как способа защиты семантики слова в условиях высушивания парадигматических связей. (подробнее тут)

Время от времени он появляется на страницах нашего портала, да просто так, чтоб всех встряхнуть, и каждый раз я думаю, прочитывая новые поэтические сроки народного поэта — наверное, литературный вечер, где суровый Борис сам декламирует свои суровые стихи — то еще зрелище, полное чистого удовольствия.
Но пока приходится удовлетворяться (довольствоваться?) тем, что есть. А есть — новая поэма Бориса Суросевова под многозначительным названием «Бубочник».

Далеко

Учение, развивая тему круга,
Наматывая концепцию коллайдера
На все, на что можно наматывать,
О сущностях далей
Так же слепы в ощущеньях
Как трезвенник в рассуждениях о винах,
Красных, белых иль желтых.

Осенний стих

Нельзя сказать – лежу,
Ведь заяц не лежит.
Он снежен и прекрасен.
Пойти, сожрать.
Нет здесь пути иного.
Сожрать, мечтать.
Сожрать, мечтать.
Читать далее →

ОБЕТОВАННАЯ

Сорвался хамсин, беспощадный загадочный зверь
Всадники армагеддона сеют мельчайший песок
Засыпая глаза колкой пылью пустынь аравийских
Забивая ноздри и горло злобой джиннов востока.

Липкий наждак твоей кожи скоро поднимет барханы,
Треснет лепёшкой иссохшей
Прольётся маслом олив
Это святая земля
Обетованная сладость
Пункт назначенья
Конечная станция
Всем выходить из вагонов.

Архангел встречает гостей
Привет, говорит Джебраил
Вы прибыли вовремя, будет диктант
Сто четырнадцать сур
Писать только кровью
Не важно, своей ли, чужой
На красном арабском песке
Торопитесь, у нас ограничено время
Хамсин засыпет песчаным покровом следы
Всех, кто не уложился в регламент.

Читать далее →