(чтение Елены Колчак)

L’homme aux cercles bleus

Матильда достала блокнот и сделала следующую запись: «Типу, что сидит слева, на меня абсолютно наплевать».
Она отхлебнула пива и бросила быстрый взгляд на соседа, крупного мужчину, добрых десять минут барабанившего пальцами по столу.
Она вновь открыла блокнот: «Он уселся так близко от меня, словно мы знакомы, хотя я никогда его прежде не видела. Совершенно уверена, что не видела. Об этом типе в черных очках нельзя сказать ничего особенного. Я сижу на террасе кафе «Сен-Жак», мне принесли кружку пива. Пью. Я полностью сосредоточилась на этом самом пиве. Больше в голову ничего не приходит».
Сосед Матильды продолжал барабанить по столу.
— С вами что-то случилось? — спросила она.
Голос у Матильды был низкий и хрипловатый.
Мужчина подумал, что это голос женщины, которая курит не переставая с утра до ночи.
— В общем, нет. А что? — поинтересовался он.
— Да, знаете ли, ваша барабанная дробь меня нервирует. Сегодня меня всё выводит из себя.
Матильда допила пиво. Оно показалось ей пресным — типичный воскресный вкус. Матильда называла это «болезнью седьмого дня», и ей казалось, что она подвержена этому весьма распространенному недугу больше, чем какому-либо другому.
— Вам лет пятьдесят, насколько я могу судить, — произнес человек, не отодвигаясь от неё.
— Возможно, — ответила Матильда.
Она была сбита с толку. Что этот тип к ней привязался? Всего лишь секунду назад она заметила, как ветер сдувает струйку фонтана, что напротив кафе, и вода стекает по руке статуи ангела, стоящей внизу: возможно, именно такое мгновение может подарить ощущение вечности. А этот тип сейчас как раз портил ей единственное мгновение вечности за весь седьмой день.
Читать далее →

В сети нашлись очаровательные иллюстрации к роману Сенкевича на открытках начала 20-го века

Читать далее →

– Он не должен был позволять себе дурного вкуса, – сказала старику женщина с постоялого двора.
– Не следовало вкладывать палец в рот спящей женщины или делать что-нибудь в этом же духе.

Ясунари Кавабата, «Дом спящих красавиц»

В классике есть все. И каждый сможет найти то, что ему хотелось бы увидеть. Классика бывает разной: это не только Евгений Онегин и Андрей Болконский, герой нашего времени и Анна Каренина. Это «Семья вурдалака» Алексея Толстого и «Серебряный волк» Куприна, «Черный монах» Чехова и знаменитый «Вий» Гоголя.

Рассмотрим классическую литературу с другого ракурса. С ракурса таинственного и страшного – мира готики.

Готическая литература – одно из самых жутких и неоднозначных явлений в мировой литературе. Построенная на наших самых низменных, животных страхах и интересах она заставляет с головой погружаться в мрачные миры одних и с отвращением глядеть на все это других. Но самое главное то, что готическая литература, несмотря ни на что, всегда сохраняет свою популярность, видоизменяясь под воздействием течения времени.
Готическая литература возникла в середине 18 века в Англии, как реакция на рационализм века Просвещения. Основным жанром стал роман-произведение мистического толка, героями чаще всего становятся призраки, вампиры, люди с мрачным загадочным прошлым.

Влиянию готического сумрака подверглась и русская литература девятнадцатого века. Родоначальником русской готики считается декабрист Александр Бестужев, который под псевдонимом Марлинский написал «Ливонские» повести», эти произведения сочетают в себе традицию готического романа Вальтера Скотта: «Замок Венден», «Замок Нейгаузен»,«Ревельский турнир», «Кровь за кровь».
Читать далее →

Расщепляя очередную кедровую планку руками, Томии-сан терпеливо улыбается своим гостям, демонстрируя процесс создания традиционной японской бадьи для купания – такие почти никто уже не использует. Сидя на полу своего тесного старого магазинчика, он с помощью пальцев рук и ног по старинке делает деревянные бадьи. Обработанная вручную с помощью инструментов его деда, кропотливо соединенная бамбуковыми колышками, каждая кедровая планка гладко остругана и оставлена неполированной – чистая природная красота, доведенная до совершенства не стремящимися к внешнему лоску и эффектности руками одного из последних подлинных мастеров.

Пожилые соседи – единственные, кто использует его бадьи по назначению. Лишь немногие бережливы настолько, что приносят мастеру свои изношенные бадьи для ремонта – и мастер любит их за это. Некоторые из пожилых соседей отказываются пользоваться стиральными машинками – ведь они вряд ли как следует отстирывают грязь. Стирка шелковых кимоно по старинке в деревянных кадках заставляет пожилых женщин двигаться, сохраняет давние традиции.
Читать далее →

Лидия Винничук «Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима», отрывок из книги

Ведь беспочвенны жалобы, будто лишь немногим дана способность к познанию, большинство же, мол, из-за неразвитости ума напрасно теряет время и труды. Напротив: немало найдешь ты и легких на соображение, и скорых на учение. Ибо это от природы присуще человеку, и как птицы рождаются для полета, кони для бега, а дикие звери — чтобы быть свирепыми, так нам свойственны усердие и острота ума… Появление тупых и непонятливых не меньше противоречит природе, как явление телесных уродств и всяких чудищ; но их очень мало.

Квинтилиан. Воспитание оратора, I, 1, 1—2

По мнению Плутарха, в Риме совместное, коллективное обучение началось в середине III в. до н. э., когда там открыл свою школу Спурий Карвилий (Плутарх. Римские вопросы, 59). Нет, однако, сомнений, что групповое обучение существовало в Риме уже значительно раньше. Это подтверждают и сообщения Тита Ливия.

Как мальчики, так и девочки начинали учиться в семь лет. Девочки из богатых семей — дома, под руководством матери, мальчики имели своего домашнего учителя, а те, кто происходил из семей менее состоятельных, посещали школу. Школы эти были частными, содержали их чаще всего греки-вольноотпущенники. Мальчики, ходившие в школу, были под постоянной опекой воспитателя-педагога: он сопровождал их на занятия, а дома исполнял роль воспитателя и учителя одновременно. Квинтилиан предъявляет к педагогам серьезные требования: прежде всего они должны иметь соответствующее образование, а если у них его нет, то отдавать себе отчет в этом. «Нет ничего хуже людей, мало продвинувшихся в науке дальше начальных сведений, а уже преисполненных ложной уверенности, будто они ученые!»

Бронзовая счетная доска. I в. н. э.

Читать далее →

Приключения Отца Брауна, сборник рассказов

Все были согласны в том, что благотворительный базар, устроенный в Мэллоувудском аббатстве (конечно, с согласия леди Маунтигл), удался на славу. Качели, карусели и панорамы вовсю развлекали народ; я отметил бы и самую благотворительность, если бы кто-нибудь из присутствующих там лиц объяснил мне, в чем она состояла.
Как бы то ни было, нам придется иметь дело далеко не со всеми этими лицами, прежде всего – с тремя из них, а именно с одной дамой и двумя джентльменами, которые, громко споря, проходили между главными павильонами или, точнее, палатками. Справа от них помещался прославленный провидец, чье малиновое обиталище испещряли черные и золотые божества, многорукие, как спруты. Быть может, они свидетельствовали о том, что не оставят его своею помощью; быть может, попросту воплощали мечту любого хироманта. Слева стоял шатер френолога, украшенный, не в пример скромнее, на удивление шишковатыми черепами Сократа и Шекспира. Как и подобает истинной науке, здесь были только белая и черная краски, только числа и чертежи; малиновая же палатка, где царила тишина, завлекала таинственным темным входом. Френолог по фамилии Фрозо – юркий смуглый человек с неправдоподобно черными усами стоял у своего святилища и объяснял неведомо кому, что любая голова окажется такой же значительной, как у Шекспира. Едва показалась дама, он кинулся на нее и со всей старомодной учтивостью предложил пощупать ее череп.
Дама отказалась до грубости вежливо, но мы простим ей это, ибо она была увлечена спором. Простим мы и потому, что она была хозяйкой, самою леди Маунтигл. Никто не назвал бы ее неприметной: глубокие темные глаза светились каким-то голодным блеском, а бодрая, даже яростная улыбка несколько противоречила изможденному лицу. Наряд ее был причудлив, согласно тогдашней моде, ибо происходило это задолго до войны, так успешно научившей нас серьезности и собранности. Одежды походили на палатку провидца, в них было что-то восточное, их испещряли диковинные, тайные символы. Но все знали, что Маунтиглы свихнулись, то есть, в переводе на язык науки, что они занимаются восточной культурой и восточными верованиями.
Читать далее →

1. Здравствуйте, Елена. Новый год – дело хорошее. Здесь можно помечтать. Вы – писатель известный, всеми уважаемый – скажите нам что-нибудь литературно-будущное, что-то светло-особое – ну например, будет чудо, или например – юдо (тоже чудо). Не знаю даже, как сформулировать.

Здравствуйте, Элтон!

У меня с чудесами все просто. Они всегда вокруг и везде, и их так много, что каждый сам волен выбирать – верить в них или не замечать вообще. Я думаю, Новый Год в какой-то степени и придуман для того, чтоб в чудо не верящие могли себе позволить разок в году в него поверить. Такой совсем маленький разочек, крошечная часть на стыке двух 365-дневок ). Так что, каждому в это время – пусть свое собственное чудо.
Читать далее →