«Тетушка Хулия и писака» — один из наиболее известных романов перуанского автора. Эта книга во многом автобиографична: Льоса был женат на собственной тетушке, а также имел знакомство с автором популярных радиопостановок, что и легло в основу романа. Впрочем, не смотря на это, автора нельзя обвинить в недостатке воображения. Композиционно роман построен так, что автобиографические главы, рассказывающие о романе юноши и его дальней родственницы тетушки Хулии, чередуются с душераздирающими новеллами, которые пишет Педро Камачо – тот самый Писака. Пожалуй, экспериментирует Льоса только в области композиции: по форме этот роман напоминает «Если однажды зимней ночью путник» Итало Кальвино. Так же как и роман Кальвино, «Тетушка Хулия» насыщена вставными конструкциями, на первый взгляд не связанными между собой. Однако Льоса вовсе не заставляет читателя ломать голову и подбирать ключ к повествованию – его роман вполне традиционен и выглядит простецки на фоне многогранной латиноамериканской прозы. И даже путаница с именами и персонажами радиопостановок Камачо объясняется до неприличия тривиально – у Писаки просто съехала крыша, ему пора отдохнуть и подлечиться. Впрочем, нельзя недооценивать, сюжетная путаница и переходящие из постановки в постановку персонажи – главная метафора романа. Те, кто смотрел в начале девяностых бесчисленные мексиканские и бразильские сериалы поймут, о чем я. Любое «мыльное» произведение ограничено по своей сути: одни и те же образы, сюжетные коллизии и приемы. Все подчинено одной цели – приковать внимание потребителя.
Автобиографическая линия в романе оказывается второстепенной. Отношения юного журналиста с собственой тетушкой – лишь фон для главного исследования. Вот что автор говорит о своем романе: «Мне хотелось исследовать этот феномен массовой культуры — жанр радиотеатра был очень популярен в Латинской Америке в 40-50-е годы, так же, наверное, как сегодня бесконечные телесериалы, заполонившие наш экран. Как получается, что подобные радио- и телеопусы пользуются такой огромной популярностью у зрителя? Почему их смотрят культурные люди и невежды, бедняки и богачи, горожане и деревенские жители? Меня всегда интересовала эта проблема: какова механика этого явления, что притягивает огромную аудиторию? И я написал роман».
Читать далее →

«Шоша» — один из главных романов нобелевского лауреата по литературе Исаака Башевиса Зингера. В аннотации его почему-то окрестили еврейской «Лолитой», мягко говоря, оснований для подобных сравнений было не много. Впрочем, будем толерантны по отношению к нашим издателям – им, беднягам, и так нелегко. Подумаешь, спутали чистую и любящую еврейскую дурочку с набоковской героиней. С кем не бывает? Забудем же о казусах и сосредоточимся на литературе. Тем более что там есть на чем сосредоточиться.
Читать далее →

Это роман стал событием не только в Норвегии. В 2007 году он включен в десятку лучших книг по версии «The New YorkTimes Book Review», и по сей день «Пора уводить коней» остается одним из самых продаваемых норвежских романов во всем мире. Секрет его успеха раскрыть не так уж и сложно. Во-первых, Петтерсон блестящий стилист. Его слог завораживает, язык романа в меру описателен и лишен экспериментов, непонятных неискушенному читателю. Во-вторых, он пишет о жизни просто, но вместе с тем глубоко.
В большой степени поспособствовала успеху и композиция романа. Ретроспективные главы, повествующие о юности главного героя, чередуются с бытописанием его жизни в преклонном возрасте. Причем, главы о размеренной отшельнической жизни старика в деревне не менее интересны, чем драматичное сюжетообразующее повествование о его юности. Основной конфликт романа прост и вечен, как сама жизнь: двое мужчин, каждый из которых имеет свою семью и детей, любят одну женщину. Однако, от этого роман не превращается в банальную мелодраму. Лето, проведенное в деревне и последующий уход отца из семьи – события, которые становятся для Тронда Сандера отправной точкой в познании самого себя. Счастье от сельского уединения, тяжелой работы в тандеме с отцом, становится для Тронда недолгим. Вернувшись в город, он понимает, что больше может не увидеть отца. Кажется, что он готов пережить потерю любимого человека, ведь главное, что он усвоил за лето – «ты сам решаешь, когда тебе станет больно». Отец заранее готовит сына к тому, что произойдет. Но личная драма, пережитая в юности, не проходит бесследно. В старости Тронда преследует мысль о том, что он проживает чужую судьбу. Он многое понимает, увидев себя и бывшую жену во сне: Читать далее →

«Шалтай-Болтай сидел на стене.
Шалтай-Болтай свалился во сне.
Вся королевская конница,
Вся королевская рать
Не может Шалтая,
Не может Болтая,
Шалтая-Болтая собрать.
Английская народная песня в переводе С.Я. Маршака.

Знакомьтесь, Хьюи Лонг, губернатор штата Луизианны с 1928 по 1932 год, следующие три года был сенатором, собирался баллотироваться в президенты, но не дожил. Он был обстрелян прямо в здании администрации Луизианы. Стрелявшего охрана расстреляла на месте. Получивший смертельные раны, Лонг скончался в больнице, построенной по его распоряжению.
Хороший беллетрист взял бы за основу сюжета судьбу Лонга и слепил крепкий бестселлер, но Роберт Пенн Уоррен был поэтом и из того же материала написал великий роман, получивший Пулитцеровскую премию.
В первых главах «Вся королевская рать» надевает маску истории о политике, где, как нам уже давно известно, она все то же банальное грязное дело. С первых страниц роман цепляет не сюжетом о политической кухне, а поэтической способностью Уоррена разглядеть на фоне мчащегося по шоссе кадиллака с Вилли Старком (прототипом Хьюи Лонга) и его свитой вечное мироздание — «Корова будет стоять по колено во мгле, смотреть на черную тень и сноп света, а потом на то место, где была тень и был свет, с тяжелым, смутным кротким равнодушием, с каким смотрел бы Бог, или Судьба, или я, если бы я стоял по колено во мгле, а черная тень и слепящий свет проносились мимо меня и таяли среди полей и перелесков.» — и литературными сравнениями, мимо которых я не смогла пройти равнодушно — «камешки затрещали под днищем (машины), как сало на сковородке» или «поля шляпы легли на мрамор волнами, как лист теста на начинку пирога». И если бы Уоррен продолжил в том же духе, это был очень хороший роман. Читать далее →

Ибо только красота, мой Федр, достойна любви и в то же время зрима; она, запомни это, единственная форма духовного, которую мы можем воспринять через чувства и благодаря чувству — стерпеть. Подумай, что сталось бы с нами, если б все божественное, если бы разум, истина и добродетель являлись нам в чувственном обличье? Разве мы не изошли бы, не сгорели бы от любви, как некогда Семела перед Зевсом?

В своем маленьком шедевре — «Смерть в Венеции» — Томас Манн исследует взаимоотношение аполлонического и дионисийского начал, разума и чувства.

Стареющего Густава фон Ашенбаха посетило опьяняющее чувство любви. С этих пор в нем начинают противоборствовать два начала, символизирующие разум и чувство. После нескольких попыток ограничить себя, сбежать, Ашенбах отдается во власть вакхического состояния: радости, возбуждения. Последующий сон — это символ оргии на руинах разума. Повсеместная смерть — это и табу и одновременно его разрушение. Она умерщвляет волю и освобождает чувственность героя. Читать далее →

«Лысая певица» Эжена Ионеско – одна из главных пьес театра абсурда, течения, которое зародилось в Европе в пятидесятые годы 20-го века. Это направление еще называют антидрамой. Одна из главных задач метода – освобождение от власти рационального. Разум мешает познанию, поэтому представители антидрамы пытались передать свои идеи через абстракцию.
Ионеско задумал «Лысую пеевицу» в то время, когда изучал английский язык: «Я добросовестно переписывал фразы, взятые из учебника английского языка. Внимательно перечитывая их, я познавал не английский язык, а изумительные истины: например, что в неделе семь дней. Это то, что я знал и раньше. Или: «пол внизу, потолок вверху», что я тоже знал, но, вероятно, никогда не думал об этом серьёзно или, возможно, забыл, но это казалось мне столь же бесспорным, как и остальное, и столь же верным…». По сути, диалоги этой пьесы, кажущиеся на первый взгляд бессодержательными, трансляция все тех же прописных истин доведенных до абсурда. Герои пьесы Смиты и Мартины – двойники, мало чем отличающиеся друг от друга семьи обывателей. Аркадий Бартов пишет: «Герои «Лысой певицы» – образцовые конформисты. Их сознание, обусловленное штампами, имитирует спонтанность суждений, порой оно наукообразно, однако внутренне – дезориентировано; они некоммуникабельны. Догматичность, стандартный фразеологический набор их диалогов бессодержателен».
Не случайно Ионеско дает своей пьесе подзаголовок «трагедия языка». Автор стремится перевернуть сознание зрителя. Язык, привычный орган мышления, должен быть «вывернут наизнанку так, чтобы зритель внезапно по-новому воспринял реальность». Слово у Ионеско освобождается от привычных значений и ассоциаций. С помощью словесных игр, поговорок и штампов автор показывает несостоятельность речевой коммуникации в эпоху потребления. По сути, подобные обессмысленные абсурдные диалоги, разрушающие не только язык, но и личность, общество, мы слышим ежедневно. Лично мне достаточно прислушаться к долгому телефонному разговору жены, чтобы прочувствовать правоту Ионеско. «Ощутить абсурдность банальности и языка, их фальшь — уже продвинуться вперёд. Чтобы сделать этот шаг, мы должны раствориться во всём этом. Комическое есть необычное в его первозданном виде; более всего меня изумляет банальность; скудость наших ежедневных разговоров — вот где гиперреальное»,- пишет Ионеско. В пьесе язык буквально деградирует от заумных фраз до бессмысленных звукосочетаний. Читать далее →

О чем эта книга: Классическая повесть о разбушевавшейся стихии и национальной русской неустроенности в декорациях будущего, которое очень смахивает на прошлое.
Кто автор: Владимир Георгиевич Сорокин — русский писатель, сценарист, драматург. Один из наиболее ярких представителей постмодернизма, концептуализма и соц-арта в русской литературе. Номинант международной букеровской премии.
Премии и судьбы: Повесть впервые издана в 2010 году издательством АСТ. Победитель литературной премии НОС 2010, вторая премия «Большой книги» 2011.
Вокруг творчества Сорокина было всегда много споров. Но в одном критики были единодушны – как ни крути, Сорокин блестящий стилист. И в повести «Метель» его мастерство проявилось в полной мере: писатель создал классическую повесть золотого века русской литературы, и даже название, для правдоподобности, позаимствовал у Пушкина. Автор дает понять, что с тех пор мало что изменилось: Россия все та же бескрайняя, подверженная стихии страна, и перенос действия в будущее лишь подчеркивает связь с прошлым. Меняются лишь детали, суть России вне времени.
Сейчас модно называть мир сорокинских книг «новым средневековьем», автор пытается обозреть будущее взглядом пророка. Люди будущего в книгах Сорокина продолжают поиски идеальных наркотиков, развивают генную инженерию, Россию все больше заселяют китайцы. Но сюжет повести отсылает нас скорее в прошлое, чем в будущее: уездный доктор Гарин пытается на санях пробиться сквозь метель в дальнюю деревню Долгое, чтобы излечить людей от завезенной из Боливии эпидемии «чернухи». Роль временных маркеров выполняют фантастические допущения: «чернуха» превращает людей в зомби, люди делятся на обычных, «больших» (великанов) и «маленьких», которые легко помещаются обычному человеку в карман. Лошадки, запряженные в «самокат» хлебовоза Перхуши тоже размером «не больше куропатки». По дороге Гарину встречаются «витаминдеры», торгующие наркотиками. В обмен на оказание медицинских услуг, доктору позволяют опробовать продукт. Наркотрип Гарина увлекателен и ужасен, наркотики будущего, по Сорокину, должны формировать позитивное отношение к реальности. Вернувшись из наркопутешествия, доктор чувствует невероятную волю к жизни. Читать далее →

Признаюсь, сначала Мердок сбила меня с толку. Проблематика романа казалась мне надуманной, а персонажи неестественными. Судите сами: Главный герой – Чарльз Эрроуби, знаменитый режиссер, который на склоне лет оставляет профессию и покупает старинный дом у моря. Здесь он наслаждается природой, купается в море и пишет мемуары. Собственно, повествование идет от его лица, мемуары плавно перетекают в душераздирающую историю, от которой немного подташнивает, настолько она неестественна. Из записей Чарльза мы знаем, что в юности его бросила любимая девушка, и всю свою жизнь он любил только ее. Конечно же, старый режиссер совершенно случайно встречает постаревшую Хартли именно в этом приморском поселке, и конечно же она замужем. Эрроуби, естественно, понимает, что безумно любит эту шестидесятилетнюю обрюзгшую усатую бабульку. При этом его ежедневно осаждают красивые актрисы, ошалевшие от страсти к знаменитому режиссеру. Да, эффектные женщины не дают ему прохода, но он выбирает бабульку, типичную жертву мужа-тирана, забитую и невротичную. Что уж там, в жизни такое происходит сплошь и рядом… Так я думал, пока не начал проникать в замысел Мердок. А замысел оказался вовсе не прост. Все-таки по образованию Айрис Мердок философ, к чему ей писать откровенное мыло? Да и букера бы за это не дали…
Читать далее →

«–…Клейкие весенние листочки, голубое небо люблю я, вот что!
Тут не ум, не логика, тут нутром, тут чревом любишь…
Понимаешь ты что-нибудь в моей ахинее, Алешка, аль нет? – засмеялся вдруг Иван.

– Слишком понимаю, Иван: нутром и чревом хочется любить – прекрасно ты это
сказал, и рад я ужасно за то, что тебе так жить хочется, – воскликнул Алеша. – Я думаю,
что все должны прежде всего на свете жизнь полюбить.

– Жизнь полюбить больше, чем смысл ее?

– Непременно так, полюбить прежде логики, как ты говоришь,
непременно чтобы прежде логики, и тогда только я и смысл пойму.»

Ф.М. Достоевский «Братья Карамазовы»

В этом рассказе вы не встретите миллеровской хаотичности, дерзости, откровенных интимных сцен, «Улыбка у подножия лестницы» — простая, скромная и мудрая история с выстроенным сюжетом. Как отмечает Генри Миллер: «создавалась она несколько сюрным образом». Да и сам рассказ похож на сюрреалистическую притчу, читаешь и будто видишь сон наяву.

Это нежная история про путь к счастью клоуна Огюста, балансирующего между действительностью и мечтой, профессиональными амбициями и стремлением к гармонии, желанием осчастливить человечество и быть счастливым самому. Он не из тех, кто выходит на сцену по инерции, рутина раздражает его. Он в поисках вдохновения и «состояния, близкого к трансу», когда выступление становится откровением. Огюст переживает провал на сцене, находит покой и свободу в «грязном» труде за кулисами цирка, а счастье в простом и теплом проявлении расположения животного – уткнувшейся в затылок лошадиной морды, проходит искушение славой и порыв начать жизнь с чистого листа. Внезапное озарение открывает ему формулу счастья: будь собой, занимайся любимым делом, не хватай звезд с неба и люби жизнь сегодня, сейчас. Читать далее →