Как-то давно имел опыт общения с карманником. Заехав по какому-то мелкоподрядному делу в дальний район города, был слегка в расстроенных чувствах, а потому разговорился с первым попавшимся подозрительным типом возле киоска. Быстро заподозрив в нем карманника (тип упорно настаивал, чтобы я взял вина подешевле, ведь все, что было в моих карманах, он уже считал своим), тем не менее, продолжил общение из чистого любопытства. После чего шел домой пешком в свой район два с половиной часа, поскольку время было зимнее и ночное, и машины, не то что в долг, вообще не останавливались. Впрочем, шел в настроении приподнятом и даже веселом — денег было украдено исключительно мало, хоть и последние — как раз на обратное такси, вешаться причин не было, зато воочию понаблюдал за работой профессионала. Вернее не понаблюдал — мелкие купюры, разложенные по разным карманам, в том числе, по внутренним и потайным, исчезли до единой самым непостижимым образом. Восхищался же я профессионализмом жулика чисто теоретически — всю дорогу анализируя, как он это все провернул. И пару приемчиков таки вычислил. Но сейчас не об этом…
Читать далее →

Прочитав «Код да Винчи»

Народ уже давным-давно прочeл бестселлер Дэна Брауна «Код да Винчи», а я, как всегда, после всех. А могла бы вообще не прочесть — вот и продолжала бы коснеть в невежестве.
Приключения хитроумной Софи («София», ясное дело, мудрость) и смертоустойчивого, высоконеубивабельного гарвардского профессора Лэнгдона в процессе разгадки всех и всяческих символов потрясли меня. Оказывается, мы тут барахтаемся в повседневности и в ус не дуем, а вокруг нас тем временем буквально кишат символы. Символы там, символы здесь. Успевай только ловить да разгадывать.
Сюжет романа обладает всеми родовыми качествами детектива: убийства, погони, красотка Софи, вероломство врагов. Второстепенные отрицательные герои, как и положено, в конце оказываются лапочками, и наоборот — это уж к гадалке не ходи. Главные герои, Лэнгдон и Софи, побросав все дела, мечутся по свету, разгадывая анаграммы и символы в поисках «краеугольного камня», многоуровнево (на манер Кощеевой смерти) запрятанного «Приоратом Сиона» при участии большого коллектива VIP: Исаака Ньютона, Сандро Ботичелли, Виктора Гюго, Леонардо да Винчи, Уолта Диснея и убиенного дедушки Софи.
Поиски «камня», который, в свою очередь, указывает путь к таинственной «Чаше Грааля», жутко саботирует Ватикан руками несимпатичной секты «Опус Деи». Они и дедушку прямо в Лувре замочили. При всем своем коварстве, начальство в этой секте простовато: «отец-председатель» секты, епископ Арингароса, например, отправляясь инкогнито из Нью-Йорка в Рим, напяливает на голову митру, почему-то украшенную аппликациями, дабы не привлекать, сами понимаете, внимание «к высокому рангу». Пусть все думают, что скромный бизнесмен…
В какой-то момент сюжет делает смертельный трюк под куполом цирка — выясняются пикантные подробности из личной жизни Христа.
Слушайте, слушайте! Оказывается, рыжеволосая Мария Магдалина, обладавшая известной скандальной репутацией, но твeрдо ставшая на путь раскаяния, была гражданской женой Иисуса.
Yeah!!! И детки были — как же не быть! Вот такие пироги — сенсация покруче развода Пугачёвой с Киркоровым.
Большой любитель секретов и символов, Леонардо да Винчи все это доподлинно знал и зашифровал в живописи. Леонардо-то, невзирая на свою сексуальную ориентацию, был, как выяснилось, «поклонником древних религий, связанных с женским началом». На его фреске «Тайная вечеря» по правую руку Христа находится апостол, у которого «длинные и волнистые рыжие волосы, маленькие, изящно сложенные ручки и даже некоторый намек на грудь». Ясно, что это его супруга Магдалина — кто же ещe-то? Какие такие ещe доказательства нужны? А наличие детей просто постулируется.
Ежели вам всего этого компота мало, то плеснут добавки. Рыжеволосая (!) София (смекаете?) оказалась потомком королевского дома Меровингов, ведущим род непосредственно от Христа и Магдалины. Стало быть, не зря покойный дедушка ее «принцессой» прозвал.
Да-а-а, выходит, и на французский трон евреи пробрались!
Однако символы символами, но и о судьбах живых автору надобно позаботиться. На последних страницах принцесса Софи обретает вроде бы погибших бабулю и братика, да и амурная линия с профессором тоже явно намечается. Имеем хэппи энд под занавес — автор не жадный, кушайте на здоровье. Злодеи наказаны.
Все смеются и рыдают.
Ну и, конечно, без Моны Лизы тоже в романе не обошлось. Код-то чей? Леонардо да Винчи! С его картин и весь спрос. Оказывается, у дамы на портрете имечко с секретом — затейник Леонардо составил его из имен египетского «бога мужской силы» Амона и богини плодородия Изиды. Вот и получилась Мона Лиза — просто ведь, да?
Но где мне было догадаться? Зато теперь я понимаю в честь кого названы российский ОМОН и марка старого автомобиля ЗИЛ (прочитайте-ка справа налево). А Уолта Диснея за что привлекли? А за дело, за дело! Как объяснил нам Дэн Браун, «такие популярные сказки, как «Золушка», «Спящая красавица», «Белоснежка» … повествовали об угнетении священного женского начала». Фильм «Русалочка» — «коллаж … ссылок на потерянную святость Изиды, Евы, богини рыб (?), а также Марии Магдалины… Ну, и, разумеется, длинные рыжие волосы Русалочки тоже не были совпадением.» Белоснежка же «это принцесса, впавшая в немилость после того, как посмела откусить от отравленного яблока… Прямая аллюзия с грехопадением Евы в садах Эдема». Белоснежка, к сожалению, не рыжая, но, как тут говорят, who cares? Всё равно красиво получается.
Жаль, что символическая роль семи гномов скромно умалчивается.
Маленькие научные открытия также немало украшают роман. Например, «в воздухе ощущался слабый привкус углерода». Имевшие крепкую тройку по химии знают, что углерод при обычных условиях — кристаллическое вещество, не имеющее вкуса и запаха. Можете убедиться, лизнув бриллиант, ежели имеется. Если нет — графитовый стержень. Любопытные открытия ожидают нас и в области арифметики. Автор (или переводчик — каков поп, таков и приход) утверждает, что, если вы измерите расстояние от собственной макушки до пола (запишем цифру), а потом поделите на свой рост, то в результате получите сакральное золотое сечение 1,618… — оно же «божественная пропорция».
Я пробовала несколько раз — хоть убейся, единица выходит. Может мерила плохо…
Вообще это золотое сечение получается, как утверждает автор устами профессора Лэнгдона, при делении почти всего на почти всe. Эх, забыл попробовать мистер Браун — ведь если умножить величину золотого сечения на два, то получится число «пи» с погрешностью всего 3%. Опять же, если умножить это сечение на тысячу, то с удивлением получим 1618 — год, когда Иоганн Кеплер сформулировал закон движения планет, в том числе и Венеры. Продолжайте эксперименты! Попробуйте поделить на три — авось, тоже что-нибудь получится.
Пятиконечная звезда (это символ), или «пентакль», связана, как сказано, с поклонением дьяволу или языческим культам. Эта же геометрическая фигура через несколько страниц предстает символом «утерянной священной женственности», а также «священной богиней». И даже планета Венера каждые восемь лет, можете себе представить, описывает этот самый «пентакль» «по большому кругу небесной сферы».
Всё это посильнее, чем «Фауст» Гёте и «Светлый лик смерти» Александры Марининой. Видимо, и Красная (Советская тож) армия, страдая по утерянной священной женственности, оснастила пентаклями знамена, погоны и башни танков. Об утраченной женственности скорбят с высоты рубиновые пентакли на кремлевских башнях.
Издание и коммерческий успех «Кода да Винчи» стали подтверждением истинной демократичности и религиозной терпимости общества. В другие времена автора объявили бы еретиком — с вытекающими последствиями. Ну, а сейчас и причины помельче и следствия помягче. Покупают, читают, никак не обзывают, а некоторые даже и написанному верят…
Всем все нравится.
А еще некоторые скептики говорят: «нет социального прогресса, нет социального прогресса…» Неправда! Болтала я недавно с приятельницей, заодно поругали мы дружно книгу эту. И вдруг она задумчиво так произносит: «A всe же книга-то пользу немалую принесла. Смотри: дочка моя и одноклассницы ее — такие же балбески малограмотные — сразу помчались в «Barnes & Noble» и купили по альбому этого самого Леонардо да Винчи — проверять. Удивились, что он не только «Тайную Вечерю» написал. А потом и биографию художника прочли. Я бы их заставить ни за что не смогла. Даже за деньги. А ты говоришь… Еще какая польза!»

Нашел свою старенькую статью… Писалась она вроде как предисловие к конкурсу…
Многое в ней не сбылось, не угадал…
Но я выставляю ее как есть, исправив лишь одну орфографическую ошибку.

Кучерявый восьмидесятилетний юноша, который как-то забыл, что надо стареть. Великий и ужасный Курт, которому плевать на все премии этого мира. Плевать, по той простой причине, что он их мысленно себе уже вручил. Ветеран второй мировой войны, Гражданин, любящий отец и Отец-Основатель многих миров. Он придумал множество измерений, заселил их существами, сказал им — плодитесь и размножайтесь. И с тех пор все эти персонажи живут своей жизнью. Иногда им становится тесно, и они выходят в наш мир.
Когда меня однажды попросили обрисовать в нескольких словах творчество Воннегута, я ответил, что обойдусь даже одним. Воннегут — это Воннегут.
Каждая его книга — это попытка автобиографии, попытка написать историю этого мира с точки зрения одного человека. Индивидуума. В любом персонаже Воннегута есть нечто от него самого. Что с того, что они так непохожи — хороший писатель проживает тысячи жизней.
И Килгор Траут с его сыном Леоном Троцким Траутом, и одноглазый армянский художник Рабо Карабекян, и зубной техник Билли Пилигрим, и мудрец-шут Боконон — это все он. Он же и «надежный гонец» Малаки Констант — гонец, что несет нам в своих книгах весть.
Даже Уильям Говард Кембелл-младший есть зеркальным отражением Курта Воннегута также младшего. Американец немецкого происхождения придумал «немецкого» американца. Они однажды даже встречаются Билли Пилигрим и Кемпбелл, затем их пути расходятся, чтоб написть свою собственную историю. Воннегут вместе с Пилигримом переживет бомбардировку Дрездена. Американский гражданин под американскими бомбами, немец — пленник немцев…
Кроме Воннегута я нашел еще двух прототипов Кемпбелла. Во-первых, это Колин Росс, американский журналист, проживший всю войну в Германии. Когда союзники готовились к взятию Берлина, он вырыл в саду Бальдура фон Шираха могилу, лег в нее и застрелился…
Во-вторых Ленни Рифенталь — легендарная актриса и режиссер, творчество которой было предано анафеме из-за ее служения проигравшей идеологии.
Я вообще считаю «Мать-тьму» величайшей книгой прошедшего столетия. Это шедевр, коему я не видел равного, от названия и посвящения до вопросительного знака в финале.
Названия глав, их размер, последовательность…
Кто влиял на Воннегута? Спросите об этом его самого.
Воннегут, как это немодно сейчас, все же американец. А США, чтобы не говорили, создала свою потрясающую культуру. В связи с Куртом в первую очередь на ум приходит Уильям Генри Торо, с «Уолденом или жизнью в Лесу». К слову, большинство романов Вонегута имеют подобное двойное название.
Шотландец Роберт Льюис Стивенсон. Мне кажется, что идея «Фарса или долой одиночества» срисован с «Дромадерных пикников» мистера Додда из «Потерпевших Кораблекрушение». Вдобавок, Воннегут страдает неким комплексом неполноценности перед автором «Острова сокровищ» — тот умер совсем молодым. Еще немного и Воннегут переживет РЛС ровно в два раза -88 против 44 лет.
Другой вечно живой английский классик — Уильям Шекспир. У Воннегута из него уйма цитат — хотя разве может быть иначе.
Или русская классика — Тургенев, Гоголь, Достоевский… Как это ни горько звучит, он ее знает лучше многих наших соотечественников.
Воннегут из числа тех американцев, которые приняли эмигранта Довлатова. Многие помнят то письмо: «Дорогой Сергей, я люблю вас как брата, но Вы разбили мое сердце…»
Повлиял он на Довлатова или наоборот — судить я не берусь. И тот и другой — персоны знаковые, но вполне могли существовать в параллельных мирах, лишь где-то соприкасаясь.
На кого повлиял он? Таковых тоже очень много. Скажем, трудно оценить его влияние на современную музыку: наиболее известна для нашего слушателя строчка «… мы живем в городе братской любви…», в изложении Кормильцева и Бутусова.
Он создал свой стиль письма — телеграфно-шизофренический. Треск морзянки, подчеркнутой одним словом, одной фразой. Многие подражают ему, некоторые подражают подражателям.
Воннегут и кино. По нему снято два фильма, которые у нас, кажется, никогда и не шли. Выражаясь словами принца Датского «… пьесу никогда больше двух раз не ставили. Что называется — не в коня корм». Во-первых это классическая на западе «Бойня N 5». Но в те времена советская идеология не признавала, что на Втором фронте тоже сражались, и что немцы если и людоеды, то не все. Не так давно вышедший на экраны «Завтрак для чемпионов» сделал счастливыми Воннегута, режиссера и сыгравшего Килгора Траута Брюса Виллиса… Но полностью провалился в прокате..
Нельзя сказать, что Воннегут затмил, заменил нам все, но мы ему чем-то обязаны. Во всяком случае, я чувствую себя обязанным, за те кирпичики, из которых иногда складываю собственные миры.
Я сам писатель. И сейчас обращаюсь к своим собратьям по перу. Когда меня иной автор спрашивает, надо ли ему продолжать писать, я всегда отвечаю одной и той же фразой, как-то произнесенной Воннегутом во время виртуального интервью: «Непременно пишите. Даже если вас никто не будет печатать, Ваша душа будет расти…»
На этом, пожалуй, остановимся.
Auf Wiedersehen?

Марченко Андрей

Utram bibis? Aquam an undam?
Чем утоляешь жажду? Водой или волною?

Романы Джона Фаулза дошли до нас, как и многое другое, с опозданием лет на 20, если не больше. «Коллекционера» (1963) я читала где-то в конце 70-х, и этот роман произвел на меня настолько сильное впечатление, что с тех пор я его ни разу не перечитала. Страшно.
Потом – «Женщина французского лейтенанта» (1969), появившаяся у нас раньше, чем «Волхв» (1966), сначала в виде фильма. В этот фильм я упала, как в омут – пересматривала несчетное количество раз, потом, обретя роман, столько же раз его перечитывала. И фильм, и роман – равнозначны, хотя создателям фильма требовалась немалая смелость, чтобы рискнуть воплотить на экране прозу Фаулза. Но попытка удалась – во многом благодаря Мерил Стрип. Стоит закрыть глаза, и я вижу ее рыжеволосую Сару, стоящую на молу Лайм-Риджиса – ветер развевает волосы и плащ, волны готовы поглотить темную фигурку… И вот уже Чарльз бежит по молу, бросив свою Эрнестину –навстречу тайне и любви, сломавшей его жизнь.
«Волхва» издали в России только в начале 90-х. Перевод названия – «The Magus» – кажется мне не совсем верным, хотя логика переводчика понятна: ведь и Фаулз назвал роман не английским словом «magican», а более архаичным латинским «magus». В некоторых изданиях роман так и называют – «Маг». Но русский язык – в обоих названиях – не передает всех оттенков понимания, всю многозначность смысла, потому что герой романа – и маг, и волшебник, и иллюзионист, и философ, и мистификатор. Можно было бы, отступив от авторской воли, назвать роман «Морок» – ибо на всем протяжении сюжета…
Но не будем забегать вперед.Итак, это роман о юности, написанный рукою великовозрастного юнца.
Главному герою двадцать пять лет – наиболее трудный и больной возраст. «В этом возрасте не секс страшен – любовь. И для тебя, и для окружающих. Ты способен соображать, с тобой обращаются, как со взрослым. Но бывают встречи, которые сталкивают тебя в отрочество, ибо тебе не хватает опыта, чтобы постичь и усвоить их значение».
Именно такая встреча ждет героя.
И читателя.
Мы попадаем в заколдованный лабиринт, где действительность двоится и троится – плывет, как горячий воздух в жаркий греческий полдень. Правда и вымысел то и дело меняются местами, а истинные лики персонажей скрыты под масками. Героя ждут искусы и ловушки, его ставят перед выбором, приобщают к тайнам, очаровывают и морочат.
Такой же морок ждет читателя, открывшего «Червя» – лично я, дочитав книгу, некоторое время обалдело сидела, уставившись в пространство: «А-а-а-а-а!!!!! Так нечестно!!!!»
Открывая любую из книг Фаулза, ты вступаешь в зону чуда, попадаешь в руки человека, который кроит реальность так и сяк: «роман – не кроссворд с единственно возможным набором правильных ответов. Идея романа – тот отклик, который он будит в читателе».
Его романы полны мудрых мыслей и парадоксов:
· Слова нужны, чтобы говорить правду.
· Основной закон цивилизации – человеческую речь нельзя понимать буквально.
· В чем же, как не в безнравственности, нравственное превосходство поэтов?
· Быть поэтом – все, печатать стихи – ничто.
· Ничто так не враждебно поэзии, как безразлично-слепая скука, с какой человек смотрит на мир в целом и на собственную жизнь в частности.
· В литературе занимательность – пошлость.
· За цинизмом всегда скрывается неспособность к усилию – одним словом, импотенция; быть выше борьбы может лишь тот, кто по-настоящему боролся. · Вымирают не только редкие виды животных, но и редкие виды чувств.
· Главное – не изменять самому себе. – Гитлер, к примеру, себе не изменял. – Не изменял. Но миллионы немцев себе изменили. Вот в чем трагедия. Не в том, что одиночка осмелился стать проводником зла. А в том, что миллионы окружающих не осмелились принять сторону добра.
· Истина – не в серпе и молоте, не в звездах и полосах, не в распятии, не в солнце, не в золоте, не в инь и янь – в улыбке.
· Обман – в нашей уверенности, что мы завершаем некий ряд, выполняем некую миссию. Что все закончится хорошо, ибо нами движет верховный промысел. А не действительность. Нет никакого промысла. Все сущее случайно. Никто не спасет нас, кроме нас самих.
В отличие от многих и многих авторов, Фаулз каждый раз пишет ДРУГОЙ роман. Конечно – язык, стиль, образ мыслей, манера изложения – все узнаваемо, своеобразно и как всегда впечатляюще. Но если писатели – хорошие писатели! – всегда создают свою собственную вселенную – всей совокупностью произведений, то Фаулз творит отдельный мир в каждом романе. Мы легко можем себе представить, например, мистера Пиквика, беседующего с Крошкой Доррит. Или Анну Каренину, пришедшую в гости к Наташе Ростовой – уж им нашлось бы, о чем поговорить. Но существование любого героя Фаулза в другом его романе – немыслимо. Каждый раз чувствуешь себя космонавтом, ступившим на неизведанную планету – что тебя ждет, какие там формы жизни создал великий Фаулз – маг, философ и мистификатор. И проходя долгий путь от первой до последней страницы, блуждая в дебрях сюжета, одолевая горы смысла, падая в пропасти парадоксов, обходя ловушки и разгадывая загадки, лучше всего ты понимаешь только одно: ты – тот, кого дурачат.

История простая: человек, с которым я познакомился через Блонди, сказал в асю: «Почитай Веллера, «Мое дело», про то, как он стал писателем. Есть на Альбаране».
Я подумал, что это прикольно, типа Веллера всего разобрали на Земле, и теперь его книги только на Альдебаране остались. И то — в жутком дефиците. В очереди надо постоять.
Ну, слышал я про этот сайт, да, только занят был, попросил человека — дай прямую ссылку. А он, наверное, обиделся. Не дал. О! Я вспомнил, чем занят был… Мне одна прекрасная незнакомка прислала 12 Гб (!) музыки, редчайшей. Вот я и сортировал, копируя на винт, мантры из буддистских монастырей, индийские раги, и тувинское горловое пение. А тут Альдебаран… Не-а.
А потом подумал, какого черта мне так активно втюхивают Веллера? Тем более, что мнение свое высказал по его поводу. Не читая. (Не орите, уже почитал!) Мне хватило его выступлений по телевизору. Его обиженной манеры говорить, мне, блин, хватило. Но все равно — Веллер, Веллер… Я даже вспомнил Довлатова, помните, где все ходят и про Кафку канючат. Времена прошли. Кафку сменил Веллер. И фиг бы с ним.
Сегодня попросил водителя притормозить возле «книжки». У меня кто-то увел «Города красной ночи» Берроуза, решил купить еще раз. Я так часто делаю. Такие как я — мечта любого автора. Одну книгу я четыре раза могу купить. Не жалко. (Сравните меня с теми, кто экономит и портит глаза об монитор. Или пялится в КПК). Водитель нервный, зараза, спешил куда-то, попросил долго не зависать в магазине, типа я тебя знаю — час на книги, два часа на потрепаться с продавщицами.
Берроуза за три минуты нашел, бегу к кассе, и врезаюсь в бок очень даже ничегошной девке. У нее книги рассыпаются, у меня Берроуз, как СС-20 вылетает из рук, и все эта макулатура кучей на пол валится. Я извиняюсь, она приседает за своими книгами, я за своей. Блин, коленки классные, тут же погладить захотелось, но это уже лирика. Подаю ей одну из книг, она говорит: спасибо… Бля, смотрю — Веллер. «Ножик Сережи Довлатова». Как спрашиваю? А она — еще не читала. Ну, думаю, дай куплю, ради общего развития. Купил.
У… Забыл кое-что… Как о коленках нацеленных прямо в солнечное сплетение подумал, про которые уже написал, так и забыл о… О том, что когда я с музыкой разобрался, то залез на этот чертов Альдебаран. И скачал «Мое дело», и даже немного почитал, по диагонали. Подумал — куплю на бумаге, и хорошенько перечитаю. А купил, из-за коленок — «Ножик…»
Так вот, из того, что я прочитал с экрана, я понял, что человек устал, человек стар; человек помнит все обиды, что ему нанесли за годы творчества. Такое мы уже читали. У того же Довлатова. Только у Довлатова была ирония и чувство юмора. И Довлатов — обаятельный. И не злой. А вот Веллер… В общем из «Моего (то есть его, Веллерова) дела» я узнал об его детстве, о любимых книжках, и дры. О том, как его жестко гнобили, и как он отвечает: ну, с-суки!
Ок! Да, это я из чтения по диагонали вынес. Прикиньте, как я не по диагонали читаю.
А коленки я сегодня видел, часов в десять.
Потом в машине почитал, дома почитал… Бля, я точно мечта автора — уже пишу пусть и не рецензию, но все-таки, что-то этакое, похожее… А еще даже не вечер.
Начало книги, краткое описание: мы были светлыми, мы во все верили, а нас, с-суки коммунисты, взяли и наебали. Плюс про водку за два с чем-то и про трояк, и закуску на сдачу. Про стройотряды. Про все то, что даже я еще помню, а если и не помню, то всегда могу поинтересоваться у своих родителей. Веллер как раз на моего папу по возрасту тянет. Да и по мировоззрению тоже тянет. Папа тоже поныть любит. Он тоже, наверное, верил. А ведь сто раз мог остаться в Канаде, или Лас-Пальмасе. Не остался, хотя многие оставались. Они, может, не верили. Думаю, они сейчас не ноют.
Ок, про нытье, и про то, какие все суки — прочитал. Далее — про его гуру. Ну, был у него литературный учитель, который (!) учил, что слово «который» в литературе недопустимо, как и «что», и «чтобы»…. Ну не знаю… Обороты тоже заебывают. Тут просто мера нужна. Но стало поинтереснее. Прочитал. А потом — рассказы какие-то… Просто рассказы. Есть такая фигня — читать рассказы Довлатова не о Довлатове — не катит. Ну, не очень они. Как ранние, так и поздние. Словно героя убрали. А герой-то — Довлатов. Так и тут — перестал Веллер быть героем, так сразу неинтересно стало. Но это был такой хитрый ход. Там про Алтай, где Веллер работал погонщиком скота, и вот рассказы — вроде введения, а потом — прямая речь автора, в его же стиле. Почти о том же, что и раньше…
Я снова перешел на диагональ. Таким образом, я пролистал совсем непонятные мне, неизвестно кем написанные интервью с автором на разные темы. Неинтересные — потому что интервьюера не видно. Или это он сам себя спрашивал? Потом, ваще офигел, когда пошли типа рецензии на «Как закалялась сталь», на мини-зарисовки о Бунине и Гайдаре, «Молодой Гвардии». Блин, кто это составлял? Такая каша… Никакой, даже самой хреновой концепции…
И вот так я долистался до мини-романчика «Ножик Сережи Довлатова». Ну, думаю, сейчас станет хорошо, ведь будет сразу два героя, одного из которого я шибко уважаю.
Да?
Хрена лысого!
А потому — на диагональ его! (Это типа как на рею, только более жестоко). Довлатов, как выяснилось, толком и не знал, кто такой Веллер. Но Веллер нашел повод написать этот романчик. Из Америки пришел подарок — духи дамам и ножик, который взял себе Веллер. От Довлатова. И снова в тексте мелькали фамилии, которые запомнились по «Моему делу», и снова — с-суки… И, что самое неприятное, вроде бы и ироничное… Хотя нет. Не очень ироничное… Намеками и прямым текстом — ах, Довлатов, перешел мне дорогу, иду по твоим стопам, все сравниваю меня с тобой, причем не в лучшую стороны. Всю жизнь мне, Довлатов, испортил.
Уф!!!
Господа, не предлагайте мне больше Веллера. Он хороший человек, на стукачество не способен, на выстрел в спину тоже… Порядочный. Но… Не буду я его больше читать. Поскольку уже знаю все, о чем написано в других книгах. А если не об этом, то станет совсем неинтересно. Если про выдуманных героев будет.
Жаль, что Довлатов умер. Думаю, он бы не писал посреди книги в скобочках:
(Сойдет ли мне написанное с рук? Напечатают ли цитату из Высоцкого? Не припомнят ли через несколько лет, если все вернется?)
Хе-хе! Не боись, Михаил, все будет пучком. Коль до сих пор боишься, зачем пишешь? Копирайтик-то 2004 года. А если все вернется, то, бля, вместе на Колыму пойдем, стопудово. Ну, на крайняк, если в Норвегии-Америки слинять не успеем, чтобы отрастить там нехилые бороды, и снова в Россию вернуться такими мудрыми, все знающими. Я ради прикола буду говорить, даже с акцентом:
— Дайте нам паровоз! Мы проедем по России и будем думать, как ее обустроить. Мы, под «Маргариту» много думали во Флориде, под пальмами, как нам, еб вашу мать, обустроить Россию.
Хотя нет. Веллер уже стар вроде… Да не важно!
Так вот, Довлатов не боялся. А если и боялся, то не показывал этого. А если и показывал, то только очень близким людям. Блин, Веллер, вот прекрасные коленки прочитают про твой страх, и что подумают? Ничего хорошего!
Думаю, если бы Довлатов не умер, и его пригласили на телевидение, то он не готовился бы к выступлению на политические темы, а зарулил бы туда с опозданием, пьяным, перещупал всех девок-ассистенток и заблевал бы трибуну у Соловьева. Ну, может быть и не стал бы он так делать, но я уверен — он мог бы так сделать.
А вы, господин, показываете всем видом — вам это важно. Вы слишком много придаете значение тем, на кого не стоит обращать внимания. Ваша гражданская позиция неплоха, но реально простирается не дальше разговоров. Пока один Лимонов отсидел за то, что хотел что-то изменить.
С-суки!!!
А вы не знали?
Но знаете, я ожидал, что где-нибудь промелькнет в ваших строках: я благодарен вам, с-суки! За то, что благодаря вам, и вашим сучьим делам стал тем, кем я стал. Самым коммерческим из всех некоммерческих авторов. За то, что я выстоял, и окреп. За все это, вам, суки, спасибо!
А вы по-прежнему злитесь на них. За то, что были обделены в молодости многим. Не вы, кстати, один были таким обделенным. А вся страна, кроме сук.
И, о чем бы вы сейчас писали? А? Не окажись на вашем пути столько сук.
Май Алекс. Опубликовано на литературном портале Книгозавр www.knigozavr.ru

Почитавши книжку Дины Рубиной «Во вратах твоих»
Всем, кто хочет ехать от нас в Израиль, надо давать прочитать Дину Рубину. А кто в Америку — Лимонова. А кто в Германию — Набокова. А кто в Японию — Овчинникова. (К слову: а кто на Кубу — Фиделя Кастро, если верен анекдот про шпиона Федьку Кастрюлина…)
В Китай же, Австралию с Аргентиной езжайте невозбранно, ибо, кроме поименованных, нету мест, куда, приехав, русский эмигрант начинает зарабатывать писанием книги.

Скажем, зачем сейчас русскому горевать о родине во… скажем, — Франции?
— Та же Россия, были мы тут два столетия назад, да и сейчас не очень-то ушли. В Англию, правда, толпой не приходили, но зато теперь прибываем неуклонно, что градусник у больного птичьим гриппом…
Или взять Испанию — тут строители нужны. Сиделки, а не писатели…
И вообще: человек живёт как проще, а проще тут упасть на автобус, и, через день-полтора, — вот она, обожаемая, сморкающаяся, слякотная, своя…

Не, это только новые русские израилитяне, вечно делающие всё раз и навсегда (именно потому, что русские они), вот они, да улетающие за океан, ну, еще прибавьте, русских немцев — отрезанные ломти. Отрезанные навсегда.

Но, чтобы написать о разлуке, надо…
Чтобы написать о приживании на новом месте…
Чтобы передать ощущение старой жизни на новом месте надо…
— Что?

…Талант у Рубиной есть. Но, если был отрыв, надо, чтобы автор к глазам приблизил и дал посмотреть само место, где ткань раздёрнута пополам — все эти шевелящиеся еще волокна, ниточки в ряд, надо, чтобы ворсинки еще струились в луче чужого душного заката после решительного жеста руками врозь, как птица разводит маховые плоскости свои. Перед — взлететь.
…Не взлетело.
То, что приросло на новом месте — понятно. То, что это потребовало некоторых усилий, прямо скажем, небольших — тоже понятно. Но напонятен мотив, то есть мотивация: для чего создан был этот текст?

Я опускаю самый прямой вариант — что это просто такая замаскированная агитка: «Приезжайте к нам на Бам, я вам там на рельсах …ам». Типа: нет проще, как свалить за рубеж и чтобы сразу квартиру на верхнем этаже, с роскошным видом на древний град. (Хотя сейчас и время такое, что всё может быть, ну не хочется верить, ну не должны читателей «аж вот так».)

Остаётся гадать. Кто знает, что помешало ей, Рубиной, своё, дернутое по шву, показать. Окрестности Иерусалима, дважды похожие на шкуру животного, нам продемонстрировали (образ использован повторно, очевидно, по забывчивости). Как воют сирены при начале войны Америки с Ираком нам описали, как тётки с дядьками еврейскими вволю дерутся и побеждают — тоже дважды.
Про гордого нищего — (ставьте галочку) — есть.
Безобидный сумасшедший и хэппи энд имеются.
Что ж, книжка, считай, состоялась.
…А вот полёту. А на фига вам полёт? Нам…

И всё же, если это не агитка, такая замаскированная, то, я
думаю, дело в том, что нету откровенности. А откровенности автора мешает либо страх — они же, новой родине, должны — не должны, а стараются демонстрировать лояльность.
Или же текст «Во вратах Твоих»- и есть вариант, который дал ей Он, сказав в душе её «О!», когда наконец героиня искренне, впервые очевидно, попросила о главном. А главное было у героини Рубиной — заработать. Так и сказала.
И Он — дал.
Эту книжку — ей.
10 тысяч экз. издательства ЭКСМО.
Но мы-то тут причём?
…Разве — неисповедимы пути Твои?
…Хоссподи!
А.УМОРИН,
ДЛЯ ЛИТПОРТАЛА «КНИГОЗАВР»

маленькая литературоведческая фантазия

В десятый раз включая телевизор и натыкаясь на знакомую компанию Гумберт, Лолита…, Блонди не выдержала и публикует рецензию на роман Набокова автора Юлии К.

часть 2
«Вот она — свобода:»

«Я — Никто. А ты — ты кто?
Может быть — тоже — Никто?
Тогда нас двое. Молчок!
Чего доброго — выдворят нас за порог.

Как уныло — быть кем-нибудь —
И — весь июнь напролет —
Лягушкой имя свое выкликать —
К восторгу местных болот».

Эмили Дикинсон не следовала советам Хаггинсона. Всем, кроме одного: Поэтесса так и не проявила желания быть напечатанной. Тем не менее, семь ее стихотворений вышли еще при жизни, но вышли: а) анонимно, б) без гонорара и в) против ее желания. В письме к Хиггинсону Эмили писала: «Я улыбаюсь, когда вы советуете мне повременить с публикацией, — эта мысль мне так чужда — как небосвод Плавнику рыбы — Если слава — мое достояние, я не смогу избежать ее — если же нет, самый долгий день обгонит меня — пока я буду ее преследовать — и моя Собака откажет мне в своем доверии — вот почему — мой Босоногий Ранг лучше». Мало того, отношение к публикации стихов у Дикинсон носило более чем принципиальный характер. Недаром она называла книгоиздание «аукционом человеческого ума», творчество для нее было высшим таинством, а разве за таинство можно брать деньги, а уж тем более зарабатывать им на жизнь, как шитьем сапог?

Читать далее →

Эмили Дикинсон — гениальная дилетантка

часть 1
«— «И смерть меня не остановит» — чудесное стихотворение.

— Мои собственные стихи такие скверные, — волнуясь, произнесла она. — Вот я и переписываю ее сочинения, чтобы научиться.

— Переписываете кого? — ляпнул я…».

(Р. Брэдбери «Лучшее из времен»)

Думаю, ни для кого не секрет, что «коэффициент полезного действия» женской поэзии чрезвычайно низок. Я специально употребил столь грубый технический термин. Ведь общее количество поэтесс (по крайней мере, за последние два века) не намного уступало количеству поэтов-мужчин. Мало того, само слово «поэтесса» давно приобрело в литературной критике несколько пренебрежительный оттенок — недаром лучших представительниц «Парнаса» все-таки предпочитают именовать в мужском роде — поэтами.

Читать далее →

Я тут, формы ради, старика Сэллинджера почитывал, эту, надоевшую всем, как вопль резаной свиньи, «Над пропастью во ржи». Я вообще-то больше рассказы его люблю. Да и кто его рассказы не любит – подставляйтесь: плюну в глаза. И лучше не подставляйтесь: желающих плюнуть протянется очередь от Песильванского вокзала до Южного выхода в Центральном парке. Это тот самый, где утки куда-то деваются с пруда. Холдена дело это, похоже, сильно интересовало, а мне как-то пофигу: улетели они или же на голубом грузовичке укатили под надписью «Живая рыба». Не, реально, а в чём их возить? В автобусе – на сиденья нагадят, в тачку не вместятся. А цистерна всё одно свободная, когда пруд замёрз. Или, считаете, америкосы тоже с пешнёй и донками — на полёдный лов в валенках с калошами? – Сомневаюсь. Да оно, честно, и фиолетово: цистерночка синяя или же Иллинойский скорый. Мне интересней другое: с фига ли он к мистеру Антолини назад с вокзала не вернулся…
Ну, если без околичностей, то скорее всего Антолини — пидор, ну не ясным же профилем Холдена любоваться он в спальню к тому явился. Это ежу понятно, женщинам-то в особенности: если спишь у знакомых,и тебе вдруг на лоб руку кладут, скорее всего минуты две спустя рука та го-ораздо ниже лба окажется. Если только знакомые не позвонили твоей маме, но и тогда она, конечно, смеряет температурку, но уж потом ка-ак размахнётся, да даст: — Дома ночуй! …Опять же значительно ниже лба.
Словом, валить тут надо было, конечно,немедленно: или же Антолини, желательно обоих, или – от них.
Колфилд выбрал второе. Возможно, ствола под рукой не было, тогда понятно, но вот потом… С фига б не вернуться к грёбаному Антолини, и не выспаться там как следует: голубого раз окоротил, — всё. Да и в конце-концов, в конце любой стрит можно спокойно у встречного ниггера купить по дешёвке ствол: 8 долларов и 65-ти центов в ценах 50-х хватало с лихвой, еще бы осталось.
(В магазины — нет, ночью амеры-оружейники не работают, да и шестнадцатилетнему реальному пацану в США еще пять лет на стрелках пикой махать, пока не прозвонит совершеннолетие.)
Какая же это свобода, когда пацан без ствола и не может рассчитаться? И что с того, что умному Антолини до смерти надоела его старая, по выражению Холдена «на сотню лет старше его жена», с которой и живёт-то, потому что богатая, медленно спиваясь при этом. Мне, лично, нисколько гнойного не жалко, а вот Холден пожалел и не поехал назад на разборки со стволом, которого у него не было. Возможно, он не хотел валить и лифтёра, который, как мы помним, не впускал Холдена, на фига лишний труп, а по пожарке пацану, ясно, в падлу подняться. «Брату – 2» не в падлу, хотя и повыше, но там шло о бабках. А тут чисто разборки по понятиям, вот и не поехал
…-«бы» — надо тут добавить. «БЫ», и это надо обязательно понимать, в чём и прикол: Холдену забил на алкопидара с его богатой «мамочкой», не нужны были Холдену бабки, (иначе он, чем сдавать за двадцатку девяностодолларовую пишущую машинку в комнатке в конце коридора в Пэнси, просто вытряхнул бы из богатенького козла недостающую сумму. Один хрен – на ноги падать.)
— Но нет, – не бабки и не разборки интересуют пацана, и пацана, как мы видели, не торпеду, какую нибудь, не бычка натестостероненного, — нет, пацан тонкий, рефлексирующий , думающий бля, вот в чём закавыка, думающий! Так о чём же он думает?
А думает он…
– Ээ-е-е, тормозим!.. Остыньте. То, что он сестрёнке Фиби втирал перед тем как черепа их на флэт завалились, то, что по учебникам двенадцатым кеглем сто раз прописано, этот набивший оскомину отлов заплутавших малышей над «…пропастью во ржи» — гониво, чисто! А представьте, вы влезли домой, стремаясь: родаки-то вот-вот нагрянут, а тут приставала-сестренка лезет со своими глупостями… — А? Тут что угодно сплетёшь лишь бы отделаться…
Не, не спорю,- говорено, правда, говорено, и за базар пацан на всём протяжении 160 страниц классического варианта (М., «Худ.лит.», 1983 г., синяя, с предисловием Мулярчика) мазу тянет, вот только истину Джером. Д. Сэллинджер размазал манною кашей по всему массиву повествования, отдав должное как эксплицит.., так и имплицитно выраженным смыслам. И мы попробуем смыслы эти, как золото с ворованной платы, вытопить и собрать.
Итак: пацан собирается ловить малышей над пропастью во ржи. Если вспомнить постоянную эрекцию шестнадцатилетних, поневоле задумаешься: а фига он их там, ну, это, ловит… Однако: вспомним прокинутого алкаша, и — базары излишни. Ибо, «если человек- г, то на нём муха.» А мухи нет: текст написан в форме внутреннего монолога героя, а внутри себя человеку незачем врать. И, наконец, Джером Д.Сэллинджер мастер мастеров текста, десятый дан, и вот, кабы герой его вдруг да зашустрил на козе, то базар бы просек, и маякнул. Но – шухера нет. Всё чисто.
Далее: Холден — зуб. Помните Джеймса Касла, мальчика, выпрыгнувшего из окна в Элктон-Хилле, после того, как школьные отморозки, очень похожие по описанию на киношный образ бригады Драко Малфоя (мисс Джоан К.Роулинг тоже откуда-то берёт свои образы, обширно гребёт, а то где ж их придумать на 275 усл. печат. листов контрактного текста?), опустили его, как урла по русским пресс-хатам? Касл не стал жить, выкинулся из окна, но не забрал свои слова обратно. Так вот, Холден так же ни разу не забирает свои слова. Неизменно ловит по чайнику, (от Стрэдлейтера, от Мориса-лифтёра , что немало для пары дней повествования,) но ни разу не косорезит, с базара не съезжает. При этом — не мазохист. Что нам не стоит доказывать, ибо очевидно читающим, а прочих и не звали.
Далее: Холден умён. Чисто умён. – Кто поспорит?
Далее: Холден всё время в движении. Прикиньте: сквозной образ пацана, с кучей ненужного ему фехтовального хлама блуждающего по сложнейшим петлям Нью-Йоркской подземки, чтобы, в конце-концов, потерять всё на одной из станций, потерять вместе с целью движения — дублируется всей траекторией чисто текста. Он всё едет, едет, как под землёю заплутав, сходит на той или иной станции, аскает у попутчиков маршрут, но Юнга или Сократа нет а прочие гонят, либо заняты своими мыслями. Можно постулировать в образе героя — образ подземной реки, движущейся, возможно стремящейся наружу. Стикс ли она – вопрос уместный, ведь в повествовании два жмурика. Алли, писавший стихи на рукавице для гольфа и тонкорукий Касл. Да и сам Холден мечтает «оседлать атомную бомбу». Так что вполне возможно, что Холден и движется по течению подземной реки, разделяющей мир живых с миром теней.
Мы не станем за уши тянуть сюда визжащих и лягающихся Аргусов: если кто их увидел в образах лифтёров, это личное дело. Но хитрых Харонов, которые возят пацана от тёрки к тёрке – море.Это кэбби. Таксисты. Только деньги они берут пока не с глаз Холдена, а из его кармана. Впрочем, быстро пустеющего.
Ежу понятно: Д.Б., братец-сценарист с «ягуаром», подогреет брата, но это же не навсегда. Словом, приближается час полного «П», как сказал бы Пелевин, и тут – Холден наконец базарит о главном, самом основном с малеткой Фиби, сестрёнкой, перед тем, как посадить её вдругоряд на бурую лошадь с карусели. Он подписался: «вернётся домой». Он не уедет.
Всё. Кольцо замкнулось. ТОчнее кольца: автор, тиская рОман, многократно страхуется, чтобы не позникло непоняток, а было всё по закону. А если есть сомнения, вспомните, что именно ловила Фиби, катаясь по КОЛЬЦУ на лошадке?
Она ловила ЗОЛОТОЕ КОЛЬЦО, и вряд ли её тут её интересовали Новгород, а потом Суздаль…
Она, растущая женщина, осаживала имевшего рядом с нею место, мужчину, не давая ему утечь навсегда в пропасть, в ничто. (И пидоры бывают правы). Осаживала, покудова, брата. — Ловила его, катаясь. И преуспела. Пока.
Вот наконец и ответ: ловит «над пропастью во ржи» не мужчина, а женщина. Мужчина артикулирует тему, но исполнять её женщине. В основном методом «кольцевания». А мужчина до конца дней своих останется водой между миром живых и мёртвых, а если кольцо зажмёт слишком узко, останавливая движение, достанет искомый ствол, и — готов новый жмур.
Но это уже дальше : «Хорошо ловится рыбка бананка». Всё тот же Дж.Д.С…
Вот, для того, чтобы всё, нами описанное, узнать и не вернулся с вокзала со стволом чисто пацан Холден. Шоб я сдох.
Алексей УМОРИН