Сетевую литературу я условно делю на три категории, в точном соответствии с распределением Гаусса.  На одном краю Гауссианы находится всё то, для чего даже слово «халтура» является комплиментом.  Анализировать это всё я не хочу и не буду.  На другом её конце – качественные, стоящие вещи, из тех, что глубоко цепляют и еще глубже запоминаются.  Ну и в серединке, как водится, середнячки, коих больше всего.  Середнячки самого разного толка.  Некоторые написаны довольно живо, но подводит отсутствие сути и содержания – действие ради действия, эскапизм чистой воды, ничему не учат, но развлекают.  Если хотя бы развлекают качественно – то середнячки, если нет – халтура и хуже.  Некоторых подводит склонность подменять романтичностью и эмоциональным накалом знание матчасти.  Некоторые обладают содержанием, но форма подкачала – стиль оставляет желать.
Качественные вещи.  Их не обобщишь, тут каждая – штучной работы.
Ну и ясно, что переход от качественных к середнячкам и дальше не ступенчат и четких линий нет.

Самая, пожалуй, стоящая вещь из прочитанного за последнее время: Сказания земли Ингесольской Анны Котовой.
Читать далее →

Отрывок из книги Умберто Эко “Картонки Минервы. Заметки на спичечных коробках”
Заметки о литературе и искусстве

Перевод Михаила Визеля, Анастасии Миролюбовой

Постмодернизм — одно из самых сбивающих с толку слов, какое только можно придумать. Не только потому, что разные авторы вкладывают в него разный смысл, но и еще и потому, что многие из тех, кого считают постмодернистами, обижаются, когда им это говорят (правда, не все; некоторые радуются). Чтобы объяснить такую реакцию, стоит заметить, что те, кто, рассуждая о постмодерне, открыто отрицает само существование этого феномена, тем самым являют собой удручающий его пример.
Поскольку библиография сочинений о постмодернизме необъятна (больше, правда, в других странах, а не в Италии), тому, кто хочет получить общее представление о предмете, я могу рекомендовать книгу Гаэтано Киурацци «Постмодернизм», только что вышедшую в серии «Современная философия» издательства «Парвия».
Читать далее →

1+1=3
(по крайней мере, я на это надеюсь всем сердцем)

Эдмонд Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания».

Том III.

Забавный он – Вербер.

Улыбка умиления, вроде той, что сама собой появляется, когда наблюдаешь за играми несмышленых,  совсем маленьких еще котят или щенков, когда они то с потрясающим восторгом бросаются на бантик, то, не умеющие пока координировать свои движения, заваливаются набок, то крутятся, гоняясь за собственным хвостом, – подобная улыбка не сходила с моих уст все время, пока я читал книгу «Отец наших отцов», равно как ранее читал «Революцию муравьев» (должен признать: не дочитал). Забавляет, цитируемая от книги к книге,  «Энциклопедия относительного и абсолютного знания» вымышленного или наполовину вымышленного Эдмонда Уэллса, который непостижимым образом не только, сбросив покрывала Изиды, сумел прикоснуться к Истине, но еще и изложил ее в нескольких томах как «абсолютное знание», соединив его, впрочем, со «знанием относительным», что с его стороны весьма благородно по отношению к нам – простым смертным.
Читать далее →

Наилучшими рекомендациями любого текста, на мой взгляд, является какой-нибудь большой отрывок из него же самого. Вот тут я растерялась: какую из цитат хватать, как наиболее яркую представительницу своего вида? Ну, так оставлю читателям удовольствие самим открывать все красоты и леденящие кровь подробности, все пугающие места этого творения,
Это настоящее. То, что здесь, сейчас и всегда, вне зависимости от «требований рынка» и «веяний времени». И оно откроется для любого, кто не забоится прожить этот кус. По календарному времени небольшой, по ощущениям – лет на дцать эмоций и опыта, а для осмысления – вся жизнь. Где прошлое с настоящим живут и живутся, вечное и сиюминутное сливаются в зарождении будущего. И всё это можно достоверно прочувствовать и осознать в «Татуиро». Ту, потаённую и явную жизнь, которая в каждом происходит по-своему, и которую автор глубоко и с разных ракурсов дал нам: хотите демонов – смотрите, хотите людей – и по-людски тут тоже есть; степь, море, ветер – да жопой жуй! Ещё хотите? Вот вам хранители, пожалуйста. Творцы и легенды? Всё будет. Тропа, мощная и конкретная, протоптана – идём? Читать и жить.
Плотный, детальный текст, щедро описанный мир, внешний и внутренний: тут вид и запах, осязание и звук, тут жизнь, действие, любовь, ненависть, и встающие, вообще-то, перед всеми проблемы и вопросы. Как красиво расставлены фигуры и как же правильно они переданы: через сомнения и страхи делают выбор, и всякий ходит в свой (тот самый) момент в общем течении романа. Именно поэтому «Татуиро» – романище: такая куча судеб тут сплелась в осязаемом клубке, и так оно подано читателю, что можно и снаружи разглядывать и изнутри всё это «пощупать».
Читать далее →

«Красное и черное» Стендаля я читала далеко не в рамках школьной программы, а по велению души и сердца: срочно захотелось чего-нибудь классического, чтобы было размеренно и неторопливо до скуки. Собственно, я не ошиблась — Стендаль идеально подходит под это описание. Роман не отличается закрученным увлекательным сюжетом и прочими атрибутами современной литературы, зато человеческие чувства, интриги, страсти предстают перед читателем во всей своей полноте. Я, к слову сказать, долго не могла понять, насколько повествование соответствует реальному положению вещей во Франции XIX в. и была приведена в состояние когнитивного диссонанса, поняв, что книга вполне себе реалистична — мне казалось, что нравы должны быть гораздо строже.
Читать далее →

На берегу
Иэн Макьюэн
Эксмо, Домино, 2010

Человек никогда не бывает так одинок, как в своих физиологических проявлениях. Мы можем рассказать другому, что видели во сне, но он никогда не разделит с нами того странного состояния, которое называют «маленькой смертью». Мы также одиноки в процессе еды. Услышать восхищенное впечатление от нового блюда не значит ощутить вкус, который на языке у того, кто рассказывает. Боль – просто квинтэссенция одиночества. Тот, кто рядом и посочувствует и поддержит, но никогда не разделит с нами боли. И то же самое с сексом. Никогда даже самым внимательным и заботливым партнерам не узнать, что испытывает другой. Вот про такое физиологическое одиночество, на мой взгляд, и написана повесть «На берегу» Йена Макьюэна.
Читать далее →

Люди жестоки, к сожалению, это известный факт. И самые жестокие люди, как бы странно это ни звучало, это родственники. Да, именно те, кто год за годом создает твою жизнь, именно они, обрастая толстой кожей радостей и обид, перестают беречь свои слова. Выпуская на волю миллион необдуманных фраз. Каждая из них летает по свету, но некоторые все же умудряются проникнуть в обиженное сердце. Раны это кровоточат. Подчас так сильно, что кажется и исправить это уже не возможно.
Читать далее →

1. Могут ли быть названы пролетарскими поэтами Демьян Бедный, Князев и другие поэты-фельетонисты и поэты-публицисты, пишущие для масс?
2. Обязан ли пролетарский поэт (коммунист) писать понятным для широких масс языком и образами?
3. Не является ли стремление некоторых «пролетарских» поэтов не считаться в своем творчестве с читательской пролетарской массой и с задачами текущего момента, отрыжкой буржуазно-индивидуалистического «я» под пролетарской оболочкой?
4. Не является ли той же отрыжкой (только в групповом масштабе) сведение задач пролеткультов исключительно к выработке «методов творчества» внутри их студий, не считаясь с запросами пролетарских масс?

По словам Астрова, в ходе дискуссии пролеткульт на все вопросы отвечал — нет, журналисты — да. Астров, как представитель журналистов, очень переживал за сложившуюся в Смоленске ситуацию. «В местной атмосфере настоятельно чувствуется потребность «перетряхнуть» не только товарищей поэтов, но и театралов, и художников, и пролеткульт». «Между тем никакая организация за это не берется», — расстраивался Астров. — «Агитотдел губкома занят боевыми задачами дня». Думали, было взяться сами за это дело, но «тоже более боевая и срочная работа мешает».

Вот такие сложные дела сложились в 1921 году в Смоленске. С одной стороны с отрыжками буржуазно-индивидуалистического «я» надо бороться, особенно если они принимают групповые масштабы, а с другой стороны — боевые задачи, и даже более боевые задачи нельзя было бросать. В конце письма В.Астров задал такой вот вопрос товарищам из Москвы и Петрограда.

«Не есть ли эта работа, к которой, утверждаю, вынуждает нас вовсе не желание во что бы то ни стало вторгаться в «чужие» области, а сама всевластная жизнь, сама практика, требующая новых форм агитации, не есть ли это работа и вширь и вглубь?» Вот так, товарищи. Просто и ясно. Толстой отдыхает, а вам я предлагаю тут же развязать дискуссию и доказать профессору Преображенскому … о чем это я? и ответить товарищам из Смоленска вширь это или вглубь, а также разобраться с отрыжками и Демьяном Бедным, не отвлекаясь на боевые задачи дня. Пора уже, товарищи, расставить все точки над i (хоть ее и отменили в 1918 году, как отрыжку буржуазной культуры)

http://madiken-old.livejournal.com/505708.html