Весеннее
Ответить
Архив за месяц: Апрель 2008
Семейные ценности, однако
Пожилая матрона Люси Секкальди, по совместительству маман всемирноизвестного беллетриста Мишеля Уэльбека, проживающая на благословенном тропическом острове Реюньон в Индийском океане, с большим подозрением относится к творчеству собственного сына и к его персональной особе тоже. В интервью журналу Lire 83-летняя бабулька, к слову сказать активистка компартии и вообще человек с железобетонным характером, обвинила сына в клевете и пообещала разбить ему все его писательское мурло, если тот сподобится еще раз упомянуть ее чистое имя в своих книжонках. Ранее, Уэльбек неоднократно заявлял, что его мать была «шлюхой» и «редиской», и что она вообще умерла. В опровержение всех гнусных домыслов неблагодарного сыночка в свой адрес мадам Секкальди издала автобиографическую книгу «L’Innocente» («Невиновная»), в которой обрушилась с резкой критикой на всемирноизвестного автора, в частности, тропическая старушка уверена в том, что ее сын не умеет писать и ничего не знает ни о беллетристике, ни о науке, и вообще — Миша позер, фантазер, мот и бессовестный грубиян. О романе «Элементарные частицы» мать писателя отозвалась так: «Это ограниченный и поверхностный поток безмыслия».
Учимся у классиков
Из раздела публицистика. Великий Хорхе Луис Борхес и рецензия на роман
Хорхе Луис Борхес. АКУТАГАВА РЮНОСКЕ «В СТРАНЕ ВОДЯНЫХ. ЗУБЧАТЫЕ КОЛЕСА»
Фалес измерил тень от пирамиды, чтобы рассчитать ее высоту; Пифагор и Платон учили о переселении душ; семьдесят толковников, расселенных по отдельности на острове Фарос, за семьдесят дней непрерывного труда изготовили семьдесят абсолютно одинаковых переводов Пятикнижия; Вергилий во второй из «Георгик» превознес тончайший шелк, который выделывают китайские мастера, а на днях кучка верховых в провинции Буэнос-Айрес сражалась за первенство в персидской игре под названием «поло». Достоверны они или апокрифичны, все разнородные сообщения, которые я только что привел (и к которым, среди бесчисленного прочего, стоило бы прибавить появление Аттилы в песнях «Старшей Эдды»), — это вехи следующих один за другим этапов запутанного, многовекового и по сей день не законченного процесса: открытия Востока народами Запада. У этого процесса есть, понятно, и оборотная сторона: сам Запад открыт Востоком. Сюда относятся миссионеры в желтых одеждах, отправленные буддистским императором в Александрию, завоевание христианской Испании воинами ислама и зачаровывающие, а порой ужасающие книги Акутагавы.
Четко разделить восточное и западное у Акутагавы, видимо, невозможно, да и сами термины, в конечном счете, не исключают друг друга: христианство, восходящее к наследию семитов, — сегодня характеризует Запад. И все же я бы не стал спорить с утверждением, что темы и чувства у Акутагавы восточные, а иные приемы поэтики — западные. Так, в новеллах «Кэса и Морито» и «Расемон» перед нами несколько версий одного сюжета, пересказанного разными героями, — ход, использованный Браунингом в «Кольце и книге». Напротив, некая скрытая печаль, внимание к внешнему, легкость штриха кажутся мне, при неизбежных издержках любого перевода, чертами глубоко японскими. Непривычное и страшное царят на страницах Акутагавы, но не в его стиле, всегда сохраняющем прозрачность.
Акутагава изучал английскую, немецкую и французскую литературу; темой его кандидатской диссертации было творчество Уильяма Морриса; он постоянно возвращался к Шопенгауэру, Йитсу и Бодлеру. Одной из главных задач, которые он перед собой ставил, было новое, психологическое истолкование традиций и преданий его народа.
По словам Теккерея, думать о Свифте — все равно что думать о падении империи. Тот же процесс повсеместного распада и агонии открывается перед читателями в двух повестях, составивших данную книгу. В первой автор прибегает к приему бичевания человеческого рода под видом фантастических животных; может быть, его натолкнули на эту мысль звероподобные свифтовские иеху, пингвины Анатоля Франса или поразительные царства, по которым странствует каменная обезьяна в известной буддистской аллегории. По ходу рассказа Акутагава забывает о принятых условностях сатирического жанра, каппы становятся у него людьми и ничтоже сумняшеся ссылаются на Маркса, Дарвина и Ницше. По канонам литературы, это, конечно, просчет, но на деле заключительные страницы повести проникнуты невыразимой меланхолией, поскольку чувствуешь, как в воображении автора блекнет все: и окружающая действительность, и сны его собственного искусства. Вскоре Акутагава покончил с собой; для автора заключительных страниц «В стране водяных» мир капп и людей, мир, живущий по законам будней и по правилам эстетики, одинаково бессмысленны и скоротечны. Еще более прямое свидетельство охватывающих его сознание потемок — повесть «Зубчатые колеса». Как в стриндберговском «Аде», эта повесть — беспощадный и методичный дневник постепенного помрачения ума.
Я бы сказал, что встреча двух культур неизбежно трагична. После предпринятого в 1868 году рывка Японии удалось стать одной из величайших военных держав, нанести поражение России и заключить союз с Великобританией и Третьим рейхом. За похожим на чудо обновлением последовал, естественно, гибельный и мучительный духовный кризис. Одним из гениев и жертв этой метаморфозы стал Акутагава, ушедший из жизни 24 июля 1927 года.
Перевод Б. Дубина
1959г
Исчезнувшие Боги
Не сидите за компом!
Встречайте рассвет с Книгозавром!
Владимир Набоков. Пасхальный дождь
В этот день одинокая и старая швейцарка, Жозефина Львовна, как именовали ее в русской семье, где прожила она некогда двенадцать лет, — купила полдюжины яиц, черную кисть и две пурпурных пуговицы акварели. В этот день цвели яблони, и реклама кинематографа на углу отражалась кверх ногами в гладкой луже, и утром горы за озером Лемана были подернуты сплошной шелковистой дымкой, подобной полупрозрачной бумаге, которой покрываются офорты в дорогих книгах. Дымка обещала погожий день, но солнце только скользнуло по крышам косых каменных домишек, по мокрым проволокам игрушечного трамвая, и снова растаяло в туманах; день выдался тихий, по-весеннему облачный, а к вечеру пахнуло с гор тяжелым ледяным ветром, и Жозефина, шедшая к себе домой, так закашлялась, что в дверях пошатнулась, побагровела, оперлась на свой туго спеленутый зонтик, узкий, как черная трость.
Пасхальное
В Петербурге выбрали лучшие книги года
На проходящем в России 17-м Санкт-Петербургском международном книжном салоне были выбраны победители в конкурсе «Лучшие книги года», сообщил руководитель пресс-центра салона. В конкурсе принимали участие 230 издательств, представивших более 800 книг.
Наоборотное. Поздравляем Павла Феникса
Вечерами тихое море делает себя гладким. Ветер спит. Море зеркалом смотрит на звезды. Рыбаки молчат вместе с ним. Слушают, как в углах моря открываются рты. Стенки их гладки и дна нет. Места ртов определены на заре времен и навсегда. Как все голодное, рты несут опасность. И тогда тайные рыбаки из года в год кормят море тем, что принесли с собой. Старым хлебом, увядшими цветами, письмами дочерей и поломанными дверными ручками. Море глотает дары, как дельфина, уходящего с границы воздуха в глубину рывком до самого дна. И замолкает снова.
Так есть — в самые тихие вечера. И миру можно жить дальше.
Рыб для этих рыбаков нет.
Не приходить нельзя…