Сетевые трофеи. Портреты Анны Ахматовой

Сегодня 124 года со дня рождения Анны Ахматовой — великой русской поэтессы (23 июня 1889 — 5 марта 1966).

Автопортрет. Ахматова 1926г.

 

И мнится — голос человека
Здесь никогда не прозвучит,
Лишь ветер каменного века
В ворота чёрные стучит.
И мнится мне, что уцелела
Под этим небом я одна, —
За то, что первая хотела
Испить смертельного вина.

1917. Слепнево

Н.Я. Данько

Именной указатель. Крыся Квинто

Люблю солнце, но оно вечно жжет мне лоб, даже с закрытыми глазами, заставляя двигаться вперед.

Люблю луну, но в полнолуние мне так непередаваемо, что хочется выпрыгнуть из своей шкуры и уйти на солнце.

Люблю бодрящий ветер и ледяную воду, но кожа на моих руках становится похожей на сохлую землю в глиняной пустыне, которая не видела дождя три столетия.

Люблю ночь, но все время хочу спать именно ночью.

Люблю день, но тоже хочу спать, потому что недобрала ночью.

Больше всего я люблю лето. Да, сейчас как раз я нахожусь в поиске его вечного воплощения на земле.

Иногда я люблю писать стишки и рассказики. Надеюсь, меня хватит и на нечто большее.

С большой любовью к общему миру и мирам в каждом,

Крыся Квинто
Читать далее

Никита Елисеев. Образец для подражания

Есть люди, которые попадают в простреливаемую зону. Не в нейтральную, а в простреливаемую, не так, чтобы и вашим, и нашим. А так, чтобы и наши, и ваши от всей души могли по ним лупить. Как правило, это умные люди, много сделавшие для других.

В советском своем отрочестве я прочел книгу, от которой просто захлебнулся. Мне раскрылся целый мир, разнообразный, интересный. Там были Модильяни, Пикассо, Брак, Мандельштам, Пастернак — да там много кто был. Книга называлась «Люди. Годы. Жизнь». До сей поры я благодарен Илье Эренбургу за тот мой отроческий захлеб.

Потому-то я с такой страстной радостью схватился за новую книгу Бориса Фрезинского. Фрезинский в молодости, видимо, тоже захлебнулся, задохнулся от открывшегося ему мира и стал верным биографом и исследователем того, кого Владимир Набоков однажды назвал «гениальным журналистом и очень смелым человеком».

Читать далее

Сетевые трофеи Лембита Короедова. Тихая книга зайца Яси

velvetvampiress:

Завтра моїй Ясі виповнюється два роки і я завершила епічний проект — Тиху книгу в подарунок
Почала її шити засніженою січневої ночі, мріяла що моє шилопопе дитя буде тихенько (хоч інколи!:) сидіти в куточку і бавитись:)
Спочатку думала назвати «Тиха книга зайчика Ясі», але не влізло:)

В цілому книга могла пошитись значно швидше, але 5-6 сторінок я розпорювала і перешивала, деякий час Яська хворіла і не відпускала мене від себе, інколи не було сил, таке:)
А ще, коли я придумувала ще один новий розворот, Ігарьоша  цікавився, чи Яся до свого повноліття пограється книгою:)
Про собівартість страшно уявляти. Тищу грн, думаю, є:)
Основа — фетр 3 мм товщиною, ігрові елементи на липучках і магнітних кнопках

1

оцю застібку я робила в останній момент, учора, Якраз на моніторі дракон із «Хоббіта» викрав королевський діамант,
думаю, казка і надиктувала купу камінців нв застібці
А я колись думала: ну нафіга мені скло сваровскі?:) Все, все потрібно в хазяйстві!:)

1 det

перші розвороти з натирених накоплених в інеті ідей, а потім потроху і голова включилась

2-3

2-3 details
Читать далее

Михаил Эдельштейн. Дождя хватит на всех

Бенефис

При советской власти Бернарда Маламуда жаловали не слишком. Правда, в 1967-м вышел вполне представительный сборник его рассказов «Туфли для служанки», но потом Маламуд стал президентом американского Пен-клуба и осудил преследования писателей в СССР, после чего надолго превратился в «оголтелого сиониста» и «пособника вашингтонских ястребов». В перестройку и после его печатали много и охотно. Но прозаик он был довольно плодовитый, так что и до сих пор в его наследии не трудно обнаружить непереведенные романы и новеллы.

«Бенефис» — пятый сборник рассказов Маламуда на русском языке — как раз таки целиком составлен из новелл, прежде у нас не переводившихся. Надо сразу сказать, что рассматривать его стоит скорее как приложение к «каноническому» Маламуду. Дело в том, что Маламуд-новеллист не слишком разнообразен по материалу — он все больше о сирых и убогих, неудачниках, лузерах, глубоко фрустрированных и окончательно отчаявшихся. Но все тематические повторы в лучших его вещах с лихвой искупаются богатством и тонкостью повествовательной техники. Он выступает то как гротесковый сюрреалист, насыщающий простенький сюжет библейскими аллюзиями («Идиоты первыми»), то как изощренный нарратор («Мой сын — убийца»), то как остроумный психолог, мастер косвенной характеристики, «чеховской» игры нюансами и ассоциациями («Шляпа Рембрандта»).
Читать далее

Книги в парках: читаем как дышим

книги в парках

С июня по сентябрь московские парки станут одновременно книжными магазинами, читальными залами и клубными гостиными: 16 июня стартовал проект «Книги в парках», который реализуется при поддержке Департамента СМИ и рекламы города Москвы.

Проект «Книги в парках» должен стать новым элементом городской среды. Он существует уже второй год и призван демонстрировать всевозможные удовольствия от соединения прогулки в парке на свежем воздухе и чтения.

В пяти центральных парках Москвы (ЦПКиО им. М. Горького, парке искусств «Музеон», саду «Эрмитаж», Таганском парке и Саду им. Баумана) появятся деревянные конструкции в форме беседок и скамеек — «Гоголь-модули». Это павильоны-трансформеры, где издательства, книжные магазины и букинисты будут продавать книги по демократичным ценам. «Гоголь-модули» созданы молодыми архитекторами АРХИWOOD специально для проекта «Книги в парках». Отбор книг проводят кураторы проекта: популярные писатели, критики, литературоведы.

«Книги в Парках» представят общероссийскую акцию «Книги моей жизни». В ее рамках актеры, писатели, политики, среди которых Андрей Макаревич, Михаил Веллер, Илья Лагутенко, Владимир Познер, Карен Шахназаров, Михаил Швыдкой и многие другие, создали именные книжные коллекции. Посетители парков смогут купить любимые книги тех, чьи мнение и вкус им дороги.

Взято из «Букника«.

Воскресное чтение. Нина Большакова, два рассказа

Если вам надоело одиночество

Сказка о любви

Если вам надоело одиночество

«….то полюблю на всю оставшуюся
жизнь женщину, проживающую
в Крыму, на Украине, в Молдавии. »
Объявление в брачной газете

— Добрый день, господин следователь. Спасибо, что согласились меня выслушать. Может быть, это и не тот человек, кого вы так давно ищете, даже наверное не тот, но мне будет спокойнее, если я вам все расскажу. Я его не видела семь лет, и вдруг он снова появился, позвонил мне в дверь. Я открыла, а он стоит на лестничной площадке. У меня две двери, внутренняя деревянная и наружная металлическая, и вот на этой самой на наружной нет глазка. Так глупо, глазок только на внутренней двери, а на железной нет. Теперь я конечно установлю глазок, я уже заказала, они завтра придут устанавливать.
— Не волнуйтесь, не спешите. Может быть, хотите пить? Воды, кофе?
— Да, если можно, стакан воды. Спасибо. Так вот, я открыла дверь и держу ее, а он стоит на лестничной площадке, прислонился к перилам, и смотрит на меня. Совсем не изменился, столько лет прошло, я постарела, моя кошка постарела, а у него только виски поседели.
— Расскажите, как вы познакомились, и почему, собственно, вы его боитесь?
— О, это целая история! Ничего, если я буду говорить об этом в третьем лице? Назовем героиню Тильда, это одинокая женщина неопределенного возраста, между тридцатью и пятьюдесятью. Среднего роста, средней комплекции, обычная женщина, каких много. Мне так легче; сочиняешь историю о ком-то совершенно постороннем. Как-будто это было не со мной. Как-будто этого на самом деле не было. Итак, господин следователь, я начинаю.
Читать далее

Воскресное чтение. Георгий Шенгели. Повар базилевса

(чтение Елены Блонди)

Гладиаторы-бестиарии на арене

Византийская повесть
I

Под вечер хорошо у Босфора,
Хорошо у Золотого Рога:
Море, как расплавленный яхонт,
Небо, как якинф раскаленный,
Паруса у лодок пламенеют,
Уключины у весел сверкают,
И кефаль в мотне волокуши
Трепетным плещет перламутром.
Да и здесь, на Босфоре Киммерийском,
Тоже хорошо на закате;
Надо сесть на горе Митридата,
Не глядеть на город у подножья,
А глядеть на Азийский берег.
Там над синемраморным морем,
Над пунцовой глиною обрывов
Нежно розовеют колоннады
Гермонассы и Фанагории.
А над ними пурпур и пепел,
Изверженье кратеров бесплотных,
Бирюзовые архипелаги
И флотилии галер пламезарных.
И даже православному сердцу
Мечтаются «Острова Блаженных»,—
Грешная языческая прелесть,
Сатанинский соблазн элленов.
А на город глядеть не стоит:
В запустеньи древняя столица,
В капищах языческих — мерзость,
Ящерицы, змеи да падаль:
Гавань месяцами пустует,
Не видать и челноков рыбачьих:
Плавают они у Нимфеи,
Продают весь улов евреям,
А те его гонят к Требизонду
На своих фелуках вертлявых,
Здесь же и скумбрии не купишь!
Обнищала древняя столица,
Оскудели фонтаны и колодцы,
Еле держатся башни и стены,
Ноздреватые, как сухая брынза.
Читать далее

Воскресное чтение. Елена Блонди. Татуиро (serpentes), фрагмент романа

Cosmic Serpent by Anandi

Cosmic Serpent © Anandi

 

1. Станция Тешка

На маленькой станции Тешка всегда ночь и всегда зима.
Поезд приходил в Тешку в два часа ночи, а первая электричка отправлялась на Мариуполь в половине седьмого утра.
А летом ехать до станции Тешка не было нужды, потому что быстрее доехать в жарком автобусе до побережья и оттуда до Мариуполя — морем, в кресле ‘Кометы’, всего несколько часов, подпрыгивая, когда металлические крылья срезают макушки волн.
Но то летом. К зиме навигация прекращалась и два города, стоящие на одном море, прятали руки за спину, да еще и отворачивались.
Из сонного поезда, где почти все спали в город Мелитополь, — только полдесятка человек забирали свои сны из надышанного тепла и, спрятав их под пальто и куртками, уносили в белую, под черно-синим небом, безмолвную, всю застланную волнистой нетронутой пеленой станцию Тешку.
За несколько лет зимних поездок Лада не могла припомнить ни одного местного жителя, что появился бы на перроне или в зале ожидания. Может и был кто-то, кто встречал и провожал поезд, семафоря желтыми флажками, но, видно, уходили раньше, чем она успевала проснуться, таща сумку в островерхий домик с желтыми окнами.
В зале было тихо и чисто. Языкастые кресла светили фанерным глянцем, отражая в себе шарики плафонов. Люди рассаживались, устраивали рядом вещи, как неуклюжих детей, и становились похожими на зрителей особо длинного фильма.
За черными арками окон показывали спящую Тешку.
Читать далее