Господа оформители. Елена Блонди. Мелькиадесы гугла

Ночью искала иллюстрации к роману Маркеса, то еще развлечение — искать их ночью. Заходила на чужеземные, предложенные гуглом сайты, по запросу на двух языках, потом снова вернулась к ошеломительно прекрасным работам Маши Шишовой, увы, в сети их всего три. А вот Мелькиадес мне понравился этот, его нарисовала литовская художница Марта Журавская. Старый цыган — персонаж колоритный и, разумеется, в сети мелькиадесов больше, чем золотых рыбок полковника Буэндиа.
Но в целом, вот что интересно. Выписывая внешность персонажей романа художники забывают о том, что за строками Маркеса находятся живые люди, а не гротескные то карлики, то великаны, то уроды, то толстяки. И усиливая и без того сильную образность прозы мастера, создают не людей, а — шаржи. Да еще отказывая им и в солнечном свете, и в нормальном смехе, улыбках и в, скажем так — лучезарности. Которой, если читать правильно и хорошо, роман переполнен. Я сама при первом чтении восприняла текст совершенно по-другому, и закрыла в уверенности, что перечитывать книгу не буду. Она была для меня чересчур живой, и потому страшной и неудобной. Кажется, я сумела немного дорасти до этого романа. Это прекрасно и радует.
Так вот о героях. Хочется видеть не знаки-символы-образы-шаржи (с этим прекрасно справился сам Маркес), а именно людей. В большинстве же иллюстраций атмосфера подавляет человеческое. Ну да, естественно, уж очень сильная проза, не каждый художник сумеет справиться с погружением в другой кислород и сделать что-то не о кислороде, а о том, кто там в нем…

еще Мелькиадесов:


Читать далее

Елена Блонди. Чтение про свечах

Я бы написала «Чтение со свечкой», так как экономили и жгли одну, но это фонетически некрасиво звучит, пусть будет несколько более помпезно.
Когда я выбирала книгу, лезть высоко не стала, потому что темно и не хотелось падать с табуретки. Перебирать книги долго тоже было не с руки, ибо одна рука была занята свечкой. А хотелось проверенного, хорошего, с могучей энергетикой, отдохнуть от потекшего холодильника, ледяных батарей и сырого белья во весь квартирный коридор.
Ближе всех оказался Борхес. И он оказался нечитаем, из-за мельчайшего шрифта, в котором Ахилл и черепаха, презрев парадоксы и опровержения, слились в однообразную кашу из маковых зерен.
Вторая надежда — любимый бунинский «СУходол», великолепный, мощный, правда, очень мрачный и изысканно готический. Буквы в книге оказались настолько бледными, что их не брала ни свечка, ни налобный фонарик, ни керосиновая лампа. Так что Бунин от меня отказался, и правильно сделал, подумала я, ставя книгу на полку, уж очень много в Суходоле сверкающей страшной темноты.
Добр ко мне оказался великий мудрец Маркес. Старая истрепанная книга, купленная на блошином рынке, с неловко переклеенной красной ледериновой обложкой. И с хорошим, вполне читаемым шрифтом по желтоватой легкой бумаге, той самой «газетной» недорогой, без тяжести и бликующего глянца.
Читать далее