Вчера умер Михаил Успенский.

И сделать успел много, и смерть легкая (просто не проснулся субботним утром), грех жаловаться, и болячек изрядно было (в неюном возрасте «лишний вес» становится чуть не главным фактором риска), то есть не сказать, чтоб внезапно, но… Но. Тахикардия и сердечная недостаточность — болячки, в общем, нелетальные. А вдова говорит не столько о болезнях, сколько о глубокой депрессии последнего времени:
«Он не писал. Говорил, что «мой читатель умер, мне некому писать». Если бы не было депрессии, он бы еще пожил.
Недавно в Германии, где он выступал с лекциями, одна почтенная немка русского происхождения сказала ему, что учит своих детей русскому языку по книгам Успенского. Если бы ему чаще говорили такие слова, он бы мог прожить еще долго».
Оно, конечно, история не знает сослагательного наклонения, но вспомнился рассказ одного старого приятеля: как он вздумал «засвидетельствовать глубочайшее уважение и все такое» Аркадию Стругацкому. Терзался — как можно у такого мэтра красть драгоценное время — но желание жеста было неодолимым. Решил: хоть цветы вручу, это быстро. А Аркадий Натанович практически втащил его в квартиру и несколько часов вел с ним беседу, в которой, промелькнуло: «Так редко кто-то просто скажет «спасибо». Практически никто и никогда». Аркадий Стругацкий. Конца восьмидесятых. Тиражи, переводы и прочая, и прочая. Властитель дум, верховный олимпиец…
Года полтора назад во мне билось такое же желание — сказать спасибо — как раз Михаилу Успенскому. Но… сайта у него нет, а просто написать — в той же логике — постеснялась. Постеснялась, блин. Список (хоть и недлинный) тех, кого я не успела «поблагодарить за», пополнился еще одним именем.
Тиражи — мертвая цифирь (ох, не на пустом месте АБС в «Хромой судьбе» придумали показатель НКЧТ и жуткую безнадежность его круглых значений). Живое ощущение востребованности рождается лишь живым — личным — словом. Это, конечно, не только о писателях — вообще о художниках, работают ли они с красками, звуками, глиной или словами.
Лучше сделать и жалеть, чем жалеть, что не сделал.

http://kolchack-sobaka.livejournal.com/233805.html

(чтение Елены Колчак)

Часть I
ГЛАВА 1

Рекомендуется сервировать стол одинаковыми приборами и посудой однообразного фасона и расцветок.
Книга о вкусной и здоровой пище

Вороны в тот день летели по небу не простые, а красные.
Примета была самая дурная, да что с того: давненько уж не бывало в Многоборье добрых знамений. Если у кого в печи убегала из горшка каша, то непременно в сторону устья, к убытку; кошки даже в жару спали, спрятав голову под живот, – к морозам; вышедший ночью во двор по нужде обязательно видел молодой месяц с левой стороны. У многих чесалась левая же ладонь, предвещая новые налоги. Мыши в домах до того обнаглели, что садились за стол вместе с хозяевами и нетерпеливо стучали ложками. Повадился ходить со двора во двор крепкий таракан Атлантий – он безжалостно пенял людям, что не сметают крошек на пол, и возразить ему было нечего. В разгар зимы корова родила теленка, доподлинно похожего на бондаря Глузда. Бондаря, конечно, проучили до смерти так не делать, да что толку бить по хвостам?
Время от времени выходили из боров недобитые отшельники-неклюды, приговаривали так: вот, не слушались нас, то ли еще будет, захотели себе начальной власти, терпите нынче и не вякайте.
И не вякали: сами виноваты, крикнув себе князя.
Князь Жупел родился не от благородных пращуров, а вышел непосредственно из грязи. Дело было летом, как раз напротив постоялого двора старого Быни. Там посреди дороги вечно держалась лужа – ни у кого не доходили руки завалить ее песком и щебнем. И в некоторый день что-то в луже оживилось, забулькало, а потом начало и пошевеливаться. На беду, в эти дни по дороге никто не промчался на коне сломя голову. «Шевелюга обыкновенная», – решил старый Быня, и нет бы ему шурануть пару раз вилами в грязь, так он еще лужу-то огородил веревкой и привязал к ней красные лоскутки.
Через какое-то время стало понятно, что это не просто шевелюга, коли можно различить у нее руки, ноги и даже голову. То и дело по луже пробегала мелкая рябь. К постоялому двору, обычно безлюдному, начал подтягиваться народ. Кое-кто утверждал, что это ночью чужой проезжий пьяный свалился с телеги, а теперь вот мучается. Решено было поднести несчастному ковшик браги. Но подноситель и сам пил непробудную чашу, руки и ноги его не слушались, брага пролилась прямо в лужу. Зашипело и забулькало живее прежнего – должно быть, от дрожжей, – тело обозначилось крупней и лучше, в голове даже прорезались глазки. Глазки были небольшие, зато близко посаженные, белесые, с тоненьким черным и продольным зрачком. Было еще, оставалось время навести порядок все теми же вилами, но всем хотелось поглядеть, что будет дальше.
Читать далее →

1.

Привычка свыше нам дана, замена счастию она.

Прометей

Багровые пятна зловеще выделялись на смятой салфетке. На ярко блестевшем лезвии лежавшего рядом ножа, приглядевшись, можно было заметить похожие красноватые полосы. Кое-где в углублениях резьбы на рукоятке виднелись темные точки.

Я, конечно, не стала брать нож в руки — даже не стала до него дотрагиваться. Почувствовав себя героиней триллера, рефлекторно оглянулась — никого — приподняла довольно длинную банкетную скатерть и заглянула под стол (если на ноже — кровь, то должен быть и мертвец, а по всем законам жанра именно под столом ему самое место). Даже вдохнула на всякий случай поглубже — ведь при обнаружении трупа девушке положено орать, да?
Приготовления мои, однако, пропали втуне — трупов под столом не обнаружилось. Собственно, там не было вообще ничего.
То есть, ничего, так сказать, нештатного. Имелся пол, на полу, естественно, крошки, пара апельсиновых шкурок и несколько смятых салфеточных обрывков.
Ой! Штора, закрывавшая дверной проем справа от меня, шелохнулась — как будто кто-то только что из-за нее выглядывал. Кто-то? Ну да, или что-то, например, сквозняк.
Сквозняк-то сквозняк, но салфетка и нож по-прежнему лежали на столе и по-прежнему были покрыты зловещими красными пятнами.
Но раз есть окровавленный нож, то, вероятно, должно быть и тело. Либо раненое, либо уже неживое, так? И если его нет под столом — значит, оно где-то еще?
Что ж, для начала на всякий случай оглядимся: по-прежнему никого. И штора больше не шевелится.  Бездыханных окровавленных тел тоже не видно. Все те, что пока еще дышат, делают это весьма активно: пляшут, не жалея ног, оркестр в соседнем зале гремит так, что вполне можно стрелять без глушителя.

Самое время незаметно присоединиться к общему веселью, как будто никаких ножей я и в глаза не видела. А можно все-таки поискать тело? Если не мертвое, то хотя бы раненое…

Вот только нужно ли? Ох, Маргарита Львовна, все-то тебе неймется!
Читать далее →