Воскресное чтение. Александр Житинский «Дитя эпохи»

(чтение Дженни Перовой)

Отрыла у себя в электронной читалке повесть Александра Житинского
под названием Дитя эпохи,
и настало мне счастье!
Словно встретилась со старым другом, с которым с молодости не видалась!
Впрочем, так оно есть — впервые я прочитала рассказы Житинского как раз в молодости:

Сено-солома // Аврора, 1974, 3 // Голоса
Глагол «инженер» // Аврора, 1977, 4-5 // Голоса
Подданный Бризании // Аврора, 1988, 1-2

«Глагол «инженер» вошел главой в «Дитя эпохи», и я обрадовалась ему, как родному!
Ирония по отношению к себе и к миру, замечательный юмор, яркая фантазия — я теперь думаю, что Житинский повлиял на меня так же, как Вудхауз!
Александр Николаевич умер в январе 2012 года, еле-еле перевалив за седьмой десяток.
Бывает так, что очень сокрушаешься об уходе человека, вовсе тебе не знакомого.
Это — как раз такой случай.
И кажется, что все-таки я его знала: читая сейчас прозу Житинского, я словно слышала знакомый и понятный голос друга, и всю дорогу улыбалась!
С нежностью.

Мы — дети одной эпохи.
Так и хочется сразу запеть: Мы-ы дети Галактики-и…

Но мы — дети Общепита.
Читать далее

Воскресное чтение. Дженни Перова. ДРУГ ДЕТСТВА (фрагмент романа)

ДРУГ ДЕТСТВА

роман

Художник Vilhelm Hammershoi

***

Едкий дымок мандариновой корки.
Колкий снежок. Деревянные горки.
Всё это видел я тысячу раз.
Что же так туго натянуты нервы?
Сердце колотится, слезы у глаз.
В тысячный — скучно, но в тысяча первый…
Весело вытереть пальцы перчаткой.
Весело с долькой стоять кисло-сладкой.
Всё же на долю досталось и мне
Счастья, и горя, и снега, и смеха.
Годы прошли — не упало в цене.
О, поднялось на ветру, вроде меха!
Александр Кушнер

 

Не спится, никак — Ольга взглянула на светящийся циферблат часов: полпятого, с ума сойти. Она вздохнула, осторожно встала, покосившись на спящего мужа, надела халат и вышла из спальни, привычно поддерживая живот. Заглянула в детскую — конечно, одеяло сбилось. Поправила, поцеловала спящего сына в лоб, отведя светлую челку. Он что-то пробормотал во сне — Ольга улыбнулась: все воюет с кем-то!
Пошла на кухню, прикрыла за собой дверь и поставила чайник. Потом высыпала на стол фотографии из бумажного пакета. Когда-то они заполняли три больших альбома: синий бархатный и два коричневых кожаных с тиснеными лилиями на обложках. Старинные коричневые фотографии на картонных подложках с затейливо выведенными названиями фотоателье, пожелтевшие любительские, выцветшие цветные — больше ста лет жизни семьи, от которой теперь осталась одна Ольга. И ее дети — сын Ванечка и будущая дочка, которую тоже решили назвать Олей — муж настоял.
Ольга задумчиво рассматривала знакомые до боли снимки, родные лица: дед, бабушка… мама… отец. Ее собственных изображений совсем немного. Вот она — пятилетняя толстушка с торчащими косичками посреди тигровых лилий, которые выше ее ростом: Ольга помнила, как нюхала красные цветы, пачкая нос пыльцой. Оля-школьница, Ольга-студентка, учительница Ольга Сергеевна. Вот опять маленькая — насупленная девочка в светлом платьице, а рядом мальчик с испуганным взглядом…

***
— Ляля, посмотри, какой мальчик! Мальчик Сашенька!
Толстенькая маленькая девочка с короткими косичками, недоверчиво насупившись и выпятив животик, прижимается к ногам бабушки, а мальчик Сашенька, спрятавшись за маму, выглядывает из-за ее подола, как перепуганный цыпленок.
— Ты уже большая девочка, а он еще маленький. Видишь? Ты же не станешь его обижать, правда?
Мальчик и правда маленький, хотя младше Ляли всего на год — худенький, светловолосый и кареглазый. Он уже надул было губы, собираясь заплакать, но тут Ляля решительно взяла его за руку:
— Пойдем! Я что тебе покажу!
— А что?!
— Секретик!
И повела его в сад, где под кустом смородины в земле была ямка, прикрытая стеклышком, а там что-то яркое, блестящее и разноцветное — сокровища! Вот с этого момента Сорокин себя и помнил — как будто появился на свет только тогда, когда Лялька взяла его за руку.
Читать далее