Воскресное чтение. Ольга Славникова «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки»

(чтение Елены Николаевой)

(отрывок из романа)

Хотя в сумке у Катерины Ивановны лежала двойная, сто раз проверенная связка ключей, ей все-таки казалось, что без матери ее домой никто не пустит. Давно, со школы, Катерине Ивановне не приходилось самой запирать квартиру и самой ее отпирать, заставая в ней свое же застоявшееся утро, когда разбросанные перед уходом вещи кажутся более неподвижными, чем диван или шифоньер. Она уже не помнила, как в воздухе квартиры, не шевелившемся несколько часов, ощущается особенный, только ему присущий запах жилья, будто встречающий хозяйку после долгого путешествия. Она забыла, что раньше квартира пахла глажеными простынями и теплым крошеным яйцом, и не знала, что теперь этот запах переменился. Всегда, когда взрослая Катерина Ивановна возвращалась домой, квартира была уже хоть немного обжита: в прихожей стояла, облегченно опустев, мамина хозяйственная сумка, на кухне лилась вода. В последние месяцы встречи сделались иными: мать вздыхала в комнате, шаркала по полу тапком, все никак не надевавшимся,– а после остался только механический перебор диванных пружин. Диван, как старая шарманка, все играл одну и ту же хроменькую музыку, когда мать пыталась перелечь на отдохнувший бок,– и теперь невозможно было представить его ровное, без груза, отсутствующее молчание.
Читать далее

Воскресное чтение. Переводы Елены Николаевой. Андерс Рослунд, Берье Хелльстрем «Три секунды», отрывки из романа

Три секунды. Андерс Рослунд, Берье  Хелльстрем

До полуночи – один час.
Стояла поздняя весна, но было темнее, чем он ожидал. Далеко внизу плескалась вода, почти черная пленка уплывала куда-то в совсем уж бескрайнюю черноту.
Он не любил корабли, или же моря не понимал. Всегда мерз, когда ветер дул, как сейчас; постройки Свиноуйсьце медленно исчезали вдали. Он, как всегда, стоял, вцепившись в поручни, и ждал, пока дома, которые уже перестали быть домами и превратились в кубики, не растают вдали. Тьма вокруг него все сгущалась.
Ему двадцать девять лет, и ему страшно.
Он слышал, как за спиной у него ходят люди, тоже плывущие на этом корабле. Ночью они ненадолго уснут – и проснутся уже в другой стране.
Он наклонился вперед и закрыл глаза. Каждая новая поездка казалась отвратительней предыдущей, он ощущал опасность всем телом: руки дрожали, лоб был мокрым от пота, щеки горели даже под пронзительным ледяным ветром. Через двое суток. Через двое суток он снова будет стоять на борту парома, но уже направляясь обратно, и забудет, как клялся себе: «Больше никогда!».
Он выпустил поручни и открыл дверь. Холод сменился теплом, и дверь впустила его на длинную лестницу, где люди – сплошь незнакомые лица – двигались к своим каютам.
Он не хотел спать, не мог. Не сейчас.
Народу в баре было немного. «Вавель» — один из самых больших паромов, курсирующих между северной Польшей и южной Швецией, но крошечные столики и стульчики с четырьмя хлипкими рейками вместо спинки в его баре не располагают к тому, чтобы засиживаться.
Читать далее