Аудиокнига «Исповедь Маски». Читает Вячеслав Герасимов

Я долго не мог начать «Исповедь Маски». Хоть и хвалили мне Юкио Мисиму, хоть и подсовывали чуть ли не в покетбуках, я вежливо соглашался, покетбук брал, потом незаметно терял и продолжал жить так, без Мисимы. «Не люблю читать про геев», — говорил  себе. Почему я так говорил?

Дело в том, что почти вся литература, описывающая любовь между мужчинами, очень похожа на производственные романы – книги о людях, которых вместе свела профессия. Ведь в них, в производственных романах, главное – это не терминология и технические подробности, а нестандартные человеческие отношения, сложившиеся в нестандартных, не-бытовых условиях. Как ведут себя пилоты, когда самолет теряет высоту и заваливается в штопор? Что думает оператор доменной печи, когда трескается форма, и наружу брызжет расплав? Что кричит напарнику монтажник, когда видит, что тот вот-вот схватится за провода, в которых бьется высоковольтное напряжение? Мы – не-пилоты, не-сталевары и не-монтажники, очень хотим узнать, как испытывает человека то дело, которым он занят всю свою жизнь. Может быть, даже немного примеряем на себя это дело… Читать далее

Воскресное чтение. Джеральд Даррелл «Моя семья и другие звери» (отрывок)

Температура в Греции зимой

12. Беспокойная зима

В конце лета я, к немалой своей радости, вновь оказался без учителя. К тому времени мама обнаружила, что Марго и Питер, по ее деликатному определению, «чересчур влюбились друг в друга». Поскольку все остальные были единодушны в своем осуждении Питера как возможного родственника в будущем, что-то надо было предпринимать. Единственным вкладом Лесли в разрешение этой проблемы было предложение застрелить Питера, но оно по некоторым причинам не было принято всерьез. Мне эта мысль показалась блестящей, однако я был в меньшинстве.
Читать далее

Воскресное чтение. Андрей Ханжин, стихи

***
Радость моя, саблезубая бабочка Ева!
Кофе остыл. Отравись, я тебя подожду.
Было темно от любви и от долгого гнева.
Было тепло — как, наверное, будет в аду.

Трещины губ твоих, будто плывущие сети,
манят погибших романтиков бездной беды.
Имя твое — как проклятье. Никто не ответит,
что разглядел в твоей смерти надежды следы.

Лица твои — то ли Вяземской, то ль Воронцовой —
яркой наложены маской в оскал дьяволиц.
Выпей вот это — из чаши с потеком пунцовым,
выпей и руку лизни мне, как комнатный шпиц.
Читать далее