Роман Дино Буцатти «Татарская пустыня»

С тех пор, как у нас запретили поэзию,
жизнь стала, конечно же, проще.
Впервые я прочла «Татарскую пустыню» лет двадцать назад, еще в журнальном варианте. И запомнила на всю жизнь. А недавно купила книгу, в которой кроме романа еще и рассказы, не читанные мной никогда. Перечитав роман, поняла, что эта книга – на все времена. Ибо она – вне времени.
Ибо она – о времени.
О его беспощадном течении.
Это завораживающий роман. Странный и волшебный. Тем более странный и волшебный, что в нем практически ничего не происходит. Ничего, кроме жизни.
Нет, не так! Ничего, кроме ожидания жизни. Молодой лейтенант приезжает служить в крепость Бастиани – маленький форпост на границе Татарской пустыни, намереваясь уехать оттуда при первой возможности – и остается навсегда. Но долгожданный враг с севера появляется лишь тогда, когда герой уже смертельно болен и слаб. Он вынужден покинуть крепость, даже не увидев неприятеля.
Вот и весь сюжет.
Он умирает в чужой деревне, забытый всеми, старый и уродливый.
Но как умирает!
Он встречает смерть как солдат. С улыбкой на устах. Он выиграл свою единственную битву – «майор Джованни Дрого, изнуренный болезнью и годами слабый человек, пошел грудью на огромный черный портал и увидел, что створки его рушатся, открывая путь к свету…»
Эта книга, как отрава.
Ты все время возвращаешься к ней в мыслях, ты видишь перед глазами горы, пустыню, крепость Бастиани, часовых на стенах…
Ты видишь две горные дороги и двух всадников, перекликающихся через ущелье – капитана и лейтенанта, старожила и новичка, направляющихся в крепость. Один из них – Джованни Дрого.
Который?
А может быть, и тот, и другой?
И разделяет их ущелье времени…
При всей кажущейся простоте тексты Дино Буцатти полны парадоксов и философских неожиданностей – так необычайная прозрачность воды в озере не сразу дает постичь всю его глубину.
Все герои Дино Буцатти живут ожиданием. Жизни, любви, чуда, смерти…
Если Джованни Дрого провел жизнь на крепостной стене в ожидании вражеского нашествия, то герои рассказа «Стены Анагора» живут под стеной – у врат таинственного города, надеясь, что рано или поздно ворота откроются и их пустят вовнутрь.
Да открывались ли вообще когда-нибудь эти ворота? Многим ли удалось в них войти?
Только одному человеку.
А другие?
«Других поблизости не было. Это одна из самых маленьких дверей в стене, и пилигримы не обращали на нее внимания. В тот вечер к ней подошел какой-то путник и постучался. Он не знал, что этот город Анагор, и, вступая в него, ни на что особенное не рассчитывал, ему просто нужно было где-то переночевать. В общем, он совершенно ничего не знал и оказался там чисто случайно. Может, поэтому ему и открыли».
А в рассказе «Бумажный шарик» персонаж пребывает в ожидании – в предвкушении – поэзии. Он подобрал скомканный черновик, выброшенный в окно поэтом, и не торопится его развернуть, ибо «ожидание чего-то хорошего приносит гораздо больше радости, чем обладание (поэтому разумнее смаковать, а не удовлетворять сразу же эту поразительную разновидность вожделения, подкрепленного мыслью, что все еще впереди; по-видимому, ожидание, не отягченное страхом и сомнениями, и является единственной формой счастья, доступной человеку), как весна, несущая в себе обещание лета, радует человека больше, чем само лето – долгожданное исполнение этого обещания, – так и предвкушение блистательной и доселе неизвестной поэмы, возможно, даже выше того художественного наслаждения, которое дает нам непосредственное и обстоятельное знакомство с ней».
И далее Дино Буцатти дает совершенно замечательное и в какой-то степени провокационное определение поэзии: «Кто знает, возможно, поэзия вовсе и не нуждается в открытом и общедоступном языке, в каком-то логическом смысле, в том, чтобы ее слова складывались в членораздельные фразы или выражали какие-то разумные понятия. Или еще: слова… могут быть разорваны на куски, перемешаны в кучу отдельных слогов. Больше того: чтобы наслаждаться чарующей красотой, постигать силу этих слов, их вообще не нужно читать».
Вот так-то.

…это был человек, который жил в присутствии Бога, и это присутствие было таким сильным, что и другими людьми ощущалось…
Сразу оговорюсь, что я не принадлежу к числу поклонниц творчества Людмилы Улицкой. Я прочла многое из написанного ею, одни вещи мне понравились, другие – нет. Я признаю и уважаю ее несомненный талант, высокое мастерство, интеллигентность (пишу это слово с опаской, ибо в последнее время оно стало почти ругательным), но что-то «не цепляло» душу. Так бывает – писатель хороший, но не твой.
Признаюсь также, что не принадлежу к «избранному народу», а проще говоря – не еврейка. Но и не антисемитка. Я согласна, что национализм – последнее прибежище подлецов. Неважно, какой ты национальности и вероисповедания – был бы человек хороший. Зачем я об этом говорю? Наверное, чтобы подчеркнуть, что как читатель романа Улицкой я беспристрастна. Надеюсь, что беспристрастна.
Эту книгу не стоит читать тому, кто озабочен только сиюминутным выживанием, кто не чувствует своей сопричастности к судьбам мира, и кто всерьез полагает, что наша жизнь ограничивается тем крошечным пространством, в котором мы с жужжанием мечемся – как летние мухи – между семьей и работой. Эта книга легко написана, но тяжело читается – потому что требует размышлений. Можно сказать и наоборот: книга легко читается, хотя тяжело написана, потому что я, как историк, прекрасно представляю, какое количество материала пришлось «переработать» автору. Роман сложен, как мозаика, из множества осколков разных жизней – разговоров и писем, воспоминаний и впечатлений, записок и доносов, рапортов и газетных публикаций, причем голос автора звучит в общем хоре наравне с прочими персонажами. Ведь и мы изо дня в день – Подобно Каю, собиравшему из льдинок слово «Вечность» – перебираем разноцветные камешки, надеясь завершить рисунок своей мозаики и не понимая, что последний камешек – в руках Бога.
Пока я читала, меня не оставляло ощущение, что я бреду в темноте по незнакомой местности, ориентируясь в пространстве то по лунному отблеску на бутылочном осколке, то по огоньку сигареты случайного спутника, то по колючему блеску дальней звезды. Пока я шла, взошло солнце, и, оглянувшись назад с вершины холма, я ясно увидела пройденный путь: вот – старое дерево, на которое я наткнулась, вот – камень, о который я ушибла ногу… Картинка сложилась. Мне стало понятно, что шуршало в траве, что звенело в воздухе… Чей пепел стучал в мое сердце. Это страшная книга, потому что она о смерти.Это светлая книга, потому что она о жизни.О любви и ненависти, войне и мире, благородстве и предательстве, рождении и убийстве.
О вере и неверии, спасении и искуплении, существовании Бога и смысле жизни. Об Израиле и России. Об иудеях, христианах и мусульманах.
О нас. О нас, отгораживающихся друг от друга перегородками обрядов и суеверий, и не понимающих, что перегородки наши до неба не доходят – Бог видит нас всех. Везде и всегда.
Пока я пишу этот текст, рядом со мной на стуле сидит, болтая ногами, человек в сутане – маленького роста, с карими глазами.Улыбается, как ясное солнышко. Даниэль Штайн – еврей, католик, монах, священник. Пастырь и праведник.Переводчик слов, переводчик душ.Он пережил все ужасы войны, не один раз чудом спасался от смерти, спасал жизни других людей, устраивал их судьбы и жил, распространяя вокруг себя радость, заменяя многим – кому отца, кому – брата, кому – сына. И так нелепо погиб в конце романа…
Автомобильная авария. Это было, как удар под дых! Как я возмутилась, как негодовала на Улицкую!Разве можно – ТАК завершить сюжет, ТАК завершить жизнь! А потом… А потом я поняла, что это – правда. Только так и бывает в жизни. Только так – больно, нелепо, несправедливо и горько. И это гениальный авторский ход, потому что благодаря этой несправедливой смерти – как будто смерть МОЖЕТ быть справедливой! – я никогда не забуду переводчика Дитера Штайна, маленького и великого, слабого и мудрого, нелепого и святого…
Он читает из-за плеча мою писанину и говорит:– Ну что ты, деточка, пишешь! Хватит уже! Пойдем, у нас полно работы!

Когда у меня плохое настроение, я поступаю по методу Александра Сергеевича Пушкина. Помните, он советовал откупорить шампанского бутылку иль перечесть «Женитьбу Фигаро»? Ну, шампанское с успехом может заменить бутылка пива или даже чашечка крепкого кофе. Но вот перечесть «Женитьбу Фигаро»… Честно говоря, я вообще ее не читала! Нет, спектакль я, конечно, видела и оперу слышала, а вот саму пиесу не читала. Ну не довелось!
Но! У меня есть собственное средство борьбы с плохим настроением!
Это — замечательный и удивительный Пэлем Грэнвил Вудхауз, которого я читаю по кругу: кончаю последнюю книжку и начинаю опять с первой. А книжек его у меня… Сейчас пойду, посчитаю — ага! Целых 15 штук! И это далеко не все, что он понаписал!
Читать далее →

МУЖЧИНА МОЕЙ МЕЧТЫ
Детективы Дика Френсиса

Первым детективом Дика Френсиса, который мы прочитали, был «Фаворит» – и он сразу же стал фаворитом среди детективов. Незнакомый и притягательный мир скачек, риска и азарта. Мужественный герой, преодолевающий все преграды. И обязательное торжество справедливости в финале. И любовь – ну как же без любви!
С тех пор прошло много лет, и наконец на нас обрушилась лавина детективов Дика Френсиса – больше трех десятков. Похвалюсь: у меня есть все! Вот они – стоят дружными рядами на полке! Все, кроме одного, зачитанного навсегда приятельницей – «След хищника»… Эх…
Ну да ладно.
Время от времени я перечитываю то один роман, то другой – теперь, когда сюжеты известны, больше бросается в глаза чудовищность некоторых переводов. Что делать, выпущены на заре перестройки! Надеюсь, последние издания избавлены от грубых ошибок и невнятицы, когда мучительно хочется открыть английский первоисточник и понять, о чем же, собственно, идет речь!!! Некоторые места я исправляла сама, догадываясь по контексту, в чем дело.
Например: маленький мальчик подбежал к герою, и ЗАТАИВ ДЫХАНИЕ, сказал… Вы не пробовали сказать что-нибудь, затаив дыхание? И не пытайтесь! Ну конечно же, не затаив дыхание, а ЗАПЫХАВШИСЬ! А в другом романе меня чрезвычайно умилили сноски, заботливо добавленные переводчиком (в целом перевод был даже не плох), из которых, например, следовало, что… Ну, не помню точно, допустим, что Ньюмаркет – не город, где проводятся скачки, а пальто на меху. С рединготом, что ли, перепутал.
Но вернемся к детективам. Время от времени я устраиваю себе ДНИ ДИКА ФРЕНСИСА – чаще всего во время отпуска. Такой курс лечения. Френсисо-терапия. От чего же помогает старина Дик?
От депрессии, от неуверенности в собственных силах, от жалости к себе, от ипохондрии и мерехлюндии. Почитав о злоключениях героя, убеждаешься, что все твои неурядицы – просто ерунда! Чаще всего именно так и есть. Ведь ты же не лежишь связанный в трюме плывущей неизвестно куда яхты? Нет! И тебе в глаза не смотрит дуло револьвера, который держит в руке весьма раздраженный громила? Тоже нет! Или, может быть, ты свалился с лошади в разгар скачек и по тебе бодро проскакал десяток резвых стиплеров? Нет, нет и нет!
Я бы советовала всем, у кого есть сыновья, подсовывать им ненароком книжки Дика Френсиса – как бы припрятать, чтобы сам нашел и тайком прочел. А иначе – какой кайф? Тогда, может быть, вам удастся воспитать из мальчика настоящего мужчину. Ибо герой Дика Френсиса – настоящий мужчина.
Во-первых, он профессионал. Он любит и знает свое дело. Он занимается этим своим делом иногда наперекор обстоятельствам и давлению семьи – «здесь я стою и не могу иначе» (кто же это сказал?…).
Чем хороши детективы Френсиса – читая очередной роман, заодно узнаешь массу интересных вещей, например, о ремесле стеклодува или ветеринара, получаешь ценные сведения о том, как посадить самолет в тумане или написать картину акриловыми красками. А что? Никогда не знаешь, что пригодится тебе в жизни!
Во-вторых, кем бы ни был герой Дика Френсиса в разных романах – жокеем, архитектором, летчиком, частным сыщиком, художником и даже лошадиным барышником (!) – это практически одна и та же личность, необычайно мужественная и притягательная. Герой может быть силачом и хлюпиком, красавцем или обладать весьма средней внешностью – неважно. Главное – воля к победе и чувство справедливости, которые присущи ему от рождения, и которые делают его столь сильной личностью в глазах окружающих, – хотя он сам этого часто и не осознает.
И в то же время это живой человек со всеми человеческими заморочками. Он боится и страдает, делает промахи и ошибки, пребывает в депрессии и подумывает о самоубийстве. Но!
Упав, он всегда поднимается.
И горе тем, по чьей вине он упал!
Замечательно, что Дик Френсис не скрывает от нас ни сомнений своего героя, ни его страданий. Это не железобетонный Шварценеггер, которого и гранатой не возьмешь, – нет, герой ломает руки-ноги, получает по макушке железякой, его ранят ножом и в него стреляют. Но он умеет не обращать внимания на физическую боль – пара таблеток аспирина и лед. Ничего, заживет. И заживает.
Гораздо страшнее раны душевные. У Френсиса есть серия романов про Сида Холли – бывшего жокея, ставшего частным сыщиком. В результате травмы он потерял руку. И вот ему угрожают искалечить другую руку, если он не прекратит расследование. Состояние героя можно себе представить. Он пугается до умопомрачения и послушно уезжает в Париж, как ему велено. На протяжении нескольких страниц автор показывает нам, как постепенно в герое зреет решение продолжать расследование, как он побеждает свой страх – потому что сильнее страха оказалось его презрение к самому себе, за то, что он так испугался. Герой понимает, что, будучи искалечен физически, он как-нибудь проживет. Но с искалеченной душой… Нет.
Вот такой он, мужчина моей мечты. Он не плачется в жилетку, не ноет, сам принимает решения и упрямо делает то, что считает нужным, как бы не пилила его очередная женщина.
А с женщинами ему не везет.
И почему бы это?
Как сказала одна из героинь, женщине нужно мужчину утешать, пестовать и лелеять.
Неужели это правда?
Неужели на самом деле мы любим этих нерешительных хлюпиков, не попадающих молотком по гвоздю, не способных сообразить, в каких кроссовках выносить мусор, и при легком покраснении в горле вызывающих скорую?
Не может быть…
Нет, это мужчина не моей мечты!

Поговорим просто так.
Поговорим о вещах необязательных
и потому приятных…

Начну издалека.

Всегда лучше начать издалека – это раздвигает горизонты читателя и добавляет уважения автору.

– Да-а, смотри ты, – думает читатель, – откуда зашел! А мне и в голову не приходило, что дядька в Киеве имеет такое непосредственное отношение к бузине в огороде…

Где-то я уже об этом писала…

Ну ладно.

Итак, вернемся на… э-э… можно не уточнять, на сколько именно лет назад?

Достаточно сказать, что это были советские времена, а юная Дженни занималась на подготовительных курсах при истфаке МГУ.

Для своего возраста я была довольно начитана. Даже можно сказать, что мне не было равных в родной школе, и я победила в литературной игре свою классную (во всех смыслах этого слова!) руководительницу, побив ее именами Заболоцкого и Ахматовой. Учительница вяло отбивалась при помощи программных Максима Танка и Демьяна Бедного. Стыдно до сих пор! Чего выпендривалась… В отместку за двойку, что ли – единственную, кстати! – полученную на уроке литературы за отказ учить наизусть «Слово о полку Игореве»? «Слово» пришлось-таки выучить. Зачем? До сих пор помню: «Не лепо ли ны бяшеть братие начати старыми словесы трудный повестий о походе Игоря, Игоря Святославовича…»

Но продолжим наш «трудный повестий».
Читать далее →

Как ни странно, мы продолжаем читать. Правда, главным образом в транспорте – в метро, в электричке, в автобусе, даже в маршрутке! А что, разве не так? Давно ли вы, читатель, сидели в кресле с книгой в руках – или даже лежали на диванчике, укрыв ноги пледом? Рядом стакан крепкого чаю с лимоном, сушки с маком, какой-нибудь мармелад…
Не говорю уж о том, чтобы сидеть за столом, подперев голову руками и жадно вчитываться в мелкие строчки, ероша в упоении волосы и ставя на полях яростные вопросительные и восклицательные знаки!
А? Когда это последний раз с вами было? То-то же.
Что же мы читаем? Проведенный в метро на протяжении недели социологический подсмотр показал, что читаем мы в основном сканворды и кроссворды. Причем сканворды – чаще. Далее по степени популярности идут газеты (спортивные издания на первом месте) и глянцевые журналы.
Некоторые все же читают книги! Детективы, любовные романы, фэнтези – вот тот набор, который скрашивает нам путь до работы и обратно.
Конечно, вряд ли можно ожидать, что сидящий рядом с вами пассажир изучает Шекспира в подлиннике, чаще всего это все-таки Донцова.
Но порой попадаются странные люди с неожиданной книгой – так, я с изумлением увидела в руках у элегантного молодого человека «Историю Шотландии» на английском языке! Но, возможно, это был студент МГИМО.
Откуда же мы берем то, что читаем? Покупаем, одалживаем у знакомых, берем в библиотеке…
В библиотеке…
Помню, во времена моего детства мы стояли часами – буквально! – в очереди в районную библиотеку. И это в жаркий летний день! Помню это страстное чтение – согнувшись в три погибели на неудобной скамейке, на качелях, ничком на траве… Полное самозабвение. Книги проглатывались мгновенно. Как давно не посещало меня это упоение от книги!
Почему мы читаем именно то, что читаем?
Потому что это новая книга любимого автора, потому что понравилось другу, потому что о ней писали в прессе, потому что ВСЕ читают!
Коэльо и Устинова, Мураками и Лукьяненко, Перес де Реверте и Оксана Робски… Улицкая… Пелевин…
Многие сейчас читают с экрана компьютера, благо из интернета можно скачать все, что угодно. Это удобно, не спорю. Но сколько наслаждения проходит мимо вас! Тяжесть книжного томика в руке, изящество шрифта, красота иллюстраций, умопомрачительный запах бумаги и типографской краски…
Правда, признаю, что всех этих прелестей не дождаться от карманной книжки в мягкой обложке, напечатанной в каком-нибудь Мухосранске, где редакторы и корректоры отсутствуют как класс – отчего книжка пестрит опечатками и разваливается, когда вы еще не дошли и до середины. Печально.
В конце концов, неважно, как мы читаем – листаем ли бумажные страницы или таращимся в экранчик – важно, что мы ЧИТАЕМ.
И так постепенно, буковка за буковкой, слово за словом, строчка за строчкой мы выплывем в огромный океан мировой литературы, где высятся, подобно скалам, Федор Достоевский и Габриель Гарсиа Маркес, Джон Голсуорси и Лев Толстой…
Только не закрывайте книгу!

Впечатления от прочтения книги Вуди Алена «Шутки Господа»

Нет никаких сомнений, что удивительное рядом.
Единственный вопрос – есть ли там парковка
и до которого часа открыто.
Вуди Аллен

Ну вот, не прошло и 30 лет, как до нас дошли рассказы Вуди Алена!
Многие слышали его имя, некоторые смотрели его фильмы, возможно, кто-то уже прочел его прозу, но вряд ли кто из нас слышал, как Вуди играет джаз на кларнете – в сопровождении оркестра, между прочим! А он таки играет.
В сборник вошло около тридцати рассказов Вуди. Не все они понравились мне одинаково, но общее впечатление может быть выражено всего тремя словами: умереть – не встать!
Это безумно смешно. Рассказы написаны в лучших традициях Марка Твена и О`Генри – правда, окончивших что-то типа Вассар-колледжа в Покипси (вы слышали о таком? И я нет, а это один из самых престижных в Америке) и продолживших свое образование в Гарварде (ну уж Гарвард вы знаете).
Читать далее →

Размышления о поэзии и не только, навеянные
книгой Ирины Одоевцевой «На берегах Сены»

…и память бедного поэта
Поглотит медленная Лета…
А.С. Пушкин

Первая часть воспоминаний Одоевцевой – «На берегах Невы» – была мной прочитана еще в незапамятные времена в «толстом» журнале и не раз перечитана в последствии. Помню смешной случай, связанный с этой публикацией – читала ее запоем в электричке, а напротив сидел молодой человек с какой-то книгой Пикуля. Почему-то я взялась его просвещать и сказала:
– Ну, что Вы читаете! Вот лучше бы Одоевцеву почитали! Она пишет про Гумилева, Ахматову, Блока…
На что мне молодой человек совершенно серьезно ответил вопросом:
– Это что, всё ее знакомые?
С тем я и вышла из вагона.

Читать далее →

Пэлем Грэнвил Вудхауз

http://lib.ru/INPROZ/WUDHAUS/humnt.txt

Внимательный читатель, конечно, заметил, что рассказы мои, в сущности,— юмористические; и теперь самое время предложить ему очерк о юморе,который просто обязан рано или поздно написать каждый член нашей гильдии. В XVI веке «юмор» определяли как «смущение в крови» и, хотя делали это,скорей всего, из вредности, не так уж ошибались. Правда, я бы сказал «смещение». Чтобы стать юмористом, надо видеть мир не в фокусе, другими словами — страдать небольшим косоглазием. Тем самым, вы относитесь несерьезно к очень важным установлениям, а люди хотят в них верить и тоже смотрят на вас искоса. Статистика говорит нам, что 87,03% косых взглядов обращены на юмористов. Солидный человек все время боится, как бы мы чего не выкинули, словно нянька, чей питомец проявляет склонность к преступности.
Возникает та напряженная неловкость, какая царила в замке, когда по нему бродили шуты. Полагалось их как-то использовать, но особой любви они не вызывали.
— И что он порет? — шептал жене король или, скажем, граф. — А ты еще его подначиваешь! Вот, утром, с этими воронами…
— Я просто спросила, сколько ворон уместится в жилете бакалейщика. Так, для разговора.
— А что вышло? Звякая, как ксилофон, он покрякал — ненавижу эту манеру! — и ответил: «С утра — добрая дюжина, а если светит Сириус — поменьше, роса вредна при цинге». Ну, что это такое?
— Это юмор.
— Кто тебе сказал?.
— Шекспир.
— Какой еще Шекспир?
— Ладно, Джордж, успокойся.
— В жизни не слышал ни про каких Шекспиров!
— Хорошо, хорошо. Неважно.
— В общем, ты ему скажи, чтобы он ко мне не лез. А если еще раз треснет этим поганым пузырем, я за себя не отвечаю.
Юмористы чаше всего — люди мрачные. Причина в том, что они ощущают себя изгоями или, скажем так, экземой на теле общества. Интеллектуалы презирают их, критики — кое-как терпят, ставя вне литературы. Люди серьезны, и на писателя, не принимающего их всерьез, смотрят с подозрением.
— Вам все шуточки, а Рим-то горит! — укоризненно замечают они.
Лучше бы жалеть юмористов, лелеять, они ведь очень ранимы. Огорчить вы их можете в одну секунду, спросив: «Что тут смешного?», а если все-таки засмеялись — сказав, что они в конце концов «просто юмористы». Слова эти бьют их наповал. Засунув руки в карманы, выпятив губу, они поддают ногой камешки, сопоставляя свою участь с участью бродячей собаки.
Вот почему в наше серое время трудно найти смешной рассказ, не говоря о пьесах. Драматурги соревнуются в мрачности. Поскольку десять пьес из двенадцати с треском проваливаются, можно предположить, что они не правы.
Если бы, поступившись весом и важностью, они стали помягче и повеселей, всем было бы лучше. Нет, я не против кровосмешений и безумия, но всему — своя мера. Смех тоже не повредит.
В театре давно уже не смеются. Там слышишь только тихий, свистящий звук, который издают встающие дыбом волосы, да резкое кряканье, когда актеры произнесут одно из тех коротких слов, какие прежде употребляли в кабаках низшего пошиба. Вспомнить смешно, что, когда слово «черт» впервые прозвучало на Нью-йоркской сцене (если не ошибаюсь, в пьесе Клайда Фитча), поднялось Бог знает что, вызвали полицию, а может — и войска.
Конечно, переход будет медленным и нелегким. Поначалу, услышав смех, зрители решат, что кому-то стало плохо, и зашепчутся: «Врача, врача!» Но понемногу привыкнут, и мы снова ощутим в зале не похоронную атмосферу, а что-то более приятное.
Самый печальный юмор в наши дни, я думаю, русский. Чего вы хотите?
Когда живешь в стране, где всю зиму надо тереть снегом посиневший нос, особенно не разрезвишься, даже при помощи водки.
Хрущева, по-видимому, считали заправским шутником (тот, кто так не считал, живя при этом в Москве, таил свои чувства), но ограничивался он эйзенхауэровской шуткой о гольфе и русскими поговорками. Если есть на свете что-то безрадостней русской поговорки, прошу мне об этом сказать. «У нас, — сообщал он своим соратникам, — говорят: курица переходит дорогу, а умный человек боится разбойников». Тут лицо его трескалось поперек, глаза исчезали, как устрицы, когда их тушат, — и соратники догадывались, что если на секунду запоздают со смехом, следующая их работа будет в Сибири. Может быть, придет время, когда Россия обратится к историям о муже и жене или о двух ирландцах на Бродвее, но я в этом не уверен.
Перечитал и заметил, что, по забывчивости, так и не определил, что такое юмор. (Авторы и лекторы вечно спрашивают: «Почему мы смеемся?» Хорошенький у них будет вид!) Итак, определить я забыл. Лучше приведу слова из книги д-ра Эдмунда Берглера «Чувство юмора».
Вот, пожалуйста: «Смех — зашита против зашиты. Обеими реакциями мы обязаны неосознанному эго. Жесткость суперэго снимается тем, что мы обращаем кару в удовольствие. Суперэго упрекает эго и за такую подмену, а эго создает новую защиту, образуя тем самым триаду, в которую входит смех».
То есть как — непонятно? Ну, знаете! Молодец, Эдмунд. Так и держи, и не дай тебе Бог засмеяться.

Утомившись дарить свое внимание и время бесчисленному количеству авторов, что умеют или не умеют связывать слова в предложения и ритмические строки, Блонди нашла очередной выход.
Вот, к примеру, Самиздат. Чтоб свести огромное число авторов от тридцати пугающих тысяч до реально обозримого, существует, топ-40, к примеру, топ редактора и так далее.
Но мы сегодня пойдем другим путем!
Вашему вниманию — короткая нарезка авторов-именинников. Некоторые из них повесили тексты, да забыли, другие отслеживают комменты и отзывы. Неважно. Всех — с днем рождения! И беспристрастный, механически отобранный из того, что пожелали сами авторы (указав в графе «Начните чтение с…) — шорткат номер три:

невозможным дождем
громогласная тень истекла
импозантно ввернулась
в свое отражение-тело
проливаясь ручьем
по пространству
из то ли стекла
то ли камня
внезапно
ты кожею стать захотела
Читать далее →