Иногда хочется предать анафеме. Выразить то ощущение шершавой гадости, что никак не дает забыть о чем-то. Этим «чем-то» стала некая «Ясвета Серебрякова.» (ссылок на ее раздел делать не советую, так как, с одной стороны, Ясветам имя – легион, а с другой, дабы не создавать одной из многих излишнего пиара, ибо она и так весьма хорошо пиарится).
Именно с пиара и началось мое с ней знакомство. Она всё время мелькала в комментариях литературного сайта. Раз десять за пару часов засветилась, а я обычно в такие частые ссылки тычу мышью, слаба-с. Зашла в комментарии, глянула… обычные комментарии, люди, в основном, говорят о темах написанного. И это еще меня не напугало, хотя и сама иногда, когда приходится высказываться о чем-то плохом, говорю о теме, скажем, «да, вы правы, птичку правда жалко». Птичка-птичкой, кому надо – пожалеют, да только вот я, многоуважаемая Ясвета, столько не выпью.
И стало мне очень грустно, так, что даже расхотелось смеяться над Ясветиными опусами, которые приводить излишне, ибо хуже некуда. Сидит такая Ясвета в своем Замудонске, получает образование, конечно, преподавателя русского языка и литературы, чтобы потом презреть все правила великого и могучего, потом замуж выходит, рожает детей, кормит и обстирывает семью… и всё бы хорошо, и бог бы с ними, с правилами, и их презреть можно красиво, и писала бы она в стол, но позвала Ясвету мания писания на сайт, где ее стали читать. Отчасти такие же, как она, отчасти те, кому ее жаль, которые в ответ приходят сказать ответное-приятное. Изредка попадаются те, кто вежливо пытается объяснить Ясвете какое дерьмо она пишет…
Но я опять отвлеклась на описание внешнего. Хочется же сказать о творениях Ясветы. Всё просто: Ясвета пишет чудовищно. Она берет, в общем-то, общечеловеческие, хорошие, светлые темы, вроде любви, материнства, Родины, спасения и делает с ними такое своим корявым, штампородящим языком, что у меня, простого читателя, который не против любви и общечеловеческого прочего, появляется желание грязно надругаться над бездарно описанными темами. А надругаться следует над, увы, Ясветой, несчастной женщиной, прождавшей всё детство папашу-кобеля и изуродованной жизнью обывателя то полного непотребства. То есть, увы, с ней уже сделали всё, что можно было сделать. Более того, Ясвета настолько дура, что понять даже довольно добрый стёб не в состоянии. У нее на всё есть прикрытие – эти самые, чудовищно извращенные общечеловеческие штампы. Даже про карму полушутя ей сказать нельзя. Ясвета не верит в нее, ибо христианка. Возможно, через веру она и обладает тем, чем думающий человек обделен: она свято верит 9пардон за тавтологию) в то, что пишет хорошо, а что не хорошо, то можно же пойти в литературный институт и там научат! Ах нет, боюсь разочаровать, не научат. И объяснить Ясвете почему – я бессильна. Ну не убивать же ее, право, это было бы уже с моей стороны – верхом глупости. Я бы лучше ее направила в оный институт. Если место хорошее, ее попрут оттуда сразу и безоговорочно.
Посему я призываю людей думающих, светлых разумом, которые могут отличить перл от навоза, не вступать в дискуссии, не пытаться править и учить Ясвету и ей подобных. Единственное, что можно сделать с такими «творцами» — это предать их полному забвению по схеме: пришел-прочел-стошнило-полегчало-забыл. И не будет тогда долгих комментариев, и не будет пиара, и ничего не будет, только порыдает в далеком Замудонске некая Света, пожалившись в пустоту, что-де и тут не поняли, и тут не оценили, и тут забыли, да и вернется к своему прямому житейскому назначению – щи варить.
В заключение хочется вынести всё-таки нечто положительное из Ясветы. Про веру в себя я выше сказала и тут еще повторю: учитесь, таланты, ее ничем не перешибешь. И второе: всё-таки живет во мне слабая надежда, что нет такой женщины, но кто-то умный решил всем показать, слив все помои в один несветлый образ, КАК НЕ НАДО ПИСАТЬ.

Есть поэты земли. И воды, — морской бескрайней и быстрой речной, что течет в одном направлении. Есть поэты снега и поэты льда, о стихи которых можно разбить коченеющие руки. Есть поэты лесных ягод и высокого жаркого неба. А есть – обломков бетона с торчащей из них ржавой арматурой.
И эти ощущения мои могут совершенно не зависеть от фактического ряда стихов. Лишь собственные ассоциации. Но, возможно, и ощущения Блонди кому-то нужны кроме нее. Ведь я рассказываю – об удовольствиях. Читать – вкушая. Слово-то какое! А по-другому и не скажешь.
Павел Феникс – поэт серого света и открытых пространств. И ничего уничижительного в этом нет. Серый свет Феникса – из множества оттенков серого цвета. Цвета мудрости. Откуда, казалось бы? Ведь – молод! Особенно в наше время всеобщей инфантильности. Возможно, и, скорее всего – собственный талант делает его мудрым. Потому что Феникс — очень талантливый поэт. И до собственного таланта молодому поэту Фениксу – еще необходимо дорасти. Но он – с ним, в нем, и – приходится жить. И быть старше ровесников, что ограничиваются переведением в стихотворные строчки пубертатных страданий.
Феникс не ограничивается. Такое впечатление создается при чтении его стихов, что границ нет вообще. Есть – огромные пространства мира, уставленные плоскостями распахнутых стен. И незамкнутость их приглашает в другие миры. А вот же они – видны прямо с балкона, на котором – стоит, курит, смотрит. А потом, читая стихи – и мы все стоим, курим, смотрим… Следим за полетом окурка. Думаем…
Читать далее →

Петрович Георгий. Профессия — врач. И — писатель.

Знакомо ли вам такое — мимоходом открываешь книгу — на любой странице, и — не закрываешь, пока не дочитается она до конца? Сейчас это редкость. Все больше или ждешь тягостно развития сюжета, или надеешься, что хоть концовка вытянет. А то и просто закрываешь поспешно текст. Петрович пишет реалистическую прозу. «За жизнь». Он — мужчина, который не боится писать о женщинах. По-всякому. И о разных женщинах. Они в его рассказах и слабые, и злые, и сильные, и красивые, или просто — мужчину хотят. Ошибаются и раскаиваются. Или, ошибаясь — не раскаиваются. Пишет не о розовых принцессах. Но и не о самках, коих — в грязь втоптать за все их пакости. Пишет с точки зрения мужчин. И мужчины у него — они тоже, знаете, — люди. Как и женщины. Подумала, может, разделяя по признаку половому, должна я испытывать неловкость, из-за того, что, вот пишет товарищ(человек) о товарищах(человеках), а я все их по старинке — мужчина, женщина…Но в том и соль. Что именно это тягучее, сладкое, скрытое или напротив, ликующее — взаимодействие полов — и есть главное в прозе Петровича. Равные непохожие. Встречаются и… А дальше уже все всё знают, и — пишут об этом, и — читают.Но некоторые авторы пишут так, что — открываешь и читаешь с любого места. До конца. Потом перечитываешь.Это — главное. Когда хочется вернуться и перечитать. Все подряд, а не только эротические сцены.Тем не менее, Петрович один из совсем немногих читанных мною авторов, которые умеют дойти в описании секса до самого конца — и ни разу не сфальшивить! Он пользуется тем же самым русским языком, что и все прочие авторы, но в его рассказах читателя не испугают нефритовыми стержнями, яхонтовыми пещерами и прочими чудесами сексописания, равно как и избыточным ненормативом. Я сама автор и знаю, насколько это сложно — рассказать, как все заверте…Петрович умеет. И не на пределе возможностей. У него — сколько рассказов, столько и умений рассказать. Нет авторских трафаретов. Талант его, как голос оперного певца — колонны рушит, и чувствуется, еще не на пределе…(Глюк унд глас)Конечно, Петрович пишет не только об этом. Он пишет о сибирских селах, где когда-то сам практиковал врачом — блистательно пишет! (Поспать и жиры) Пишет приключенческо-детективные повести (Шустрики и мямлики) и эссе (Великодушное вино). Пишет о жизни эмигрантов в Израиле, Америке и Германии (Серебро на холмы Галилейские). Размерами все тексты, кроме эссе, способны отпугнуть среднего сетевого читателя. Шутка ли — рассказы по сорок с лишним килобайт! Не жалеет нас автор…Но это лишь до прочтения первого рассказа. А потом уже и нестрашно. Потому что автор, пишущий на таком уровне, имеет право на тексты солидных размеров. В них нет жижи и нет бесплодных умствований назидательных. В них — крепкие сибирские морозы и жаркие южные ночи, холодные дикие реки и замученные многолюдьем курортные пляжи. Сюжет. Интрига. Смерть. И в каждом рассказе — люди. И — нелюди в человеческом обличье. Любовь и предательство. И все прочее человеческое.Как-то по поводу одной из рецензий меня упрекнули, мол, поменяй имя автора и можно такое написать про кого угодно. Возможно, кто-то про кого угодно и пишет. Такое. А у меня принцип другой — про кого угодно вообще не пишу.А о прозе Петровича — пишу. И настоятельно советую тем, кто любит читать «за жизнь» вкусно — идите и читайте. Вы там все найдете — и стиль, и язык, и юмор, и мастерство…Люблю читать Петровича…Елена Блонди — для литературного портала Книгозавр

перенос

Вопреки своей привычке, решил поиграть в объяснялки. Будучи апологетом примитивизма в литературе, я привык изъясняться просто, а потому по ходу дела был слегка удивлен тому, что девяносто процентов людей менее всего понимают простое. Ни хрена не понимают, одним словом. Хрен что понимают. Вот как здесь — ни хрена не понимать и хрен что понимать — это, в общем-то, просто и означает одно и то же, но я и сам хрен что понял в собственной мысли.

На самом деле, понятие это несколько шире. Это так же, как наличие мальчиков-хоп-хоп-хип-хип-хтмл, которые сами не могут, но и другим не дают своей суетой.
С одной стороны, тебе нужно сосредоточиться и задуматься, а тут рядом кто-то подпрыгивает и пылит.
Но о последних мы еще не говорили.
Понятие «айбол», конечно, старовато, но не грех и его вспомнить, ибо оно часто употребляется в северных регионах.
Перванах и айбол — одно и то же. Но Перванах особенен тем, что живет в сети и там производит свои высеры — здесь нет разницы, чем эти высеры являются. Будь то рассказом на 2 листа, или созданием нах-концепта, тоже, надо сказать, небольшого объема.
Для стороннего, не просвещенного обывателя, и перванах может показаться интеллектуалом. Это потому, что перванах гораздо чаще, чем настоящий автор, старается блеснуть терминами.
Постоянно используются: имена философов, слова типа «экзерсис», модные фишки, еще хуй знает что. Об «имхо» говорить не буду — это особенный глист.
Перванахи могут помещать на своих страницах витиеватые изображения, которые якобы что-то обозначают.
Если почитать ленту переписки перванахов, то, с виду, может показаться, что ты наблюдаешь сходку умников. Но, зайдя туда, тотчас понимаешь, что к чему.
Если ты делаешь что-то большое, глобальное, то первая реакция: — не замечать
Вторая:
— сказать что-то типа уп-сс.
Плюс, перванах может добавить, например: +1.
Что это значит, я не знаю.
О матерных перванахах: настоящих мастеров непрозрачного слова почти нет. Если ж и есть авторы, у которых мат по делу, или много мата — и все — в стиле, то их единицы (Юрий Слабоумов. Кого еще вспомнить? Поэт Ижыцин как-то был на СИ….) Так вот, все остальные Перванахи очень, как будто, некисло отрываются на литпроме, удаве, подонках, но хули толку? Сегодня типа и весело, а завтра — забыто. Хотя иной цели и нет.
Почему ж, вопрос, их так много, айболов и перванахов? Ответ прост — в более серьезные дисциплины не полезешь — там мозги нужны. Сделать что-то, помимо пиздабольства — тоже мозги нужны. Сочинять же рассказики — стишки по страничке и коллекционировать количество сообщений — мол, у кого больше, тот и звезда — это как раз то самое.
Конечно, есть еще нах-айбол-критики, особенно фантастические. При чем, после первого же высера вокруг роиться столько мух, что я и подходить боюсь. Тут, оказывается, в фантастике главное — правильно описывать типы космических кораблей, инопланетян, правильно мешать в одной кастрюльке орков и авторских персонажей и т.д. Для меня вообще тема орков — это заподло, но, вот, фант-перванахи занимаются этим всерьез. Но это уже другой тип — это ладжь-перванахи, люди, мысльюдрочащие.
Все виды перванахов в жизни, чаще всего, люди заурядные. В сети же у них есть все шансы себя показать, нах-покомментировать, сказать «имхо», катнуть очередную дебильную историю, начинающуюся, как правило, с чьего-нибудь вопля:
-А! — прокричал Джон.
-У-у-у-у-у! — прокричали орки.
После этого история возвращается назад, и т.д. и т.п.
Когда такие вещи критикуются, особенно — на конкурсах типа БД, это грустно, потому что это недостойно критики. Впрочем, перванахской критики — возможно. Отчего ж, blya imho, и нет? Я ж лично, не вижу никакого резону помнить имена даже самых известных перванахов. Тем более, что у них то и дело происходит ракировка.
Нах-ракировка — это тоже такая штука. Приходит новый нах-айбол, с воплем — мол, я! Я!
Посещает все подряд форума, и всем говорит: Я, нах! Я, нах! Потом, спустя некоторое время, все угасает, и люди вспоминают: а где же, blya imho, Вася, где же, blya imho, Вася? Но, только забыли мы про Васю, вот он и Петя.
Причина ж здесь проста: людей, потенциально способных на что-то серьезное в литературе, не так уж и много. На пути от написания до издательства проходит достаточно долгий срок. Выходя в Интернет, автор надеется найти похожих на себя людей, пообщаться. А вместо этого, находит кучи хозяек, оторвавшихся от пирожков, чтобы написать новый нах-стих, лузеров-онанистов, осуждающих таких же онан-айбол-лузеров, обсуждающих цвет ника и наличие у орков лазера, постшкольников, у которых на фоне окончательного заволосения стоит на стихи/прозу, старых стихоплетов, у которых лира льется на фоне отклонения в половой ориентации и проч.
С одной стороны, выход один — сказать, что нехуй мне тут делать, и продолжать заниматься делом.
С другой стороны, айболы сети — если их объединить в одну кучу — это целый pattern, который может залить что-угодно и где-угодно. Тем более, что ладжь-перванахи, порой, издают по-многу книг, тиражом 2-5000 экз., которые за просто так никто не читает. Но эти книги, будучи раскиданными по пространству Руси-матушки, как будто и фон какой-то нах-автору задают. Зайдите в магазин. Откройте любую из них. 90% начинается воплем.
-А! — прокричал Джон.
-У-у-у-у-у! — прокричали орки.
Понятно, что лучше не париться. Тем не менее, знание — сила.

Кто такие айболы
Элтон Иван

«…С любимыми не расставайтесь,
Не зная покоя в постели,
И весь Новый Год провтыкайте
В гондоне, подвешенном к ели… »
(с) Мубышъ-Жыхышъ, «Что-то не так».

Мубышъ-Жыхышъ — автор, о котором я просто обязан был написать, потому как более стильной, эстетичной и натуральной чернухи я в современной литературе не встречал. Да и вообще не встречал, если честно. Разумеется, данный автор не рекомендуется к прочтению тем, кто воспитан на Винни-Пухе, Крошке-еноте, Ежике в тумане и прочих добрых и жизнерадостных зверушках от искусства. Впрочем, предупреждение зряшное — крошки-еноты не потянут и двух строчек из Мубыша. В каждом человеке есть лимит восприятия чернухи — кому хуй чернуха, а кому пизда; кому червяк в яблоке, а кому в жопе; кому нож в животе, а кому топор в голове и т.д. Исходя из этого, по мерке своей, каждый волен подобрать себе самого чернушного из натуралистов. Многие в этом плане уважают Сорокина, но я лично не знаком. Когда прочитаю, поделюсь. Для меня номер первый — Мубышъ Жыхышъ.
Некогда некая девочка-психоаналитик сказала не буду говорить о ком: «Он ходячее подсознание». Так вот, Мубышъ — это не просто ходячее подсознание, а агрессивное и воинствующее подсознание. А что может быть страшней подсознания? Люди веками по крохам, по крупицам, по чайной ложке собирают все, что есть хорошего в них и окружающем мире, оформляют это виде библий и жизнеутверждающей беллетристики, а загляни кому-то в нутро, а там — та же чернуха, что и тыщи лет назад. Будто и не было никаких библий и львов толстых. Поэтому внимательные взгляды в человеческое нутро не есть самый популярный литературный жанр, а исследования подсознания в литературе негласно табуированы, как вредные. Мастерами жанра считаются люди, рискнувшие хоть по кочкам проскакать в болоте подсознания, вроде Кафки и Цвейга, ну, или товарищи, видящие кайф в том, чтобы плюнуть слюной в лицо истеблишменту. Истеблишмент тоже любит, когда ему плюют в лицо остроумные хулиганы, вроде Уэлша и Паланика, а потому любовь здесь взаимна и взаимовыгодна. Рискну предположить, что рассказы Мубыша — это даже не плевок в лицо кому бы то ни было, а скорее полное окунание благообразного читателя в отхожее место собственного подсознания.
Как и любой настоящий чернушник, Мубышъ остроумен, лиричен и красиво излагает. Одна девочка, не та, которая психоаналитик, а еще одна, как-то заявила, что язык Мубыша вязкий, читать тяжело, как будто ноги из болота выдираешь. Есть немного, но, с другой стороны, разве Федор Михайлович не вязко пишет? А этот, Умберто Эко? Там пока до всех этих маятников и роз доберешься, рак мозга можно заработать. А любимый всеми нами Набоков? Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Не всем же быть такими простыми парнями, как Хемингуэй и Ирвин Шоу, кто-то должен писать и сложно. Мубышъ пишет сложно.
И депрессивно. Очень трудно прочитать несколько рассказов Мубыша за один присест. В чернухе тоже есть свои законы жанра и собственная предсказуемость — если, к примеру, во первых строках Мубышъ описывает красивые девичьи ноги, то, прочитав предыдущие рассказы, можно догадаться, что во последних строках некто эти ноги отрежет, зажарит и съест. А не просто изнасилует девушку или заставит ее сделать аборт, как это принято в жизнеутверждающей массовой беллетристике. А вот, если в рассказе Мубыша фигурирует какой-нибудь зверь, например, собака или кошка, то этого зверя не просто убьют, зажарят и съедят, как принято в жизнеутверждающей массовой беллетристике, а непременно изнасилуют или заставят сделать аборт. В этом вся сложность, но это сложность незнакомого вам жанра, потому как уверяю вас — ничего подобного вы никогда не читали. Кому читать не рекомендуется, я уже говорил выше. А кому рекомендуется? Ну, прежде всего, рассказы Мубыша рекомендуются в качестве терапевтического средства молодым начинающим писателям, которые полагают себя шокирующими натуралистами. Если вы вынашиваете мысль поразить кого-то своим шокирующим натурализмом, предварительно прочтите любой рассказ из списка ниже и подумайте, кого вы собрались напугать своими детскими поллюциями? Маму, папу и любимую девушку? Пугать вам, конечно, не возбраняется, и девушка, может быть, и полюбит в вас зверя, но имейте в виду — она ведь после вас может случайно встретить Мубыша, и ваш внутренний зверь превратится в описянного плюшевого мишку. А во вторую очередь прочесть Мубыша рекомендуется авторам оптимистичной жизнеутверждающей прозы, чтобы те могли реально оценить свои силы — способны ли они бороться с подобными чудовищами подсознания или только мыльце варить?

Ниже приведен неполный список собранных мною по сети рассказов Мубыша Жыхыша:

Пассажиры
Желудь
Счастье
Струны
Холодец
Граница
Граница (часть вторая. Статуи)
Граница (III). Струны
Квинтэссенция
Доктор Фердинанд
Alky Park
Легенда о летающей лягушке
Птеладон
Заборчик
Хризантема
Две собаки
Polly Wants A Cracker
Бисер и свиньи
АЦИНВОКОМС
Про человечка
Анализатор
Дар тому, кто должен летать
Начало пути
Истина
Иллюзии

Прыг-скок
Прыг-скок 2 (…и еще раз про небо!)

Структуризация сетевого пишущего сообщества, или По говну на утлой лодочке.

Писатель: Я писатель.
Читатель: А по-моему, ты говно!
Д.Хармс. «Четыре иллюстрации того, как новая идея огорашивает человека, к ней неподготовленного».

Пишущее сообщество и сетевое, как часть его, это разливное море говна. Но структура его много проще структуры моря и говна, взятых вместе и по отдельности. По простоте своей она приближается к выеденному яйцу. Но знать ее совершенно необходимо для выживания.
Глобальное пишущее сообщество делится на множество сообществ малых: есть там свои гении, здоровые середняки, а, по сути, хорошие писатели, и графоманы, есть писатели читаемые и нечитаемые, печатаемые и непечатаемые, есть литсообщества журнальные, книжные и сетевые, не говоря уже о жанровом разделении, кое строго до кастовости. В общем, все очевиднейшие вещи. Хотелось бы указать лишь на небольшие, но важные различия между официальными (книжными) писательскими сообществами и сообществами подпольными (сетевыми). Важные, разумеется, для нас, для подпольщиков.
Как найти хорошую книгу в сети? Можно, если навык иметь. Это, как у рыбаков: есть сеть на бычка, а есть на камбалу. Зависит от ширины очка. Несмотря на всю мою брезгливость к издательствам, не могу не отметить их несомненный плюс: очко у них настроено как надо. Сети издательств загребают поголовно весь середняк, товарную рыбку, один в один, голова к голове, любо-дорого, красиво-серийно. Что примечательно, в их сеть может попасть и гений, если случайно заплывет не туда, а вот графоман — почти никогда, разве что сильно растопырит жабры. И это большой плюс официальных бумажных издательств, поскольку бизнес не терпит разнобоя.
Поэтому бумажное литсообщество качественно делится лишь на две группы: хорошие писатели и плохие писатели, остальное их деление вторично. В электронной сети все несколько по-другому. Конечно же, здесь есть свои гении, свои середняки-хорошие писатели, но количество графоманов зашкаливает за все возможные пределы. Кроме того, в литсети обитает еще один вид, неизвестный сообществам бумажным. В народе этот вид называли: «не пришей кобыле хвост» или «погулять вышел», нынче же в обиход вошло удачное выражение — «первонах». Собственно, это люди, которые не пишут, не читают, но имеют доступ к произведениям, а потому могут комментировать все написанное. В бумажных сообществах это вид представлен исключительно самими издателями, но мы и не можем требовать от рыбака сродниться с рыбкой.
Другое отличие — полочки. В любой библиотеке тексты, так или иначе, систематизированы. В самом деле, я могу увидеть рядом с Шолоховым Шукшина, но вряд ли — пособие по разведению шелкопряда и порнофильм «Широкая жопа». В электронной сети же тексты часто разбросаны в самых немыслимых, мало систематизированных, местах. Если вы человек пишущий, можете легко проверить: забейте свое имя или имя своих текстов в поисковике, и вы увидите, в каких странных местах они обитают. И проблема совсем не в том, что ваш текст может оказаться на порносайте или на сайте торговли мебелью: там его легко отличить от всего остального. Проблема в другом: из-за преобладающего количества графоманов в сети, хорошие тексты, даже на специализированных литературных сайтах, вынуждены быть зарыты под тоннами графоманского мусора, который в поисках приходится перелопачивать. А, как уже говорилось выше, для этого нужно иметь навык.
Вот собственно, всего две отличительные особенности сетевого литературного сообщества, первая: преобладание графоманов и наличие «первонахов», вторая: плохая систематизация и отсутствие скрининга в размещении текстов. А из этого вытекает проблемка.
И суть проблемки в следующем.
В сети, на литсайтах, тексты лежат рядом, в одной куче. Сотни и тысячи текстов. По опыту своему вы знаете, что гениальные тексты там несомненно есть — один на тысячу. Есть на тыщу пару десятков хороших писателей. Остальное — труды графоманов. Как с первого взгляда, одним щелчком, выбрать нужное?
Снова сошлюсь на бумажные издательства. Они решают эту проблему просто — первое, авторитет, второе — рецензии, как база и, одновременно, следствие авторитета. Помню, как «Вагриус» хвастался на своем сайте — мы нашли Пелевина! Абсолютно справедливый ход — на лейбле «мы нашли Пелевина» можно продать сотню отборного килограммового судака-середняка. Плюс, издательства, а равно, журналы, заказывают профессионалам рецензии, которые и объясняют неразумным читателям, почему надо именно здесь и сейчас купить того или иного судака. Тем выбор конечного потребителя на рынке существенно упрощается: книгу автора Судака-Задунайского он покупает по двум причинам: первая, они ведь, кроме Судака-Задунайского, издали Пелевина, вторая — известный критик Рыбоедов написал, что Судак-Задунайский, если под водочку, ничем не хуже Пелевина.
Казалось бы, в чем проблема? Ладно, сетевики не могут прикрыть свою жопу Пелевиным, но рецензии-то писать им никто не возбранял? Это так, и я не буду повторять одну из любимых сентенций сетевых графоманов — «в сети критики нет!» В сети критика, безусловно, есть. Но какая и от кого? Гении критику не пишут, они растекаются мыслию по древу и шызым орлом ширяют в небеси. Хорошие писатели-середняки, если приспичит, могут разродиться раз в год хорошей статьей-середняком. Сетевую критику пишут, преимущественно, графоманы, а потому ценность этой критики равна нулю — ни уму, ни сердцу; «дайте бумаги для жопы», как говорили в моей общаге в студенческую бытность. Тут-то и появляются на арене «первонахи».
К бумажной литературе доступ «первонахам» закрыт по определению. И вовсе не потому, что их не пускают на пороги издательств или каким-то образом дискриминируют их письма. Дело в том, что «первонахи» в издательства не ходят и писем туда не пишут. Скажу больше, «первонахи» не ходят на книжные рынки. И книг «первонахи» не читают. НО ОНИ ХОДЯТ В СЕТЬ! А в сети лежат книги. А раз что-то там лежит, то «первонах» должен по этому поводу высказаться. В этом главный парадокс сети — ничего и никогда не читающий человек может оценивать литературное произведение наравне со всеми, с читателями, писателями, критиками, редакторами и прочими профессионалами. Причем отличие вы не всегда найдете. И сложно ведь сходу отличить. Представьте себе, лежат рядом сотни книг: парочка от гениев, десяток от середняков, остальное — графоманское. Рядом лежит десять рецензий, на одну вменяемую — девять графоманских, а еще, тут же — десять тысяч отзывов. Причем, если вы думаете, что на тексте гения будут преобладать отзывы типа: «да ты, брат, гений!», вы глубоко ошибаетесь. Этот отзыв будет преобладать на отзывах графоманов о графоманах же. Самым же частым отзывом на всех без исключения текстах будет отзыв «первонаха» (то есть человека, в принципе не способного оценивать литпроизведение). И отзыв этот будет лаконичным — «ты говно!»
Как говорил мой друг детства, ныне алкоголик, Ленчик, про какого-то своего знакомого: «Представь, ему жена изменяла, так он пошел и из окна выпрыгнул. Ну, не дурачок?» И мы дружно сошлись на том, что человек этот, несомненно, дурачок. Беда в том, что не все такие нечуткие и толстокожие товарищи, как мы с Ленчиком. Беда в том, что если есть люди, способные выпрыгнуть в окно из-за того, что им изменяет жена, то найдутся и люди, которые выпрыгнут из окна, если про их литпроизведение скажут, что оно говно.
Знаю, знаю, что найдутся товарищи, которые возжаждут от меня рецептов и пилюль. А шож делать, спросят они.
Рецепты я знаю, но вам не скажу. Потому что я сам хитер-бобер, и мне это самому пригодится. И здесь сентенция «мы все в одной лодке» не проходит, здесь каждый в своей. Хотя все это кокетства ради. Если у человека есть мозг, то на вопрос «Что делать?» он ответит, прочитав то, что написано в статье выше, а то и вовсе не читая эту статью.
От себя могу ответить лишь иносказательно: плывя по морю говна на утлой лодочке, старайтесь не брызгать веслами и вовремя конопатьте днище. Если все сделаете умеючи, то вас или заметят с парохода, или сами куда-нибудь доплывете, до нужного острова, который у каждого свой.

Лембит Короедов

* «Покос — это когда сено косят. Косят, сушат, мечут стога. Обычно это происходит в конце мая — начале июня, когда нарастает молодая, сочная, пахучая трава. На покос выезжают семьями, живут на лугах в шалашах по неделе и две, день работают, ночь любятся. Свежескошенная трава пахнет так сладко, слегка подсушенное сено дурманит головы. Любовь запивают парным молоком, коровы тут же на лугах пасутся, пастухи их в село не гонят, остаются в ночном с приходящими пастушками.»
Нина Большакова. Покосные дети
Читать далее →

Этот текст предназначался для внезапно появившейся пустой странички в книжке Уморина, что готовится в печать. Но, подумав и прикинув, я решила, что там достаточно моих слов — рядом со словами Дженни и Кота Ирвинга Стивенса.
Поэтому вместо этого эссе в книге будет напечатан один прозаический текст самого Алексея. Чему я рада несказанно.

***
Читать далее →