Journ. Другие, ничейные дети

Я все пытаюсь написать об этой книге, и у меня каждый вечер пропадают слова. Потом я их нахожу, но уже под подушкой, вздыхаю и думаю, ну вот завтра, завтра, наверняка, смогу. И так уже месяц, месяц поиска то ли слов, то ли сил, то ли правды.
Но попробуем…
Читать далее

Воскресное чтение. Александр Житинский «Дитя эпохи»

(чтение Дженни Перовой)

Отрыла у себя в электронной читалке повесть Александра Житинского
под названием Дитя эпохи,
и настало мне счастье!
Словно встретилась со старым другом, с которым с молодости не видалась!
Впрочем, так оно есть — впервые я прочитала рассказы Житинского как раз в молодости:

Сено-солома // Аврора, 1974, 3 // Голоса
Глагол «инженер» // Аврора, 1977, 4-5 // Голоса
Подданный Бризании // Аврора, 1988, 1-2

«Глагол «инженер» вошел главой в «Дитя эпохи», и я обрадовалась ему, как родному!
Ирония по отношению к себе и к миру, замечательный юмор, яркая фантазия — я теперь думаю, что Житинский повлиял на меня так же, как Вудхауз!
Александр Николаевич умер в январе 2012 года, еле-еле перевалив за седьмой десяток.
Бывает так, что очень сокрушаешься об уходе человека, вовсе тебе не знакомого.
Это — как раз такой случай.
И кажется, что все-таки я его знала: читая сейчас прозу Житинского, я словно слышала знакомый и понятный голос друга, и всю дорогу улыбалась!
С нежностью.

Мы — дети одной эпохи.
Так и хочется сразу запеть: Мы-ы дети Галактики-и…

Но мы — дети Общепита.
Читать далее

Воскресное чтение. Дженни Перова. ДРУГ ДЕТСТВА (фрагмент романа)

ДРУГ ДЕТСТВА

роман

Художник Vilhelm Hammershoi

***

Едкий дымок мандариновой корки.
Колкий снежок. Деревянные горки.
Всё это видел я тысячу раз.
Что же так туго натянуты нервы?
Сердце колотится, слезы у глаз.
В тысячный — скучно, но в тысяча первый…
Весело вытереть пальцы перчаткой.
Весело с долькой стоять кисло-сладкой.
Всё же на долю досталось и мне
Счастья, и горя, и снега, и смеха.
Годы прошли — не упало в цене.
О, поднялось на ветру, вроде меха!
Александр Кушнер

 

Не спится, никак — Ольга взглянула на светящийся циферблат часов: полпятого, с ума сойти. Она вздохнула, осторожно встала, покосившись на спящего мужа, надела халат и вышла из спальни, привычно поддерживая живот. Заглянула в детскую — конечно, одеяло сбилось. Поправила, поцеловала спящего сына в лоб, отведя светлую челку. Он что-то пробормотал во сне — Ольга улыбнулась: все воюет с кем-то!
Пошла на кухню, прикрыла за собой дверь и поставила чайник. Потом высыпала на стол фотографии из бумажного пакета. Когда-то они заполняли три больших альбома: синий бархатный и два коричневых кожаных с тиснеными лилиями на обложках. Старинные коричневые фотографии на картонных подложках с затейливо выведенными названиями фотоателье, пожелтевшие любительские, выцветшие цветные — больше ста лет жизни семьи, от которой теперь осталась одна Ольга. И ее дети — сын Ванечка и будущая дочка, которую тоже решили назвать Олей — муж настоял.
Ольга задумчиво рассматривала знакомые до боли снимки, родные лица: дед, бабушка… мама… отец. Ее собственных изображений совсем немного. Вот она — пятилетняя толстушка с торчащими косичками посреди тигровых лилий, которые выше ее ростом: Ольга помнила, как нюхала красные цветы, пачкая нос пыльцой. Оля-школьница, Ольга-студентка, учительница Ольга Сергеевна. Вот опять маленькая — насупленная девочка в светлом платьице, а рядом мальчик с испуганным взглядом…

***
— Ляля, посмотри, какой мальчик! Мальчик Сашенька!
Толстенькая маленькая девочка с короткими косичками, недоверчиво насупившись и выпятив животик, прижимается к ногам бабушки, а мальчик Сашенька, спрятавшись за маму, выглядывает из-за ее подола, как перепуганный цыпленок.
— Ты уже большая девочка, а он еще маленький. Видишь? Ты же не станешь его обижать, правда?
Мальчик и правда маленький, хотя младше Ляли всего на год — худенький, светловолосый и кареглазый. Он уже надул было губы, собираясь заплакать, но тут Ляля решительно взяла его за руку:
— Пойдем! Я что тебе покажу!
— А что?!
— Секретик!
И повела его в сад, где под кустом смородины в земле была ямка, прикрытая стеклышком, а там что-то яркое, блестящее и разноцветное — сокровища! Вот с этого момента Сорокин себя и помнил — как будто появился на свет только тогда, когда Лялька взяла его за руку.
Читать далее

С книгой по жизни

Несмотря на возможность найти практически любую информацию с помощью интернета, книги в нашей жизни — все так же необходимы и популярны. И покупают их, к счастью, не только единичные ценители литературы или школьники, которым она необходима для учебы. Неважно, какого направления книга нравится читателю, главное, что он любит читать и получает от этого удовольствие.

Наибольшим спросом, конечно, пользуется классика и детская литература. Немного поменьше – специализированная литература, имеющая небольшую целевую аудиторию. Например, книгой, главная тема которой циклевка деревянных полов, заинтересуется только мастер по циклевке паркета и то, если в книге будет информация, неизвестная для него до сих пор. Конечно, такая же литература может показаться необходимой и тем, для кого главный вопрос на данном этапе ремонта — циклевка паркета в Одинцово, ведь самостоятельно качественно её сделать, не имея понятия обо всех нюансах, практически невозможно.

Проблема исторических книг.

Но все же наибольшее внимание в последнее время привлекают книги на историческую тематику. Причин для этого множество. Во-первых, в этом году Россия празднует 400летний юбилей династии Романовых, к чему было приурочено издание нескольких художественных и исторических рассказов на эту тематику. Более того, именно эта тема всегда была в центре внимания россиян, поэтому много издательств выпустили дополнительным тиражом уже ранее напечатанные бестселлеры. Также в 2013 году исполнилось бы 150 лет великому ученому В.И. Вернадскому, поэтому несколько изданий посвящены именно его особе.

Что касается других исторических фактов или фактов из жизни известных людей, то есть некая тенденция к изданию практически всего, что только хочется изложить писателям. В этом нет ничего плохого, если речь идет о художественной литературе, но это недопустимо при издании исторических книг, ведь читатель должен знать только правдивые факты, а не мифы, обрастающие со временем легендами. Еще сложнее обстоит дело с учебниками, которые переиздаются очень часто, а история в них то и дело меняется. К сожалению, нет никаких ограничений в этой области, так что пока приходится мирится с такой ситуацией. Но унывать не стоит, ведь можно прочитать фантазию писателя просто из интереса, но все равно придерживаться своего мнения. Кстати, можно даже самому написать книгу, пусть ваши мысли узнают и другие.

KINOTE: книги про кино. Муратова. Опыт киноантропологии

Kinote

kinote (арт-кино в движении и в деталях)

————————————

Teaser-original-original-original-original-original-original-muratova

Книга — альбом «Муратова» посвящена творчеству Киры Муратовой, одного из наиболее ярких и интересных художников современности. Художественный мир фильмов Киры Муратовой рассматривается как образец кинематографической антропологии, в рамках которой режиссер исследует столкновение человеческого природного и человеческого социального.

Фото: Константин Донин

Фото: Константин Донин

 

Читать далее

Jonny_begood. Занимательная Греция

28.24 КБ
Купил вот недавно книгу Михаила Гаспарова «Занимательная Греция». Захотелось, знаете ли, чего-то научно-популярного, историко-литературно-философско-художественного. Может показаться, что я немного усложнил жанр, но автору действительно удалось совместить все вышеперечисленное в одном произведении, что, в принципе, не удивительно: во-первых, речь идет о Древней Греции (как-никак колыбели европейской культуры), а во-вторых, автор блестящий интеллектуал. Михаил Гаспаров – филолог, специалист по античной поэзии, переводчик, а его книги «Занимательная Греция» и «Капитолийская волчица» — своеобразная энциклопедия античной культуры. Думаю, вряд ли кому-то стоит объяснять, что значит для европейца античность. В то время как Европа пребывала в состоянии глубокого варварства (вплоть, кстати, до падения Византии), древние греки осуществили потрясающий культурный скачок. За многие века до нашей эры здесь были высокоразвиты военное дело, философия, литература, живопись, скульптура, архитектура, театр. Да и современная демократия — порождения древних греков. Обо всем этом Гаспаров пишет живо, с юмором, и, вместе с тем, по-исследовательски глубоко и детально.
Читать далее

Jane The Reader. Моруа «Письма незнакомке»

Моруа "Письма незнакомке"

Когда-то, когда я была совсем маленькой, у меня в изголовье кровати висел листочек машинописного текста с выдержками из «Писем незнакомки». Да, очень странно, что цитаты именно из этого произведения висели над кроватью ребенка, но, видимо, «так получилось» — и ничем иначе я объяснить это не могу. Поэтому когда я внезапно вспомнила про желание прочитать, в конце концов, «Письма», этот неровно обрезанный, обгрызенный и лохматый листочек сразу встал у меня перед глазами. Очень жалею сейчас, что в процессе ремонтов он потерялся. По памяти я могу восстановить лишь некоторые фразы, а как было бы интересно сравнить впечатления детства с нынешними. Я же тогда ни-че-го не понимала…

Читать далее

Алексей Соколов: «Академия пана Кляксы»

Правительство города, где до сих пор есть проспект Бакунина и шоссе Революции, должно поддерживать пламенных анархистов – и действительно, дома в Петербурге сносятся с большевистским размахом, но на их месте возводят времянки, словно хорошо понимают свою предтеченскую сущность и готовы со смирением  повторять:  «Грядет креплий мене вслед мене, емуже несмь достоин преклонься разрешити ремень сапог его» (Мк. 1.7.).

vlcsnap-2013-10-03-17h15m38s63

Решив пересматривать детские фильмы, часто встречаешь если не Бакунина, то революцию. Польская «Академия пана Кляксы» не про нее – этот фильм про смерть революции.  Поляки и здесь устроили интеллигентный подвох.

Читать далее

Переводы Елены Кузьминой. Искусство утраты любви: Мазахиса Фуказа /Masahisa Fukase: The art of losing love

Фуказэ Мазахиса, автопортрет

Наверное, трудно жить с фотографом.

Во-первых, кажется, что за тобой вечно шпионят, пытаясь застать неожиданно; что постоянно присутствует глаз, ожидающий поймать «настоящую-непринужденную-тебя», это вечное наблюдение. Лишь позднее понимаешь, что не твою сущность пытается поймать фотограф и извлечь эссенцию, покопаться до сути, — свою. Что каждое указывающее на тебя изображение на самом деле — только сублимированное представление о себе, и что когда указывают и щелкают в твоем направлении – это на самом деле только отражение себя, иногда искривлённое, иногда вверх тормашками.

Итак, это извращенный вид внимания: смотрят на тебя, чтобы получше взглянуть на себя. Разве вы не знали, что важнейшая составляющая фотокамеры — зеркало установленное внутри?

Являются ли все снимки тех, кого любят фотографы, своего рода расширенной визуальной автобиографией? Насколько наша концепция мира зависит от того, как сильно мы любим? Определяет ли динамика выбранных нами отношений нашу эстетику, по крайней мере, в отношении того, как мы её мысленно видим? И как мы выбираем партнеров? Выбираем ли того, кто сдерживает и контролирует нас взглядом на мир, дополняющим (не значит, что он такой же) наш собственный?

Читать далее

ЗАБОР. Коллекция «Золотой баян», поэзия

Карикатура: Рыбка-Гамлет, Богорад Виктор
ГАМЛЕТИЩЕ

Трагедия В. Шекспира в переводе К. И. Чуковского

Маленькие дети!
Ни за что на свете
Не ходите в Данию
В Данию гулять!
В Дании убийства,
В Дании злодейства,
В Дании трагедии
У каждого семейства!
Будут вас травить,
Призраком пугать,
Не ходите, дети,
В Данию гулять!

* * *

Но папочка с придворными
Уснули вечерком,
А дядя Клавдий к папочке
С бутылочкой бегом.

Вот он медленно к папе подходит,
Яд смертельный в бутылке разводит,
Прямо в ухо, прямо в ухо заливает!
И бегом в свои покои убегает!

Папа в муках умирает,
Грустно музыка играет.
Вот так дяденька,
Добрый дяденька!
Читать далее