Памятник апельсину

ПЛАЧ ИЗРАЙЛЯ РАЗДАВАЛСЯ, ЭТО НЫДАЛ СЛАВНЫЙ РОСС

Я прочел об одесском языке все, что можно и нельзя. После чего явственно представил себе одесский язык в виде прижавшегося к стене синагоги зашмирганного припоцанного аидыше халамидника с ржавым от частого употребления свинорезом и допотопным шпаером.

«Наш знаменитый «одесский язык» – это ни что иное, как попытка необразованного одесского еврея, общающегося большей частью с такими же необразованными евреями, высказать на не очень хорошо ему известном русском языке свои мысли, которые он внутри себя думает, на родном ему идиш», –  написал недавно на чисто русском языке, с его точки зрения, один крепко образованный пацан. Но какие могут быть к нему претензии, если этого молодого человека год за годом приучали к такой мысли сильно взрослые дяди и тети? Типа: «Одесский жаргон – это ни что иное, как идиш, плохо переведенный на русский». «Одесский жаргон, состоящий преимущественно из производных идиша…». «После революции 1917 года евреи в большинстве своем стали говорить по-русски, коверкая его с идиш. И вот этот воляпюк стали называть одесским жаргоном», – просвещает даже иностранец Н. Сагальский. «Почти исчез «одесский язык»: «тот» одесский говор брал акцент и конструкции из идиша, а почти все, кто знал идиш уехали или умерли», – пропагандирует живущий в Городе П. Ковалев.

Как говорят в Одессе, ну что ты будешь делать, если сам великий Жванецкий рассказывает за одесский язык: «Он неправильный, но такой очаровательный, это такие самоцветы, он весь переливался стихами. И если он утерян безвозвратно, что, видимо, и случилось, это просто ужасно, просто ужасно. Такого языка больше нет. Это язык Шолом-Алейхема, язык человека, думающего по-еврейски, но говорящего по-русски». Как на меня, это самая классная хохма народного артиста Жванецкого.

Жванецкому вторит журналист Татьяна Литвинова: «Одесский язык сегодня на улице практически не услышишь: изменился национальный и социальный состав горожан, вырос общеобразовательный уровень. И конструкции типа: «Я видел вас идти по Дерибасовской» – абсолютно дословный перевод с идиша – ушли в небытие вместе с последними говорящими на этом языке».

Это же самое «я вас видел идти» можно прочитать и в опубликованной в журнале «Мигдаль» статье М. Аерова  «Одесский язык». Свое повествование за одесский язык просветитель Мишигене Аеров начинает с поминальной молитвы: ««Одесский язык нынче стал напоминать скелет мамонта, наличием которого может похвастаться хороший музей. В начале 20-го века (то есть в 1895 году – авт.) особенности уже тогда начинавшего исчезать одесского языка были засвидетельствованы в фельетоне Власа Дорошевича…Конструкции типа «Я видел вас идти по Дерибасовской», отвечающие нормам идиша, исчезают из употребления по мере уменьшения еврейского населения города».

Вот эти  «я вас видел идти…по мере уменьшения еврейского населения города» в качестве свидетельства кончины одесского языка можно продолжать цитировать до полного выпада в осадок. А с чего начался этот повсеместный плач Израиля? Со строк А. Стетюченко и А. Осташко, опубликованных в прошлом веке: ««Конструкции типа «Я видел вас идти по Ришельевской», отвечающие только нормам идиша, исчезают из употребления по мере уменьшения еврейского населения города» и «Конструкции типа «Я видел вас идти вашу мать», отвечающие только нормам идиша, исчезают из употребления по мере уменьшения еврейского населения города». Хохму пацанов-юмористов, совершенно не напрасно написавших «вашу мать», тут же взяли на вооружение, мать их, многочисленные плакальщики в связи  темой давних окончательных и бесповоротных похорон одесского языка. А как же иначе, ведь «И знаменитый одесский акцент – это акцент людей, которые говорили по-русски, а думали на идиш и на иврите. Исчезли эти люди, исчезла и та Одесса, которую все так любили…», – пропагандирует из-за бугра мой одногодок, писатель Д.Шехтер, не позабыв при этом добавить собственный жирный мазок к портрету Крошки Цахеса Бабеля.

И ше я вам имею сказать: за это «видел идти по Дерибасовской» еще в 1917 году писал Э. Соминский. Только он почему-то связывал данное выражение вовсе не с людьми, думавшими на идиш, а пояснял так: «Здесь очевидно влияние французского языка. Сравните, например: Je vois vous chanter, что значит буквально «я вижу вас петь».

«Sara, what will have for dinner?» дословно переводится с английского на русский язык как явно идишевское «Сара, что мы будем иметь на обед?». «Do shopping» – вот вам и знаменитое одесское выражение «делать базар», за «шопнуть» помолчу. Сашка, не без помощи своего кореша Стетюченко, лишний раз доказал, что он таки сын своего папы, известного одесского хохмача Сереги Осташко. Так что пацаны запросто поставили на уши почтеннейшую публику, написав в том числе: мол, в Одессе говорят «где ты идешь?» (where do going?)  только потому, что у украинцев есть манечка не закудыкивать себе дорогу. Или Стетюченко и Осташко не знают, что характерное для Одессы построение фразы – винительный падеж плюс инфинитив – являются нормами не только идиш, но и почти всех европейских языков? Я вас прошу.

Ведь совсем не случайно И. Ратушинская написала в предисловии к их «Самоучителю полуживого одесского языка»: «Кстати, в Одессе обожают розыгрыши и мистификации. Так что читателю следует учесть: составители самоучителя – коренные одесситы. Почти все, кого они цитируют – тоже. Автор предисловия – и то оттуда же». Я себе думаю, или кто-то обратил внимание на стеб Ратушинской даже в таком контексте? Ведь «розыгрыш» – стопроцентный синоним «мистификации».

«Но послушайте Бабеля, который для одесского языка все равно, что Пушкин для русского: «Беня говорил мало, но он говорил смачно». И все-таки хотелось бы не потерять эту смачность, благодаря которой каждый одессит, независимо от возраста, чувствует себя «от двух до пяти», – написали в свое время Стетюченко и Осташко. Эти же слова вы можете прочесть в упомянутом выше «Одесском языке» как авторский текст великого знатока темы Аерова, почти целиком и полностью передравшего не только тексты авторов «Самоучителя», но и не поленившегося трудолюбиво обокрасть Ратушинскую.

«…«одессиш» отличается и образованием особенных степеней прилагательных. Если подумать, конечно…Соломон же плакал все громчее и громчее», – писали Стетюченко и Осташко. Однако думать – это же не по части ни мудозвончика Аерова, ни редакции журнала «Мигдаль», опубликовавшего его ворованный опус. А потому Соломон плакал громчее и громчее не только в с понтом аеровском «Одесском языке», но и в опять-таки его статье-копирке слямзенного «Одесского языка» уже под названием «История евреев в городском фольклоре» в том же «Мигдале». «Одесский язык отличается и образованием особенных степеней прилагательных: «Соломон же плакал все громчее и громчее».

Пока ципер Аеров не выдал тексты Стетюченко и Осташко в качестве своей очередной статьи типа «Одесидиш и Соломон громчее», я решил внести свою лепту в городской фольклор к вящей радости «Мигдаля» и прочих просветительских «Ор Самеахов». Имею вам сказать, как сейчас видел смотреть: малютка Соломон прямо-таки исделал геволт на руках своей момалы Кетры. «Ша, Соломончик, – успокаивала его Кетра, прижимая дитё до свой любвеобильный грудь без холяв, – я еще видеть тебе идти по небу с алмазах. Ой, вэй, твой единоутробный тотэ Пиня таки жалко не имел дожить…Будешь иметь с ихес нести своя тухес прямо в нахес». Но Соломон плакал все громчее и громчее.

«Делай мине ша, скотина! Спрачь зуби, паркэт пошкрабаешь!» – ласковым голосом сказала момалэ, засовывая бейму Соломона мит его вопель-сопель на трехспальную софочка. Соломон плакал звончее, громчее и горьчее, когда  Кетра  написать дядя Гершу: «Ты пишешь, чтоб Грейга послать со флотом, – я его пошлю, но громчее ли было имя…». За окно, как поц, стоять 1771 год; наш Одесса была появиться через 23 года. Я имею вам сказать: такой самый цимес момалэ надо было мастырить кошерный памятник за ее жизнь. Но это случилось таки да позжее. Чимчикуйте своими ногами видеть шнифтом чисто одесскую брозовый момала Кетра с тем письмом в рука среди площадь. А под ногой момалы вместе с остальная хевра стоит тот самый дядя Герш дер Потемкман-Тавриберг с хухем вид на хамуре при длинная швайка на боке.

Соломоновские громчейные стенания, благодаря которым «одесский язык пошел куда дальше русского в образовании степеней прилагательных», докатились аж до М. Хераскова, тут же создавшего свой «Чесмесский бой»  (именно Чесмесский, а не Чесменский): «И слава россиян, гремящая в Морее, чем дольше свет стоит промчится тем громчее….». Соломон же рыдал все громчее и громчее, да так, что Ф. Глинка, опороченный самим Пушкиным,  написал в «Смерти Фигнера» в 1826 году: «Что зашумел громчее лес? Еще звончей и ближе топот. Берут французы перевес». А еще до того однокашник Пушкина антон не Аеров, а с большой буквы, в смысле Дельвиг, написал: «Стучите чашами громчей». В 1932 году соломоновское «громчее» попало в ухо Леониду Соболеву, и в результате это слово было употреблено в романе «Капитальный ремонт», а уже в 21 веке Владимир Огнев, написавший «Время и мы» и Елизавета Дворецкая в «Колодце старого волхва»… В общем, по сию пору обильно плачет Соломон, согласно нормам исключительно одесского языка. А как же иначе, за какой одесский язык вообще может идти речь, если продолжительность его жизни определяют исключительно произведения Крошки Цахеса Бабеля и геволты его идолопоклонников?

Или Бабель знал крылатую фразу «Поц аид хуже фашиста», а также «Поц, мама дома?», которыми по праву можно охарактеризовать как голубого гоныфа Аерова, так и редколлегию «Мигдаля»? Но что прикажете делать, если у каждого Додика своя методика, а у каждого Абрама своя программа и каждый Иван имеет свой план? Совершенно разные люди, находящиеся друг от друга за тысячи километров, пишут, как под одну копирку.

Это «Но послушайте Бабеля, который для одесского…как Пушкин для русского…Беня говорил смачно…от двух до пяти…» растащено по всей планете добровольными гробокопателями одесского языка, дружно исполняющими плач Израиля. В том числе, из общества русской культуры «Дозор».  Дальше всех пошел журнал «Флорида»: «…читайте нашего великого земляка Исаака Бабеля, который для одесского языка является тем же, как стал для русского Александр Пушкин». Опять Беня говорил мало, но смачно, и снова «от двух до пяти». Но здесь после «от двух до пяти» идет продолжение: «Я же просто приведу несколько примеров нашего все еще живого языка: «Кручок универсальный, на любую рыбу. Попробуйте, зацепистость прямо, как у хуны с-под «Лондонской». Рыба ищет, где глубже, а человек – ше плохо лежит. У нас, между прочим, есть министерство культуры, но от этого еще никто не умер».

Прямо-таки обидно делается. Хоть бы нашелся среди шмаровозов, распространяющих за меня неправильные сплетни, очередной поцык, который бы написал, что моя настоящая фамилия Бабель. И в качестве доказательства привел процитированные выше строки. А то, понимаете, один импортный деятель аж два года назад выдал крамолу: «…бродить по Одессе, читая Смирнова, это реальный кайф», а я за это по сию пору отчего-то не получил по голове.

.Часть первая
Часть вторая
Часть третья
Часть четвертая
Часть пятая
Часть шестая
Часть седьмая
Часть восьмая
Часть девятая
Часть десятая
Часть одиннадцатая
Часть двенадцатая
Часть тринадцатая
Часть четырнадцатая
Часть пятнадцатая
Часть шестнадцатая
Часть семнадцатая
Часть восемнадцатая