Я не мастер писать рецензии, у меня получается только делиться впечатлениями. Не мастер я и навешивать ярлыки — сейчас краем глаза увидела определение «нео-барочный» применительно к этому роману. Не знаю. Наверно.

Мои первые ассоциации — это Маркес и Питер Брейгель Старший. Маркес, выросший в городе Чудове…
А, и Салтыков-Щедрин, конечно!
Фантасмагория и реальность, правда и вымысел, городские легенды и деревенские страшилки, сказка и газетная передовица, похороны и свадьбы, расстрелы и лагеря, любовь и смерть — жизнь, превращенная в поговорку, в побасенку, в анекдот, в театральное действо.
Уродцы и калеки, красавицы и безумцы, развратники и голубицы, дети и старики — яркий и красочный мир брейгелевских персонажей копошится на страницах книги.
Фантазия автора безгранична, странные персонажи плодятся и множатся, а имена их затейливы и странны:

«Тут были доктор Жерех, аптекарь Сиверс, начальник милиции Пан Паратов, знахарка и колдунья Свинина Ивановна, тощая Скарлатина со своим Горибабой, который по такому случаю нацепил умопомрачительный галстук с изображением сисястой Маргарет Тэтчер, начальник почты Незевайлошадь, старенький прокурор Швили с женой Иголочкой, городской сумасшедший Шут Ньютон с собственным стулом, десятипудовая хозяйка ресторана Малина, горбатенькая почтальонка Баба Жа, Эсэсовка Дора, карлик Карл в счастливых ботинках, шальной старик Штоп, его стоквартирная дочь Камелия, ее муж Крокодил Гена, пьяница Люминий, глухонемая банщица Муму, Четверяго в своих чудовищных сапогах, семейство Черви – милиционеры, парикмахеры и скрипачи, директриса школы Цикута Львовна, прекрасная дурочка Лилая Фимочка и множество Однобрюховых – все эти бесчисленные Николаи, Михаилы, Петры, Иваны, Сергеи, Елены, Ксении, Галины и даже одна Констанция, черт бы ее подрал, Феофилактовна Однобрюхова Мирвальд Оглы притащилась об руку с мужем цыганом…»

И через всю эту фантасмагорию твердым шагом проходит Ида Змойро — прекрасная, величественная, несчастная, вдохновенная, отчаявшаяся, тянущая за собой тягостный груз потерь, тусклое золото воспоминаний и целый воз драгоценного барахла:

«Богемский талер. Банка с заспиртованным свиным сердцем. Лимонные чулки с инкрустацией «шантильи». Сушеная заячья лапка. Два ружейных папковых патрона. Пачка шеллачных и виниловых грампластинок. Мешочек с уклеечным жемчугом. Крошечный колокольчик с рубахи прокаженного. Чаячье перышко. Африканские часы. Платья – гридеперлевое, бистровое, тициановое, камелопардовое, пюсовое, вердепешевое, циановое, шамуа, шафрановое. Красный снег. Грязная фотография, которую перед смертью отдал Иде Забей Иваныч. Баба Шуба. Зарубки на дверном косяке. Стеклянное золото закатов. Черное пятно судьбы. Запах ромашки в беседке на берегу Эйвона. Великая Фима и преданный ей Кабо. Шляпки, много шляпок. Коробки с кинопленкой. Братья палачи. Спящая красавица. Ежемухи и дерместиды. Пароход «Хайдарабад». Ханна и ее Капитан. Александр Змойро, командир Первого красногвардейского батальона имени Иисуса Христа Назореянина, и его жена Лошадка. Простокваша с горошинкой черного перца. Жгут. Полковник Эркель и генерал Холупьев. Нина Заречная, Клитемнестра, Федра, Маргарита Готье, Алкмена, Бернарда Альба, Раневская, Офелия, леди Макбет, Нора. Двенадцать замерзших насмерть музыкантов. Лепестки роз. Коля Вдовушкин и огнем подкованные кони. Сюр Мезюр. Кошкин мост. Индия. Синяя кровь. Морвал и мономил. Волшебный гнусавый голос. Наконец, бог – и бог тоже, тоже, бог любви и печали, бог памяти, бог лиловый и золотой…
Ну и муха, конечно».

Прототипом Иды Змойро явилась забытая ныне актриса Валентина Караваева — легендарная «Машенька».
Как вы уже поняли, роман мне понравился.
Правда, читала я урывками, и к концу благополучно забыла, что начинался он завязкой вполне детективной. Но автор, к счастью, повторил начало романа в финале — очевидно, для таких невнимательных читателей, как я.
Вот единственное, что напрягало при чтении — бесконечные авторские повторы — целыми абзацами! Перечень платьев Иды Змойро я скоро выучила наизусть, и, встретив в пятнадцатый раз упоминание ее лимонных чулок с инкрустацией шантильи, полезла в интернет смотреть, что за чулки такие!
А вообще книга страшная.
Потому что в ней наша жизнь, наша история.
Преображенная волей автора в некий гротескный лубок, который интересно разглядывать, находя все новые и новые детали. Но потом, охватив картину в целом, ты понимаешь, что именно изображено…

Евгения Перова
В оформлении текста использована репродукция картины Питера Брейгеля Старшего «Игры детей» (1559 г)