Обложка сразу же вызвала во мне неприязнь. Она буквально нападала на меня и вызывала защитную реакцию – отразить агрессию, не сдаваться… Не люблю я убегать!
Эту агрессию я ощущала очень лично. Безликой наготой в наши дни никого не удивишь, это самый дешевый способ привлечь неразборчивого потребителя. Кровью – тот же уровень. Но меня задела композиция, совокупность: обложка –прикол на тему прокола при названии «Прокол», что одновременно читается и «Прикол». Обложка – завершенное произведение искусства, органично сочетающее графическое и словесное изображение одного и того же, вернее, обе стороны двузначности. Поразило и тонкое исполнение. На первый взгляд – вопиющая садистская порнография, однако – нарушения закона нет: хоть и все ясно, но ничего не видно, пройдено по грани. Заинтриговало: неужели текст оправдает эту тонко-грубую нападку?
Оправдал.
Продолжая тему обложки, начну с эротики. Ее в книге очень много, сексуальные сцены подробны до мелочей, а разновидностей сношения – куча, вплоть до садистского анального изнасилования и детальных сексуальных действий с трупом. В общем, даже на специализированных порносайтах, не достойных литературы, не найдешь ничего такого, чего не было бы в этой книге. Но… Это все, порой сразу, порой лишь при развязке, оправдано содержанием и посылом – настоящим, достойным литературы, но до сих пор обойденным ею (насколько я могу судить), оригинальным! А что особо примечательно: в этих подробных эротических описаниях нет ни вульгарных канцеляризмов (типа «член»), ни пошлых эвфемизмов (типа «мужское достоинство»), ничего из всей той обычной грязи, без которой никак не обходятся авторы, решившие не просто убежать от сексуальной сцены, следуя великим классикам, а ее действительно описать, что в литературе не принято. Валд Фэлсберг виртуозно избегает пошлостей: эротика строится на тщательно разработанных метафорах, однозначно понятных только в данном контексте, и раскованных, невымученных, не по причине стеснения, а органично продиктованных логикой повествования недомолвках, тем не менее передающих все подробности до такой степени, что, если не раньше, то уж при рассказе «Клапан избыточного давления» заново напросился вопрос о соответствии закону. И опять – то же самое, что с обложкой: как бы такой натурализм, такая жесть, но – не придерешься! Примеры похожего исполнения эротических описаний слету привести даже не смогу.
Ужасов и насилия в текстах – тоже хоть отбавляй, вплоть до каннибализма. Однако, отбавлять нечего: нот ровно столько, сколько требует посыл опуса.
То же относительно обещанного обложкой остроумия: текст просто изобилует приколами, каламбурами, неологизмами, парадоксами, перевертышами, виртуозным владением языком. Потрясающе музыкальный текст на грани с поэзией, железно логичный на грани с математикой, кажется выточенным под микроскопом: каждое слово, каждое выражение на своем месте и несет свой смысл, а зачастую – не один, что нередко поймешь не сразу, а лишь дальнейший текст заставит вернуться и подобрать пропущенное.
Очень необычно в этом сборнике и то, что его жанр определить невозможно: рассказы, новеллы, миниатюры, юморески и пародии совершенно разные, уже прочитанное никак не подсказывает, чем же автор удивит в дальнейшем. В основном рассказы реалистические, но есть и гротеск, и фантдопущения, и аллегории, и все это объединяет лишь тонкий, но беспощадный психоанализ дебрей человеческого сознания и подсознания, притом не высказанный авторским текстом, а раскусываемый самим читателем. Не только затаенный посыл, но даже просто содержание происходящего в рассказе сперва не доходит: слишком много межстрочного текста и подвохов, которые выдают себя только при повторном чтении.
Помимо вышеописанных извращений, в сборнике немало и текстов вообще без секса и насилия: нет, предугадать, чем начнется очередной рассказ так же невозможно, как то, чем он кончится. Хотя и в сборнике преобладает черный цвет, немало и лихого праздника жизни, застающего врасплох читателя именно в сюжетах, в которых литературно заштампованное восприятие обещает неизбежную драму, а происходит неожиданное – то, как было бы в жизни. Зато черное – уж чернее некуда. Кажется, Андерсен первым распял героя невознагражденным до такой степени, что единственное удовлетворение его – знание правды лишь им самим. Фэлсберг в своей «Вдове 11-го сентября» шел дальше. Ну и что? Ведь любой автор может обидеть своего героя, как только ему заблагорассудится, не так ли? Нет, сила рассказа именно в том, что не автор героя обижает, а не остается сомнений: исход безальтернативный, именно так с ним обошлись бы мы, читатели. А вся трагика рассказа построена удивительнейшим способом: на правде, которую в нем никто не может знать, зато читатель – не может не знать, она вне рассказа, в нас самих. Жуть неимоверная.
То же и во всех других: развязки не являются капризами автора, вместо которых могли бы быть и иные. Нет: они неожиданны, но беспрекословно обоснованы, помилованию не подлежат. Оригинально, остроумно, жестко – и без иллюзий.
К концу книги мне удалось и сформулировать, чем же все-таки «Прокол» от первой обложки до последней страницы агрессивен против читателя.
Обычно автор со своим главным героем сидит в одной лодке с читателем, вместе борется против злого мира и побеждает. Читателю предоставляется возможность вместе с протагонистом переживать, болеть за него, поплакаться в жилетку и в тексте совершить подвиги и одолеть препятствия и неприятелей, наяву ему непосильных. А здесь – не тут-то было. Носитель зла наравне с добром – сам читатель: автор его (а видимо, и себя) по головке не гладит. Нет, в сборнике «Прокол» не спрячешься ни от жизни, ни от самого себя, наоборот: если даже успешно закрываешь глаза перед жизнью, то в этой книге она тебя беспощадно настигнет. Никакая не фантастическая, апокалиптическая или просто чужая – нет, именно та, которую ты сам живешь, сам создаешь, но предпочитаешь не смотреть ей (себе) в глаза.
Напрашивается банальность: эти рассказы написаны кровью сердца. Но в основном такое обозначение относят к плачу о собственной боли. В этой книге же автору больно не за себя (читателя), а за всякое, что якобы не касается его лично. Например, за остающихся после его смерти. За страдания животных. За того же мужа вдовы. За жертву аборта. Читатель ждет сочувствия, а получает обвинение. Только не прямым текстом, а мастерски подставленным зеркалом, из которого вдруг огрызается с оскалом его же непривлекательное лицо. Этот безжалостно прокалывающий меня насквозь прикол – нагло политнекорректное разоблачение человеческого тугодумия и хладнодушия. Не постороннего, а моего собственного. А это задевает за живое, ой, как задевает, просто бесит!
Если читатель крайне обидчивый, он пропустит то, что «Прокол» заодно и песнь славы человеческим слабостям и страстям. Однако, если же он готов открыть глаза перед правдой, то найдет в этой книге и понимание к собственным недостаткам, и насладится реальными, живыми и порой жутко, а порой – необузданно сладко всасывающими страстями. А также и чарующим слогом, ювелирно точным как в строках, так и между строк, без единого прокола.
Искала инфо по книге, нашла…
Спасибо, пойду подумаю.