В венгерском языке двадцать падежей, и одно слово может иметь 238 форм. И как на нем умудряются говорить двенадцать миллионов человек? Разговорник советует запомнить фразу:
«Köszönöm, jól vagyok» – мол, спасибо, братья-венгры, у меня все хорошо. Если бы я смогла выучить хотя бы это, то, как джентльмен удачи Хмырь, захлопнула бы книгу и сказала: «Ну, венгерский я знаю». Но не выучила.
А вот Змей работал в Будапеште по контракту два года и как-то умудрялся их понимать. Даже научился варить суп-гуляш в горшочках, называть тушеную квашеную капусту бигусом и привез потом домой на Урал оранжевую таксу по имени Бижу. В миру — Бижутерия. Бижка носила грустные цыганские глаза и мудрые морщинки на лбу, однако на деле оказалась дамой дюже вредной и однажды сжевала у меня бантики на любимых туфлях, но это совсем другая история.
«Змеем» Серёгу прозвали за какой-то чудной номер в Пермском студенческом театре — сюжет давно забылся, а прозвище осталось.
— Неее, в Будапеште Змея змеем не зовут, — сообщил, вернувшись из турпоездки его лучший друг Славка, и поведал о мадьярском гостеприимстве.
Редкая птица не летала в Будапешт весной. Но Славка отпуск в венгерскую столицу задумал не для того, чтоб анютины глазки нюхать: решил другу сюрприз устроить.
Серёгиного заграничного номера телефона у него не было: с нацарапанным на бумажке адресом Славка сбежал с групповой экскурсии по Дунаю, на древнем трамвайчике добрался до метро и погрузился в подземку.
Вот лингвисты пишут, что венгерский — из уральской языковой семьи, а наши манси – практически угорская родня. Славка, несмотря на истинное уральское происхождение, наречия малых северных народностей знал не лучше, чем венгерский, и, оф кос, перешел на родной-международный.
— Собстна, сами мы не местные, как пройти в библиотеку, лет ми спик фром май харт, граждане? – вопросил он на русинглише, подсовывая окружающим бумажку с адресом.
— LondonisthecapitalofGreatBritainБубубуMorethansixmillionpeopleliveinLondonДудуду — загадочно ответили венгры, и Славка почувствовал себя командующим советской воинской части, танк которого заблудился в подворотне у базилики святого Иштвана во время операции «Вихрь».
Наши ведь искренне считают, что действительно говорят на английском, но если носители языка поток исковерканных слов более-менее разбирают, то беседа говорящего на русском-английском и на венгерском-английском напоминает общение марсианина с жителем альфа центавра. Оба они глухонемые и просят еды при помощи жестов и мычания. «Их английский и наш английский – это вообще два разных языка!», — уверяет Славка.
После двух часов мытарств, мычания, махания руками и блуждания по подземке, Славка добрался-таки до нужного дома и с облегчением зазвонил в дверь.
— Кёсёнёмпёсёнёмбёсёнёмбубубу? – приветливо поинтересовалась симпатичная мадьярка, по ряду признаков и умозаключений – змеевская квартирная хозяйка.
— Фэнкью вэри мач май фрэндз… То есть мне того… Серёга дома? – галантно поздоровался Славка.
— О! Зэргей-Пэрм? – вопросила хозяйка.
— Да! – радостно закивал Славка, — точно! Серёга, Серёга из Перми!
А дальше диалог почему-то забуксовал. «Зэргей-Перм?» – раз шестьдесят снова и снова переспрашивала хозяйка, лопотала что-то по-венгерски, делала загадочные движения корпусом и головой. Славка кивал, как китайский болванчик, кричал ей, как глухой: «Да! Да! Ёптуть, Серёга! Да, Серёга из Перми!» Наконец хозяйка сдалась, распахнула дверь, сделала приглашающий жест рукой, усадила Славку на диванчик и побежала к телефону. Разговоры были темпераментные, на вставках «Зэргей-Пэрм» Славка вскакивал, но хозяйка жестом вдавливала его обратно в диван.
Ожидание затянулось. Хозяйка изображала лицом приветливость, Славка выпил сто шестнадцать чашек чая и навсегда объелся марципана. Время от времени приходили какие-то люди и пытались разговаривать с ним на неведомых языках, весьма отдаленно напоминающих английский и русский. «What’s up?» — вопрошал Славка, взволнованная память которого выдала уже весь запас школьной программы. «Köszönöm, jól vagyok», — дружно радовались венгры, разводили руками и шли звать каких-то новых гостей. А Змей все не приходил домой с работы.
Ближе к ночи, вместо Змея, под крики всеобщего ликования, в квартиру привели очкастую девчонку. Как выяснилось, Серёга жил в будапештском бирюлеве, где вероятность встретить русскоговорящего — примерно как свободно владеющего йоркширским произношением в придорожной чебуречной на трассе Пермь-Екатеринбург, а девчонка училась на филологическом, знала русский, и знакомые знакомых Серёгиной хозяйки позвонили ей и попросили помощи.
— Зэргей уехаль в Пэрм в отпуск, — пояснила очкастая, выслушав многоголосые пояснения толпы, стоящей вокруг дивана со Славкой, — Юфрозина говорит, ваше письмо приходиль, но он его уже не получиль. Зэргей из Пэрм сейчас в Пэрм.
— Вот врут, ёпрст, что они нам пятьдесят шестой год простить не могут, — кричал Славка по возвращении, — Нормальные ребята, всем районом мне толмача искали. Каждый год теперь к ним в отпуск ездить буду!