Он знает…
Знает, если идти по обшарканным до блеска круглым камням древней мостовой вниз, то, перейдя через асфальт с машинами, можно дойти до моря без песка, берег которого забран бетоном набережной. И там — рыбаки, те самые дядьки, что кричат через каменные заборы друг другу о важных вещах, копая огороды или починяя сети во дворе под виноградом.

Они всегда кинут маленькую для них рыбу и расскажут о человеческом, не оглядываясь, смотря только на леску, натянутую зеленой водой.
Знает, — на верхней улице, там, где за дощатыми воротами, крашеными голубой краской, живет маленькая пушистая кошка, каждый год приносящая рыжих котят, — бегает псище, желтый и огромный, с нежным именем Барсик. И его надо обходить по заборам, не спускаясь.
Он знает, что такое зимний ветер «губатый», сыплющий в нос злую снежную крупу, и что по весне от мешков, сваленных под медовой, жужжащей пчелами, алычой, пахнет свежей рыбой и креветками, по-местному — «рачками».
Знает, что от хозяйского сына давно не было звонка, а дочку кто б удержал, снова умотает вечером на свою дискотеку… и хозяйка вздыхает, поворачивая в руках картофелину, с которой свешивается грязная кожура на побитый временем асфальт старого дворика.
…А если взлететь на дерево у ворот, то можно увидеть не только сверкающую воду пролива, но и дальние корабли, толкаемые под высокий бок крошечными буксирами.
И взлетает, каждый день. Или просто сидит на выветренных камнях, откуда видны дворики нижней улицы горы, а весенний ветер мягко перебирает рыжую шкуру.
Он знает, что за весной обязательно придет лето. И так будет, пока жив. А может, и после — тоже будет?
Он смотрит.
— А что знаешь ты?