Можно с уверенностью утверждать, что теперешняя шумиха вокруг имени Доры Кэррингтон напугала и привела бы в смятение её саму. Она была художницей-отшельницей, которую друзья описывали как «самокритичную как домашняя кошка, почти неспособную к самовосхвалению». И тем не менее, вот она, тема кинофильма. Какой она была художницей? И, в итоге, насколько хорошей? Первое, что необходимо отметить — то, что, если опустить социальные и любовные связи, у неё с группой Блумсбери было крайне мало общего.

В отношении искусства Блумсбери был аванпостом парижского Матисса, представленным Ванессой Белл (Vanessa Bell) и Дунканом Грантом (Duncan Grant). В свою очередь, Кэррингтон принадлежала к необычному поколению Школы изящных искусств Слейда в Лондоне, выпущенному как раз накануне Первой мировой войны.
Среди её современников — Стэнли Спенсер (Stanley Spencer), Марк Гертлер (Mark Gertler) — чей долгий и болезненный роман с Кэррингтон низведён в фильме до дешёвого фарса, — и Кристофер Невисон (Christopher R. W. Nevinson).
Компаньонами были также браться Нэш, Пол и Джон. (Nash, Paul and John). Именно к числу этих, более независимых и, прежде всего, более романтичных английских живописцев, принадлежала Кэррингтон.

В отношении чистоты и абсолютности, незащищенности и необработанности таланта, — Кэррингтон была одарена не менее любого из них.

Её знаменитый портрет Литтона Стрейчи, написанный в 1916 году, — прекрасное полотно, одновременно живое и изысканное. Интересно сравнить его с портретом самой Кэррингтон (еще более впечатляющим и мощным), написанным Гертлером. Естественно, в обоих случаях художник любовно одержим своим натурщиком.

Картины, написанные Кэррингтон в деревеньке Харстборн Тэррент (Hurstbourne Tarrant) в Хэмпшире, в 1916 году, отмечены ощущением таинственного открытия в пейзаже, восходящего к Сэмюэлю Палмеру (Samuel Palmer).

Резкие контуры её шедевра, «Мельница в Тидмарше» (1918), напоминают Джона Нэша и Стэнли Спенсера. Это не означает вторичности Кэррингтон как художницы, а лишь указывает на то, что они работали параллельно. Различие между нею и другими — в том, что она не сдержала обещаний.

Более поздние картины постепенно увядают, и некоторые, например, портретДжулии Стрейчи (1925) – откровенно слабые.

В последние годы, перед самоубийством в 1932, Кэррингтон, кажется, почти перестала рисовать — хотя утверждать это трудно, поскольку — одна из множества печальных вещей в жизни художницы — бóльшая часть её работ исчезла.

Несомненно, она немного потерялась в мире. Возможно, ей не хватало уверенности и мотивации, необходимой для развития и движения вперед в качестве художника. Возможно, её изнуряли трудности, сопряженные с судьбой женщины-художницы в те дни, а также запутанность её личной жизни. Возможно, она страдала от всего этого вместе. Для талантливого художника в подобном провале нет ничего необычного. Для преуспевания, кроме таланта, требуются характер и удача.

(кадр из фильма «Кэррингтон»)
«Треугольная троица счастья» — такими словами Дора Кэррингтон описывала свою молодость с мужем Ральфом Партриджем и писателем Литтоном Стрейчи. Но, как предсказала Вирджиния Вулф, замужество Кэррингтон было наиболее рискованно; границы жизни втроём смещались, как плавучие льды, давая пристанище любовникам, которые появлялись и исчезали. Однако центром, на котором сфокусировалась вся жизнь Кэррингтон, оставалась её всепрощающая и неизменная страсть к Литтону. Рассказ об их совместной жизни — одна из самых фантастических и пронзительных историй любви этого столетия.

Вопреки любым трудностям, Кэррингтон (она предпочитала быть известной под этим именем) и Литтон сформировали отношения платонической преданности, которые устояла перед растущими осложнениями и превратились в «супружество» на всю жизнь.
Вокруг каждого из них была аура; каждый помогал создать эпоху, в которой они жили. Когда в 1915 году они познакомились, Литтону было 35 лет, он был слабым и болезненным; выпускник Кембриджа и один из группы друзей, известных как Блумсбери.
Он был писателем, но еще не опубликовал «Выдающихся викторианцев» — нонконформистский набор сатирических биографических эссе, которые создадут ему имя; друзья считали его самым блестящим из них. Кроме того, он был гомосексуалистом.

Кэррингтон была отмеченной наградами, одной из самых популярных и заметных студенток в Школе изящных искусств Слейда. Ей было 22, крепкая здоровьем; первая женщина в Лондоне, которая подрезала свои волосы цвета спелой пшеницы так коротко, что стало видно впадинку на задней части шеи.
Также у неё были переменчивые отношения с художником Марком Гертлером; их слава бежала впереди них- и студенты считали их Богом и Богиней. Однако в страсти Гертлера была угроза свободе Кэррингтон, — эта любовь стала первой из её мучительных отношений.

Впервые Литтон встретился с Кэррингтон в Эшехем Хаузе (Asheham House), Суссекском загородном доме Вирджинии Вулф. Он был моментально привлечен её андрогинной внешностью.
Эшехем тонул в таинственной впадине Даунса (холмы в юго-восточной Англии, в графстве Суссекс) и был, как ни странно, красивым домом с высокими готическими окнами.
Именно здесь началось их взаимное притяжение.

Они обсуждали физическую близость, даже пытались практиковать, однако Кэррингтон никогда не напоминала упитанного 16-летнего юнца. Она была миниатюрна, на несколько голов ниже Литтона, и в одежде исповедовала странно-причудливый стиль. Литтон выглядел по-богемному и был изнурённо худ. На них глазели на улицах, независимо от того, шли они вместе или по отдельности.

Короткие волосы Кэррингтон вызывали враждебные вопли, а старомодная борода Литтона провоцировала козлиные блеяния. Без сомнений, они были любопытно выглядящей парой, но, как описывал Литтон, их отношения доказывали факт существования «огромного количества очень разных видов любви», — а также то, что они нашли вид, устраивающий их обоих.

Созданные ими любовные отношения повергли в изумление даже их друзей нонконформистов. Позднее Вирджиния шутила со своей сестрой Ванессой по поводу вечера в Тидмарше (где в 1917 году Кэррингтон и Литтон устроили свой первый совместный дом): они спокойно ушли, «якобы совокупляться», однако были обнаружены… читающими вслух из Маколея.

Эти друзья, большинство из которых были знакомы друг с другом со времен учебы в Кембридже, прославились как группа «Блумсбери» — в которую, среди прочих, входили Кейнс (Keynes), Форстер (E. М. Forster), Роджер Фрай (Roger Fry) и Дункан Грант: экономисты, философы, писатели и художники. Они продолжали собираться в доме Тоби Стивена (Thoby Stephen) на Гордон Сквер Блумсбери, и к ним присоединились сёстры Тоби, Ванесса и Вирджиния.

Много лет спустя Кэррингтон ломала голову над «квинтэссенцией» Блумсбери и пришла к выводу: «Это была чудесная комбинация наивысшего интеллекта и понимания литературы, объединенного с тонким юмором и гигантскими эмоциями и привязанностями. Они перебрасывались друг с другом, словно бадминтонными воланчиками, только воланчики размножались, летя по воздуху». Она могла бы добавить, что их житейский кодекс полагался на пацифизме, личных отношениях и эстетической чуткости; жизнь основывалась на свободе, идиосинкразии и сексуальном распутстве.

Способность Кэррингтон ко «множественным привязанностям» включила писателя Джеральда Бренана (Gerald Brenan), с которым, после его отъезда в Испанию, она начала переписку интимного характера. Бренан был лучшим другом её мужа Ральфа; позже он стал её любовником. Кэррингтон сказала Бренану, что была влюблена в романтичную жизнь Шелли. Через шесть месяцев после демобилизации Бренан оказался в крестьянском доме в Андалузских горах, где пополнял военные награды и прорабатывал 2000 книг, доставленных в ящиках для чая, — таким образом, для Кэррингтон Шелли продолжал жить в Джеральде.

Но хотя философия Бренана и включала понятие, что разделенная любовь не обязательно означает любовь взаимную, он захотел, чтобы Кэррингтон принадлежала только ему; как и Гертлер, он умело имитировал Отелло.
Вынужденная выбирать, Кэррингтон выбрала Литтона, — и надеялась удовлетворить свои мечты о Шелли-подобных приключениях в другом месте, пережив самые прекрасные из изведанных ею удовольствий с моряком Бикусом Пенроузом, на его траулере «Sans Pareil».

В Литтоне Кэррингтон обрела свет разума, перед которым благоговела, но, что более важно, он был единственным человеком, с которым она могла быть сама собой. Зимой 1932, после тревожных месяцев, Литтон умер от неоперабeльного рака живота. Литтон всегда оставался «Луной» Кэррингтон, и с его смертью собственный свет Кэррингтон угас.

——————
источник
иллюстрации добавлены мной (Елена Кузьмина)
Перевод – Е. Кузьмина ©  http://elenakuzmina.blogspot.com/