«Во Франции сексуальная революция никогда не прекращалась,» — сказал Уэльбек. «Сейчас можно делать всё, что хочешь. Проблема в том, что люди больше не получают удовольствия от секса. Например, всё больше белых женщин не хотят встречаться с белыми мужчинами. Они недостаточно мужественны. А белые мужчины хотят встречаться с черными или арабками. Дело не в расовой принадлежности, а в том, что для этих женщин секс всё еще запретен. Вот идеал: когда у вас есть свобода, но и что-то новое».
Опрометчивые рассуждения на темы социологии – ставшие причиной его неприятностей, факт которых он высокомерно отклоняет. «То, что я пишу – правда,» — безмятежно заявил он мне. Многие парижане с этим не согласны. Во Франции Уэльбек имеет дурную репутацию еще и потому, что дал Мишелю, своему антигерою- биологу фамилию – Дзержинский – как и у высокопоставленного чиновник сталинских времен; а затем защищался, говоря, что Сталин был не таким уж плохим парнем. В конце концов Уэльбек сказал французскому журналу, что Сталин «убил много анархистов». Его антипатия к демократии («Свобода — эквивалент страдания,» — сказал он по французскому телевидению) вызвала заламывание рук среди интеллигенции. Его вера, тем не менее, остается непоколебимой. «Я нахожу себя морально безупречным,» — сказал он. Или, как выразилась Мари-Пьер: «Мишель не в депрессии. Это мир депрессивен».
В «Элементарных частицах» Уэльбек оставил фантазию о спасении мира и попробовал представить вместо него другой, более совершенный. Общество человеческих клонов в конце книги приравнивает идею Уэльбека к утопии. Освобожденная от кандалов воспроизводства, дарвинистская соревновательность исчезает. Эгоизм, насилие и жадность также исчезли. Что касается секса, он существует только для забавы: имея сенсоры удовольствия, взятые с гениталий обоих полов и распределенные по всей поверхности кожи, каждый клон — гермафродит, предназначенный к жизни, полной «новых невообразимых эротических возможностей». Уэльбек – проповедующий открытый брак, регулярно посещающий клубы свингеров и подсчитавший, что спит с 25 женщинами в год — сказал, что не может представить что-то более приятное, чем «наличие клиторов по всему телу».
Неужели Уэльбек, распутник-вольнодумец, виновен в том, что не практикует то, что проповедует? «Он интересен, потому что так противоречив, — сказал Фредерик Бегбедер, французский романист. — Он говорит, что мир – это кошмар, потому что мы – творения, производные собственных желаний, и индивидуальная свобода ведет нас к разрушению и отчаянию. Он говорит все это, но в жизни поступает противоположным образом. В некотором смысле он – идеальный пример всего того, что он ненавидит.»
Друзья Уэльбека не удивлены изгнанием за границу, которое он сам себе навязал. Они удивлены тем, что он вообще жив. «Он много страдал, — сказал Бегбедер. — Я думаю, что он вернулся из такого места, где нормальный человек покончил бы самоубийством. И это объясняет все». Он родился на французском острове Реюнион, у побережья Мадагаскара, в 1958 году — сын проводника в горах и матери-врача. Как и родители его главных героев, рожденных под несчастливой звездой, родители самого Уэльбека принадлежали к хиппи и не были преданными ни друг другу, ни воспитанию детей. И в возрасте 6 лет Мишеля отправили к бабушке на юго-запад от Парижа. Он понятия не имеет, где сейчас его родители — и вообще живы ли они.
Будучи учеником средней школы Уэльбек проводил часы в одиночестве, наблюдая за поездами на станции, находившейся по соседству. «Я бы сел на поезд и поехал в никуда, — вспоминал он. – Только сесть и сойти». Он часто бывает в депрессии. Бегбедер осознал, насколько глубока депрессия, не так давно, однажды вечером — когда вставил компакт-диск с балладой Moody Blues в проигрыватель и увидел, что Уэльбек разрыдался: «Он начал плакать, плакать. Наконец он объяснил, что на всех вечеринках, когда ему было 18, все мальчики и девочки танцевали медленный танец под эту песню, но он был один и никто с ним не разговаривал, потому что он был уродлив». С другой стороны, сухо добавил Бегбедер, Уэльбек «любит патетику — вся его работа состоит в том, чтобы быть патетическим».
В 18 лет Уэльбек был признан непригодным для военной службы во Франции из-за пристрастия к морфию. В 1980 он закончил колледж, получив степень в сельскохозяйственном машиностроении. Он женился, у него родился сына, развелся. В течение нескольких лет он был безработным, пил запоем и то лечился, то выходил из психиатрических лечебниц, где его лечили от тревоги и беспокойства. «Пока я не встретил писателей, самые интересные люди, которых я знал, были пациенты в психбольницах,» — сказал он. Приблизительно в это же время он начал печатать стихи. Но только когда он начал работать инженером программного обеспечения в 1991 году, он нашел свои настоящие темы как романист – ежедневная рутина работающего неудачника.
«Расширение пространства борьбы» содержит первую артикуляцию большой темы Уэльбека: свободный выбор для всех означает страдание для большинства. «В совершенной либеральной экономической системе некоторые накопят значительные состояния; другие будут барахтаться в безработице и несчастьях,» — объясняет рассказчик. — В совершенной либеральной сексуальной системе некоторые будут наслаждаться разнообразной и захватывающей эротической жизнью, остальные будут низведены до мастурбации и одиночества». Фактически игнорируемая прессой, книга была продана в количестве 20 000 экземпляров, благодаря устной информации. Скандальный успех «Элементарных частиц» четыре года спустя подтвердил его литературное господство.
Это был удачный ход. В стране, где писатели в подавляющем большинстве принадлежат высшему обществу и великим школам, Уэльбек стал оскорблением. Он был мелким буржуа из провинции, закончивший профессионально-техническое училище. Более того, он был безразличен к французской литературе. Самый близкий ему предшественник — британским писатель Олдос Хаксли, чей «Дивный новый мир» также обуян темой евгеники. Его любимой книгой была «Волшебная гора», философский роман Томаса Манна, написанный в клинике душевнобольных. «Это очень странно для французской традиции – помещать в роман идеи,» — сказал Уэльбек.
В некоторой степени статус аутсайдера работал на Уэльбека. Десятилетиями французская литература терпела неудачи. Стойкие приверженцы послевоенной беллетристики, романисты типа Натали Саррот (Nathalie Sarraute), Маргарит Дюра (Marguerite Duras) и Алена Робб-Грилле (Alain Robbe-Grillet) — или на пенсии, или умерли, а новый роман (nouveau roman) – это бессюжетное, бесхарактерное упражнение в абстракции – считается нечитабельной скукой. «Годами французские романисты не отваживались атаковать большие темы, — жаловался Франсуа Нуриссье (François Nourissier), президент Гонкуровского комитета (Prix Goncourt). – Была война в Алжире. Ни одного романа! Во французском обществе был этот невероятный переворот, ставший многонациональным. Ни одного романа».
Роман Уэльбека, несомненно, наступает на большую тему. Но написать, как это сделал он, что 1960-е были мошенничеством; что мифологизированные студенческие бунты мая 1968 были в большей мере ошибочным индивидуализмом, чем пылающим идеализмом – это либеральные круги считают равносильным мятежу. «Мы все раздавлены весом 1960-х — в кино, музыке, книгах, — сказал Гийом Дюран (Guillaume Durand), ведущий французского ток-шоу. «А тут Уэльбек, заявляющий, что 60-е были ничем. Это заставило людей его ненавидеть».
Это также сделало его богатым и известным, хотя будучи у него в Дублине вы бы никогда так не подумали. Его гардероб — пара темных хлопчатобумажных летних брюк и несколько фланелевых рубашек – навевает мысли об аскетизме аспиранта. То же с его диетой: кофе и табак, разбавленные случайными попойками. («Я не люблю есть, — сказал он мне. — Я люблю только секс»). Книжные полки в его доме дешевы, а обои начинают облазить. (Уэльбек и Мари-Пьер, на которой он женился в 1998, планируют переехать в дом на острове на юго-западном побережье Ирландии, где больше овец, чем людей). Уэльбек сказал, что наличие денег изменило его жизнь только в одном решающем аспекте: это позволило ему избежать «кошмара» быть служащим. Слава более двойственное благо. «Слишком велико давление,» — пожаловался он. С другой стороны, он признаёт, «моя сексуальная жизнь обогатилась».
Но даже этот задира не может не зависеть от определенных трудностей, необходимых для поддержания известности. В июле Уэльбек покинул своё убежище в Дублине, чтобы провести неделю в Париже, заботясь о карьере. Поездка не принесла ничего, кроме раздражения. В Flammarion, его издательстве, Уэльбек встретился с редактором, чтобы обсудить свою последнюю работу – роман, который должен выйти в следующем месяце, и в котором изображен культ поклонения инопланетянам, исповедуемый на Канарских островах. Боясь судебного процесса, редактор Уэльбека убеждал его изменить название культа. Уэльбек сопротивлялся. «Но я пишу о действительности, — ворчал он. — Я не знаю, как Bret Easton Ellis избегает неприятностей с использованием всех этих брендов». Еще он встретился с художником по костюмам в эротической короткометражке, которую он режиссирует для «Canal Plus». Казалось, никого не заботило то, чтобы придерживаться съемочного графика, и Уэльбек, рисовавший в воображении женский актерский состав и сказочную сюжетную линию, в которой будет «больше съемок удовольствия, чем органов» — все еще имел в распоряжении единственную актрису — свою жену. Он обрел новую перспективу в лице долговязой молодой публицистки из Flammarion. Когда он жаловался к ней на неприятности с фильмом, она предложила себя добровольцем на роль. «Но вы даже сценария не видели», — сказал он с сомнением. «Мне всё равно,» — ответила она. Он послушно записал ее имя и адрес, но даже ее явный энтузиазм — с намеком на возможный секс – не смог улучшить его настроение.
Он говорил о походе к Крису и Ману (Chris et Manu), в клуб свингеров, в пятницу вечером, но когда я позвонила ему в начале вечера, оказалось, что он передумал. Он предложил, чтобы вместо этого я зашла к нему домой в прозрачной юбке. «Мне на самом деле не хочется никуда идти, — сказал он. — Я просто хочу секса». Когда это не вызвало ожидаемого им ответа, он предпринял слабую попытку шантажа. «Мы достигли предела беседы, — сказал он. — Есть вещи, которые могут услышать только люди, имевшие со мной физические отношения». Когда это также не возымело действия, он перешел к печальному монологу. «Журналистка — враг поклонницы, — сказал он. — Поклонница существует только для секса. Журналистка хочет интервью, и журналистка обычно выигрывает. Я на стороне поклонницы, но я слишком пассивен, чтобы бороться». Прежде, чем повесить трубку, я спросила, что он собирается делать. «Лягу спать,» — вздохнул он. Было 8 часов вечера.
К счастью, помимо секса у Уэльбека есть еще несколько способов развлечься. Писать, например. Всегда есть стороны современной жизни, против которых можно протестовать. Он уже работает над следующим романом, действия которого будут происходить в Таиланде и который включает выпады против мусульманского фундаментализма. Кроме того, есть еще гостиная в Дублине, пачка Silk Cuts и бутылка Jim Beam. В середине обеда во время моего визита Уэльбек впал в пьяное оцепенение, его клонящаяся голова, в конечном счете приземлилась на тарелку рядом с пятном майонеза. Когда свет снаружи угас, Мари-Пьер и я продолжали разговаривать, Уэльбек спал. В последний раз когда я видела его той ночью, он все еще неуклюже держался на стуле, с головой на столе – поза человека в состоянии молчаливого протеста против мира.