Лоренс Даррелл «Александрийский квартет»
«БАЛЬТАЗАР» стал для меня лучшей книгой «квартета», поворотным моментом, убедившим, что брат Джерри — Мастер с большой буквы и звание классика — не натяжка. Обычно я не читаю отзывы и критику до самой книги. Слышала только советы ни в коем случае не останавливаться на «Жюстин», даже если не понравилось.
Поэтому, когда театральная сцена незаметно повернулась, а действующих лиц подсветили, изменив до неузнаваемости, я пришла в полный восторг. Казавшийся незамысловатым сюжет захватил по-настоящему. И главное, это не линейное продолжение «Жюстин», а пересборка.
ГГ, получив загадочное наследство от писателя-самоубийцы, живёт отшельником на маленьком острове, растит дочь умершей возлюбленной (не свою), пишет роман (тот самый, которым и является книга номер один — «Жюстин»), а потом читает заметки своего друга на полях рукописи и видит, что всё было совсем не так, как он привык считать, хотя и играл в описанных событиях активную роль.
Истинно постмодернистский роман — не текст, а комментарий к тесту. ГГ водили за нос другие действующие лица, а читателя — автор, подсунувший обманку на 300 страниц.
Есть здесь и плюсы: второй роман не просто переставляет акценты и смыслы, но и меняет тональность, читателя больше не будут мучить стилистическими изысками и вычурными пассажами. И то хлеб.
Комментарии пишет персонаж, именем которого назван роман, это имя отсылает к Библии, к магам — он и есть маг. С одной стороны — доктор, благодаря своей профессии вхожий во все дома, с другой — глава тайного эзотерического общества, а ещё — всеведущий дух города, самой Александрии. Фигура, соединяющая линии сюжета. Маг из колоды Таро и системы архетипических символов.
У «квартета» несколько ключей — сложных символических структур, и поразительно, насколько естественно они вписываются в текст, не мешая ни друг другу, ни сюжету. И гностическая мифология, и архетипы, и Таро — веер карт разворачивается и просвечивает сквозь персонажей, и ни малейшей натянутости — притянутости за уши. События тоже разворачиваются и бегут живым потоком.
Здесь вырастают и другие структуры — литературной преемственности. От «Бальтазара» тянутся ниточки к «Волхву» Фаулза (в другом переводе — «Маг»), на которого Даррелл оказал сильное влияние. Фаулз меня когда-то именно «Волхвом» загипнотизировал, и вот удалось заодно увидеть, где берет исток этот его культовый роман.
«МАУНТОЛИВ»
Главное открытие: Даррел может писать нормальным человеческим языком нормальный человеческий классический роман. Ура, товарищи!
Принято считать, что это роман воспитания, я же его скорее восприняла как колониальный роман. Этнографические нотки сразу расцветили повествование. Как только мы выбираемся из Александрии и автор перестает надсадно ее воспевать (сам он этот город, по воспоминаниям, терпеть не мог), как только веет вольным воздухом пустыни — здесь-то и начинается настоящий Египет.
Живой интерес вызывает и экзотика — загородное поместье в дельте Нила, и коренное население, копты — потомки тех самых древних египтян, профили которых все мы видели в учебниках истории, и роман молодого английского дипломата и зрелой красавицы, хозяйки поместья.
Здесь совсем не будет главного героя первых двух книг, еще одного юного англичанина, Дарли — но оба персонажа, обе эти пары, Маунтолив и Лейлы, Дарли и Жюстин, смотрятся как парные портреты, друг с другом перекликаются. Автор же и пишет «Исследование современной любви» (подзаголовок «квартета»).
Юный дипломат расстается с возлюбленной на целую жизнь — его переводят то в Европу, то в Россию, но связь не обрывается, между ними идет постоянная переписка, и под воздействием Лейлы формируется и личность, и карьера Маунтолива. Эта женщина играет главную роль в его судьбе. И вот через много лет он возвращается в Александрию.
Эта история любви вызывает сочувствие, несмотря на то что ГГ к концу романа съеживается как шагреневая кожа — но и это видится естественным жизненным этапом, и несмотря на старания зубоскала-автора, карикатурой ГГ так и не становится, сохраняя доспехи романтического героя.
«КЛЕА»
Против ожиданий, повествование на этот раз ведет не молодая художница Клеа, самый привлекательный персонаж «квартета», слово опять получил Брат Осел — Дарли. (Даррелл, Дарли — недаром они так созвучны, все женщины неизбежно влюбляются в обаятельного поэта.) Та же колода тасуется заново.
Если первый роман — модернистский, второй — постмодернистский, третий — псевдоклассический (помесь колониального романа и романа воспитания), то последний, четвертый, — символистский роман, о любви и творчестве.
Две Жюстин — девочка, которую никто не называет по имени, тоже Жюстин.
Два художника — поэт Дарли и художница Клеа, которые наконец образуют союз.
Дарли возвращается в Александрию, к исходной точке. Как это уже было в «Бальтазаре», всё стало другим и все стали другими. И роман, и судьбы персонажей пишутся с чистого листа, и наконец-то читатель узнает не очередную версию известных событий, а что было дальше.
Четвертая книга запомнилась именно ощущением неудержимого потока жизни — на фоне войны (Второй мировой), бомбежек и смертей. Чего стоит только веселое купание в живописном местечке, где под водой колышутся ряды мертвецов с затонувшего судна.
Поверх старых гностических мифов вырастает новая мифология (святой Скоби, нос Семиры — вставные новеллы напомнили о Сервантесе). Александрия продолжает создавать свою историю, ничего не закончено — и «квартет», по сути, тоже.
Я люблю открытые концы, но удивилась этой незавершенности. Последняя книга, как и предыдущие, заканчивается заметками, рабочими записями автора — завтрашними облаками, проекцией в будущее, конспектом дальнейших событий.
В Париж, в Париж! Пути персонажей там снова должны пересечься, и все продолжается уже без автора, само по себе — он эту механику запустил, свое дело сделал, и как сделал!
Великолепная литературная игра, подведем итоги:
1 — роман о любви и ревности
2 — не было там никакой любви!
3 — виртуальная любовь до цифровой эпохи
4 — любовь есть и пребудет
Дежавю и странные сближенья
Единственная попытка экранизации «квартета» получилась слабенькой, это многослойное литературное сооружение вообще нельзя, наверное, перевести на язык кино. Однако в этом фильме замечательный Дарли — наивный, простодушный, витающий в облаках, и напоминает он еще одного такого же витающего юного поэта — Стивена из «Улисса», причем тоже из экранизации. Очевидно, не только мне показалось, что эти «образы» перекликаются.
А Клеа так похожа на Лили Бриско из романа Вирджинии Вулф «На маяк» — тоже художница, молодая, одинокая, независимая, вызывающая симпатию здравостью суждений и поступков.
По ощущениям, поэт и художница просто перешагнули в Александрию из двух «соседних» романов, которые были опубликованы задолго до «квартета», Даррел их, разумеется, читал. То ли дух времени, то ли странные сближенья, то ли дружеский привет братьям-сестрам-писателям.
Невольно вспомнился и еще один литературный квартет, недавно прочитанный — «Неаполитанский квартет» Элены Ферранте, где есть и роковая женщина, одна из главных героинь, есть и потерянный ребенок — значимые сюжетные линии. Да и название… На этом сходство завершается, уж не знаю, дотягивает это до литературной традиции или так себе.