Истины и судьбы

…Они знают о книжках слишком много

Алекс Громов — руководитель жюри премии Terra Incognita, порталов Terraart и Terrabooks, автор ряда книг, опубликованных в России и Европе тиражом более 500 тысяч экземпляров, лауреат премии им. Пикуля и премии литературного журнала «Москва». Ольга Шатохина – автор романов, литературный обозреватель ряда изданий. Награждены Кульмскими крестами за возрождение и развитие исторических традиций отечественной литературы, почетными призами Генеральной дирекции международных книжных выставок и ярмарок «За верность книге», Карамзинскими крестами.

Заботясь о ближних и дальних

image

Сейед Мохаммад Хосейн Табризи. Герои Сталинграда

Это поэма, увидевшая свет в 1946 году, принадлежит перу выдающегося иранского поэта, писавшего под псевдонимом «Шахрияр».  Выходец из интеллигентной тебризской семьи, он с юных лет увлекся классической литературой, — прежде всего, традиционной персидской поэзией. Впоследствии стихи Шахрияра обрели широкую известность, а день его кончины, 18 сентября, по сей день отмечается в Иране как День персидской литературы и поэзии.

Многие свои произведения Шахрияр посвятил знаковым событиям ХХ века. В их числе – поэма «Герои Сталинграда», которую впервые на русском языке публикует издательство «Садра». Помимо самого стихотворения, книга включает в себя развернутое предисловие переводчиков, в котором излагается биография поэта и описываются характерные черты его стиля. Шахрияр получил широкую известность как мастер сочетания разговорной речи, актуальной политической повестки с классическими образами персидской классики образов. Эти стилистические особенности придали его стихам особую выразительность.

Именно в таком ключе и написана поэма «Герои Сталинграда». Шахрияр рассказывает, как воплощение зла Ахриман, пытавшийся погубить еще первых людей на земле, проникся ненавистью к первой в мире державе трудящихся – Советскому Союзу. Чтобы уничтожить «мир, искрящийся как рай», Ахриман пробудил гордыню у вождей Третьего рейха, и в Европе началась опустошительная война. Ее в поэме символизирует чудовищный стоглавый дракон, пожирающий страну за страной.

Мрак с запада обрушил смерч огня,

Поток свинца и дым на мирный сон.

Но на берегу Волги, гладь которой поэт сравнивает со стальным клинком, возвышается город-крепость, где «Ахримана ждет великий бой». Советские люди, совсем недавно занятые мирным трудом, становятся великими воинами, во всем подобными эпическим героям. И они не отступят перед врагом…

 

image

Дмитрий Наринский. Два солнца

Эта книга представляет собой историю нескольких поколений двух семей. Она потрясает и завораживает тем, как ярко и внятно показано величие самой жизни. Люди живут, отвечая на вызовы судьбы и истории. Но одновременно они сами, именно они, и творят свои судьбы, сливающиеся в единую судьбу многонационального советского народа и историю его грандиозных свершений.

Вызывает восхищение работа, проделанная автором – ведь в основе книги реальная история двух семей на протяжении бурного ХХ века. Чтобы проследить жизнь каждого поколения, а потом переплавить полученную информацию в документально точный и художественно выразительный текст, потребовалось несколько лет напряженного труда. И получилась подробная летопись, в которой повседневная жизнь людей органично связана с эпохальным бытием всей нашей державы от государя Николая Александровича до генсека Леонида Ильича.

Какой великолепный фильм можно снять по этой книге! Неторопливый, с глубоким и неподдельным драматизмом, ведь реальная жизнь намного богаче стандартных ходов, которые могли бы подобрать сценаристы. А еще множество «вкусных» житейских деталей. Патефоны и фарфоровые супницы, крепдешиновые платья женщин, солидные мужские костюмы из габардина, ведь тогда не существовало современной страсти к вечной молодости и спортивной небрежности. Яблоневый сад и дом — квинтэссенция мечты о семейном гнездышке. Запах домашней выпечки как противовес бурям и потрясениям неспокойной, а часто и суровой эпохи.

Роман «Два солнца» оставляет долгое послевкусие, он не отпускает и после того, как перевернута финальная страница, к нему тянет возвращаться снова и снова.

 

image

Александр Лапин. Страсть и бомба Лаврентия Берии

Новая книга известного писателя, автора эпопеи «Русский крест», романов «Святые грешники» и «Крымский мост», а также трилогии «Книга живых», посвящена одной из самых ярких и противоречивых фигур отечественной истории – Лаврентию Берии. Он был честолюбивым молодым чекистом, всесильным сталинским наркомом, последним официальным «врагом народа»… С его именем в массовом сознании связаны не только жестокие репрессии и бесчисленные любовные похождения, но и создание атомного щита нашей Родины.

Чтобы в полной мере показать многогранную натуру своего героя, автор выбрал актуальный в современной мировой литературе жанр документально-исторического романа. Черты характера и поступки Лаврентия Павловича воссозданы на основе множества архивных документов, как и события, связывающие его с жизнью всего СССР. Фрагменты некоторых документов органично вплетены в художественное повествование.

Значительное место в романе занимает философская составляющая. «Мне хотелось, чтобы читатели получили возможность взглянуть на события, описанные в романе, с космической, вселенской точки зрения», — говорит Александр Лапин. Атомная бомба, которую создали советские ученые и техники под руководством Берии, представляет собой не только оружие невероятной мощи, но и залог выживания цивилизации. «Дальше события развивались строго по утвержденному графику. Курчатов подтвердил день и час взрыва — понедельник, 29 августа, 8 часов утра. Когда все стало ясно, на полигон приехал сам Лаврентий Павлович. За свои неполных пятьдесят лет он пережил многое и многих. Завершался еще один этап его многотрудной работы. И, конечно, он нервничал, как и все. Хотя нет! Не как все. Это именно на нем лежал весь груз чудовищной ответственности. И он до конца понимал, что от результатов этих испытаний зависит не только его личное будущее, но и будущее всей страны и всего мира».

В книге затронуты многие вопросы, которые и в наши дни остаются актуальными не только для отдельных людей или даже стран, но и для всего человечества.

 

image

А.В. Сагадеев. Ибн Сина (Авиценна)

Свой обстоятельный труд видный историк философии Артур Сагадеев посвятил одному из самых прославленных ученых средневекового Востока. Ибн Сина, получивший в латинской Европе имя «Авиценна», был известен, прежде всего, как один из основоположников передовой в то время медицинской науки.  Между тем его научные интересы были намного шире: выдающийся врач успешно изучал и развивал другие естественные и гуманитарные дисциплины, — в том числе, философию.

Ибн Сина жил в неспокойную эпоху. После распада Арабского халифата на его прежних территориях возникли новые государства. Междоусобицы и династические перевороты вносили в жизнь людей того времени ощутимую нестабильность. Но ведь и эпоха европейского Возрождения, щедрая на распри, была отмечена расцветом наук и искусств…  Неслучайно времена, в которые жил Ибн Сина, называют восточным или иранским Возрождением.

Выдающиеся интеллектуальные способности Ибн Сины проявились в юном возрасте. Его отец был чиновником по финансово-податной части, но живо интересовался философией и другими науками. Сын, прислушиваясь к беседам отца с его гостями, рано освоил ряд основных философских понятий. «Об этом он рассказывал своему ученику так: ”Иногда, бывало, они обсуждают эти вопросы между собой, а я прислушиваюсь к ним, понимаю, о чем говорят, но душой не принимаю, и они начинают меня убеждать. Заводили они также разговоры о философии, геометрии и индийском счете“. Беседы эти происходили в Бухаре, когда переселившийся сюда вместе с семьей Абу Али уже получил первоначальное образование…».

Кроме подробного монографического исследования в книгу включена работа Ибн Сины «Трактат о птицах» в переводе А. В. Сагадеева.

 

image

Лев Лурье. Петербург Достоевского. Исторический путеводитель

Издание подробно рассказывает о столице Российской империи на протяжении полувека, об его улицах, площадях, памятниках и зданиях, жителях и их занятиях. В тексте подробно описаны те петербургские места, в которых обитали герои произведений Достоевского.

Сам исторический путеводитель состоит из 5 маршрутов, по каждому из которых пройтись в наше время. Итак, колоннада Исаакиевского собора. «К югу от собора – Петербург Достоевского. Практически всю свою жизнь он прожил в треугольнике, вершины которого – колоннада, на которой мы находимся, и видимые с нее две высотные доминанты – колокольни соборов Владимирской иконы Божией Матери и Троице-Измайловского. Застройка здесь особенно густа, а население скучено». Одна из глав посвящена описанию маршрута по местам последних мест жизни Достоевского. В издание включены фотографии описанных в тексте мест.

В книге рассказывается о прославленных отечественных родах и их своеобразных потомках. Одна из подобных историй — о родах Нарышкиных и Мятлевых. Приятель Пушкина, камергер и хозяин светского салона, ценитель итальянских редкостей, богач и сибарит Иван Петрович Мятлев вошёл историю Отечественной литературы как основоположник специального жанра, предназначенного скорее для устного исполнения, нежели для чтения.

История города органично переплетается с судьбами его жителей – персонажами книг Достоевского и его собственной, отражая происходившие в Петербурге изменения.

 

image.jpg

Свенья Ларк. Враг един. Книга первая. Слуга отречения

Всё происходящее на Земле может оказаться лишь отголосками великого противостояния, которое продолжается уже многие века. И ураганы, и необъяснимые на первый взгляд техногенные катастрофы, акции террористов связаны с существованием тех, кому планета людей кажется не миром, полным жизни, а чем-то средним между игрушкой и военной добычей. Захватывающий сюжет сочетается с глубокой психологической достоверностью, искренними переживаниями и многоплановым философским подтекстом. Недаром заметная часть событий этого кинематографически яркого романа происходит в Санкт-Петербург, городе Достоевского.

…Давно, в другой части Вселенной существовал планета, обитатели которой, народ «тули-па», достигли небывалых высот в технологиях и совершенствовании возможностей своего организма, научились отделять свое сознание от тела, трансформировать облик, управлять силой стихий. Однако для многих это всесилие обернулось непосильным искушением. Их мир умирал, тули-па переселились на Землю. Но лишь немногие оказались способны испытывать благодарность к новой родине и уважение к ее коренным жителям. Именно они приняли новое имя ни-шуур и стали защищать землян от своих недобрых сородичей.

«Они хотят этот мир. Хотят сделать его своим, понимаешь? Ведь нашего мира больше нет… Им мало просто жить среди людей, как ни-шуур… Конечно, это всё не так просто. На Земле сейчас почти восемь миллиардов людей. Поэтому пока они ещё бьют точечно… расшатывают равновесие потихоньку. Последний их масштабный проект стартовал почти сотню лет назад… к счастью, нам удалось предотвратить катастрофу, но очень многих мы потеряли тогда… С тех пор они старались в основном действовать изнутри, чужими руками. Это вообще их любимый метод…».

Люди тоже могут оказаться на той или другой стороне в этом противостоянии. Достаточно случайно надеть парные браслеты, которые очень давно были изготовлены в родном мире тули-па и ни-шуур, — они попали на Землю, причем никто не знает, в каком количестве. Браслеты могут оказаться на блошином рынке, или среди этнических сувениров. Но выбор между тьмой и светом в первый момент зависит от настроения того, кто нашел и надел на запястья эти тонкие кольца из таинственного металла. Добрая жизнерадостная девушка сразу попадает к ни-шуур. Обиженный на весь мир подросток и мелкий преступник – к их противникам. Но даже для них есть надежда, ведь можно осознать происходящее и перейти к тем, кто защищает людей. А вот у того, кто с самого начала сознательно решил служить злу, шансов уже не остается.

 

image.jpg

Садр ад-Дин ал-Кунави. Ключ к сокрытому

Эта книга —  первый русскоязычный перевод программного труда суфия XIII века. Родившийся в семье анатолийского аристократа, ал-Кунави стал учеником и приемным сыном прославленного мистика Ибн Араби: он участвовал в собраниях в доме своего учителя, на которых и читались его произведения.

«Ключ к сокрытому» описывает свойства «Совершенного человека» — величайшего духовного и космического идеала. Не меньшее внимание автор уделил таким философским проблемам, как знание – и то, что влечет за собой поступок, и то, конечной целью которого поступок не является, — речь и ее воздействие на мир. Ал-Кунави отмечал: «Знай, что речь с точки зрения ее неограниченности и первоосновности является формой знания, говорящего о самом себе или о другом, а знаемые являются ее буквами и словами. Каждое из них имеет свою смысловую ступень, и ничто из них – я имею ввиду знаемых – будь то ступенью или обладателем ступени, не проявляется из знанийного бытия в объективное бытие иначе как в материи-носительнице…».

В заключительной части книги подробно разбираются такие характеристики «Совершенного человека», как его всеобщность и универсальность — отличительные черты его метафизического превосходства.

 

image.jpg

Лев Лурье. Над вольной Невой. От блокады до «оттепели»

В книге известного историка рассказывается о жизни неформатного Ленинграда 1940-х‒1960 годов. В городе, несмотря на годы сталинских репрессий, остались настоящие ученые и поэты, невыявленные политические смутьяны и опальные эрудиты, модники, подпольные деляги и те, кто помнил прежние времена, когда на литературных встречах читали наизусть Ахматову, Гумилева, Блока. Реконструкция событий того давнего ленинградского двадцатилетия основана на интервью очевидцев, составленных судебных протоколах и воспоминаниях, то есть — первоисточниках. В тексте рассказывается о «ленинградском деле», разгроме филфака, шпане и пластинках на костях, стилягах, кино, джазе и книгах, людях с гитарами и туризме.

Туризм для многих советских людей стал не простым хобби, а образом жизни. Поэтому часто бывало так, что заядлый турист, вернувшись из одного похода, сразу начинал готовиться к следующему. В первую очередь было необходимо запастись продуктами: консервами, банками со сгущенным молоком, пачками хорошего (индийского!) чая, сахаром, упаковками киселя и прочим, что трудно было купить в советское время в обычных магазинах.

Некоторые туристы умудрялись доставать себе разнообразные сопутствующие бумаги – например, что они являются корреспондентами такого-то издания и поэтому местную администрацию просят оказать ему всяческую поддержку. Так получались некие «сыновья лейтенанта Шмидта» от советского туризма. Но вреда от них не было.

 

image.jpg

Хранилище тайн: Избранные персидские рукописи из собрания СПбГУ

Это издание выпущено при поддержке Фонда Ибн Сины и знакомит читателя с коллекцией персидских рукописей Санкт-Петербургского государственного университета. В уникальном фонде хранится ряд памятников письменности XIII – XX веков, значимых как исторически, так и эстетически. Избранные рукописи, представляющие исключительный интерес для специалистов, не только подробно описаны, но и показаны на красочных репродукциях.

Авторы, именитые востоковеды-кодикологи, составили для книги два подробных очерка. Первый описывает историю коллекции персидских рукописей Санкт-Петербургского университета. Во втором ученые рассуждают о процессе развития и распространения персидского языка, особенностях и традиции культуры рукописной книги в Иране. «Инструментарий писца состоял из тростникового пера, перочинного ножа, твердой пластинки для очинки пера, чернильницы и чернил, палочки для размешивания чернил, бумаги и подкладываемой под нее гладкой дощечки. Обычно писец работал сидя на ковре, положив дощечку с бумагой на колено. Невысокие широкие столы использовались для рисования миниатюр и сложных каллиграфических работ. Средняя дневная производительность писца, по оценке знатока персидских рукописей О. Ф. Акимушкина, с учетом разных обстоятельств могла составлять 150 – 200 двустиший или 50 – 100 строк прозаического текста».

Иными словами, работа демонстрирует рукописные книги из коллекции СПбГУ не только как редкие памятники, но и как лучшие образцы книжной культуры Ирана и прилегающих регионов Центральной Азии.

 

image.jpg

Ахмет Файзи. В стране смельчаков. Татарская сказка

В предисловии к красочному изданию рассказывается о татарах, татарском красочном национальном костюме, гостеприимстве и суевериях, празднике Сабантуй. «В татарских селах и сейчас можно увидеть избы, похожие на игрушку, — так затейливо и мастерски они расписаны национальными орнаментами». В книге говориться о героях и их подвигах, чудесной девушке-лани и ее матери.

«…Далеко разнеслась людская молва о прекрасном тенистом саде Азата Мергена. Среди редкостных деревьев дикие козы и олени мирно щипали траву и не боялись людей, а на озере величаво плавали белоснежные лебеди. Полюбоваться садом люди приходили издалека.

Двери дома Азата Мергена были гостеприимно распахнуты для всех.

Очень полюбил сад маленький Данир. С утра до вечера резвился он с ланями и косулями. Не мог нарадоваться Азат Мерген, глядя на сына. Какие только забавы не придумывал он для него!

— Сынок! — сказал он однажды и подал ему небольшой лук со стрелами. — Жизнь коротка! Придет время, и стану я дряхлым стариком. Руки мои уже не смогут натянуть тетиву лука. Делать это придется тебе…»

Юный Данир отличался редкой красотой и необыкновенным умом. Был у него любимец – белый лебедь с пушистым хохолком, которому Данир пел свои лучшие песни. Но однажды на этого лебедя напал орел и поднялся с ним в небо…

 

image.jpg

Татьяна Кудрявцева. Когда идет волшебный снег.

Жила-была Маленькая Баба-Яга на болоте, где было множество лягушек. Они любили спать, и Баба-Яга, которая умела читать чужие мысли, скучала, когда лягушки засыпали – ведь ей не были тогда нечего читать.

И после разговора со старой и обидчивой вороной Баба-Яга, которая, увы, не выговаривала букву «р», переоделась в сверкающий костюм снежинки и полетела в город. Но ведь в городе снежинки тают просто на лету! И Баба-Яге пришлось прыгнуть прямо с неба вниз, на улицы. Ее никто не заметил, кроме Волка, который сидел перед входом в метро, а люди думали, что это собака. Волк кинул в Баба-Ягу снегом, и та прочитала его мысли, что он хочет мороженого, наколдовала и протянула ему. Волк назвал ее Снегуркой и это Баба-Яге очень понравилось!

Потом началась игра, в которой бедному Волку досталось, хотя и не сильно. «А бедный Волк сидел в сугробе и мёрз. Когда настроение плохое, всегда холодно. Особенно, если на носу у тебя царапина от индейской стрелы, а на лбу – шишка от хлопушки! Маленькая Баба-Яга и сама не поняла, как это вышло. Подошла к Волку и приложила ему ко лбу свою холодную ладошку. Шишка исчезла. Волка еще никто никогда не жалел. Он Бабе-Яге сразу все простил».

В любой сказке бывает потом. И когда пошел волшебный снег, Баба-Яга пошла в школу, взяв с собой, как он сам просил, Волка. Впереди их ждали новые приключения.

 

image.jpg

Дизайн детства. Игрушки и материальная культура детства с 1700 года до наших дней. Под редакцией Меган Брендоу-Фаллер

В сборнике научных работ зарубежных историков, антропологов и искусствоведов описано, как появлялись и менялись детские игрушки – от единичных экземпляров, сделанных вручную, до изготовленных на конвейерах миллионах игрушечной продукции. В тексте уделено внимание не только оформлению игрушек, но и порой присущему игрушкам идеологическому наполнению, а также – рекламных компаниям некоторых массовых изделий.

Научное изучение того, как менялось отношение к детям на примерах новых сочетаний предметов, одежды, мебели, домашнего пространства, началось только в XX веке, когда в Европе и Америке стали уделять больше внимания не только детям, но и их образу жизни. Разнообразные исследования появились уже в середине XX века.

«Оставшийся у взрослого ящик с игрушками хранил материальные предметы, которые помогали вспомнить нематериальные детские переживания, и овеществлял будто бы неизменную молодость, представленную воспоминаниями об игре. Согласно Грёберу и другим ученым, которые первыми заинтересовались материальным миром игры, дети любых эпох предпочитали вовсе не изощренные, а простые, сделанные вручную игрушки, такие, с которыми можно было не церемониться. Грёбер даже говорит об их «грубой простоте». Именно неспособность взрослых понять эту предположительную детскую склонность к простоте вылилась в то, что Вальтер Беньямин назвал чудовищным распространением миниатюрных фигурок, тщательно сделанных на фабрике и совершенно непригодных для творческой игры. Несмотря на универсализм подобных взглядов на детство, представления о детях и окружающем их материальном мире всегда были культурно и исторически обусловлены. И хотя Грёбер ностальгирует по тем временам, когда игрушки еще не были испорчены массовым потреблением, на самом деле они уже давно попали в сферу потребительской культуры, которая захватывала всё новые территории, развивалась и прерывалась вместе с появлением новых средств производства, с изменениями рыночного спроса и социокультурного отношения к детству и детям».

Среди тем книги: игрушки в крестьянских русских семьях, народные игрушки в первые годы советской власти и их восприятие; модификации китайских игрушек на протяжении 1910–1960 годов, игрушки социалистической Чехословакии и Новой Зеландии.