Диалоги о чтении. Елена Колчак и Елена Блонди: Виктор Пелевин «iPhuck 10»

Картинки по запросу пелевин айфак

Елена Колчак: похоже, Пелевину удалось меня наконец-то напугать.
Собственно, его излюбленный модус операнди: хватаем к-нить тенденцию из новостной матрицы и возводим ее… ну, докуда дотянется, дотуда и возводим.
И каждый раз (как по мне): многовато секса (точнее, околосексуальных ассоциаций), но главное — он пугает, а мне не страшно (с)
А тут — да, напугал, реально (не экспонентой новостных тенденций, а нутром, вот прям нутром и нутром), как детектив, имхо, не так чтоб сильно, но в целом все равно круто: наизнанку, зрачками в «to be or not to be»,
с настаиванием на единственно логичном «not»…
Бррр…
Буду теперь думать дня три

Елена Блонди: а у меня от айфака осталось одно только «бррр» на сегодняшний день — читала несколько месяцев тому ))
Но я вообще с ним развелась давно, во времена Вампайра, что ли. Вернее, еще раньше внезапно бросила его читать — стал нежеланен, как… ну, как пирожок из холодильника — должен быть вкусным, но заклял и разогреть уже не выйдет. Потом по-честному вернулась, прочитала Вампайра от корки до корки, пожала плечами и снова перестала читать. Потом зацепила «Ананасную воду» — для «Книгозавра» отзыв сделать, опять жую — опять холодный пирожок… На Айфак повелась, чтоб написать рецу для своего замах-проекта — «Сто прочитанных романов».
И вот, после месяцев, единственное, что осталось в голове — имя героини — Маруха Чо.
Но я думаю, тут все логично — я человек пульса, ты человек хитросплетений, мне очень важна именно горячая кровь текста, ты тяготеешь к логике, иначе не писала бы детективы.
Пелевин намного более твой автор, чем мой.

Елена Колчак: мож, и так.
Но зацепил (заставил задуматься и даже испугаться) именно айфак, предыдущие все как-то мимо:
он пугает, а мне не страшно, ну, или — холодный пирожок, да.
И не детективностью, конечно, зацепил, не хитросплетениями, а именно… пульсом, что ли.
И Маруха — никакая имхо не героиня, а… ну, может, автомобильчик (помесь БТРа с Ягуаром))), на котором повествование движется.
Само же повествование совсем про другое. Про отдельное сознание, вынужденное, гм, творить (не люблю этого слова) — причем: а) вынужденность на уровне наиболее жестокого императива (не потребности, а именно императива), но главное б) если внутри творения нет боли, это не имеет смысла, точнее, ценности.
Ну, и про отдельное сознание, которое все — суть строчки двоичного кода — тема-то не новая, но у Желязны, скажем, оно не цепляло (воспринималось как человек), а тут нечеловеческость, которая одновременно человеческость насквозь… и робкая мысль: быть может, дело не в носителе (наша ли биохимэлектрика, кремний какой-нить, или, как здесь — вообще, по сути, отсутствие материального базиса), а в уровне сложности структуры?
Мне вот так прочиталось.
Очень приблизительно, но — так.