И не будем говорить о пользе прочтения в оригинале. Поговорим о жанрах и о том, что есть романы-жизнь, а есть – пластиковая курица ы словах. Но второе направление трогать не будем, так как не об этом речь. Роман-жизнь – это когда смысл может быть и экстраполирован, и число точек входа увеличено в двадцать раз, но человек остается человеком, и более этого – это архетип. И здесь я сразу нашел много своего. Я, например, осознавал необходимость существования жанра «роман-водка», однако, для романа-водки нужен и талант, и главное, автор должен жить в соответствии с романом, иначе его порождение будет статуей, сделанной из чего-то не того. Ни металл, ни фарфор-фаянс, и даже не бумага. Так, пыль позорная. Мы же знаем, какие у нас сейчас дела – автор пишет, что он Казанова, а на деле он Рязанский Моисеев, но в итоге нам представлен оформленный в буквы набор чьих-то мыслей. Вот по ходу всего этого я и понял, что роман правилен. О чем он.

О бухле. О бабах. Его вернее всего было бы перевести не как «Женщины», а «Бабы», но дело в том, что сюда может вклиниться крестьянский звук, и тогда, опять же, все будет не верно. Произведение с элементами порно – а как иначе герою рассказать о жизни? Для меня было важно, что я уже сделал несколько набросков в подобном стиле, и некоторые моменты абсолютно идентичны, будто бы их писал один и тот же автор, при чем, также на английском. Важно, чтобы произведение где-то пересекалось с другими сферами и другими вселенными. Наверное, именно поэтому, будучи написанным в 78-м году, роман до сих пор читаем. Что дальше?
We walked in and found a table. Mindy ordered a vodka and tonic. I ordered a vodka-7. Ah, almost in tune. I lit her cigarette. She looked fine. Almost virginal. It was difficult to believe. She was small, blond and perfectly put together. She was more natural than sophisticated. I found it easy to look at her eyes- blue-green. She wore 2 tiny earrings. And she wore high heels. I had told Mindy that high heels excited me.
Сюжет трогать не будет. Бухло-бабы, бабы-бухло, немного стихов, герой – поэт-алкаш, с водкой-пивом на пару, выходит на сцену и читает стихи. Народ ликует. Им нравится, что это – жизнь, это не ботанический поэт-огурчик, который все выдумал, который трепещет и колеблется, и на деле, конечно же, является утонченным фагом. Здесь все хорошо. Выступление заканчивается. Появляется очередная мадам.
— Хочу, — говорит мадам.
И они уходят вместе, Чинаски и мадам.
Но потом приходит письмо. Этот новая мадам.
— Вы – мой любимый автор, — говорит мадам, — мне 19 лет.
— А я – старый и синий человек-водка, — отвечает Чинаски.
Одна из девушек в порыве ревности уничтожает печатающую машинку, разбивая ее прямо на дороге, но это ничего не меняет.
— Я по жизни – отшельник. Я практически девственник, — говорит Чинаски.
И вот, на его пороге стоят новая молодая девушка.
— Хочу, — говорит она.
— Идем, — отвечает Чинаски.
Роман есть модернизация жизни, модернизация мечтаний, но в нем остаются и зерна реальности. Это и нужно.