Лайонел Шрайвер
Говоря о новом романе Лайонел Шрайвер «Мир до и после дня рождения», я совершу недопустимую операцию: разделю форму и содержание и буду говорить о том и другом по отдельности. Под содержанием я понимаю идею, ради которой, собственно, затевается вся возня, а под формой – ее воплощение, начиная от выбора героев и места повествования и до языка, которым написан роман. И если содержание еще заслуживает нескольких добрых слов, то форма – ниже всякой критики.
Начну все же с плюсов, то есть с основной идеи книги. Она хоть и банальна, но всегда актуальна и воплощена в простой формуле: каждый миг своей жизни мы делаем выбор между возможными путями ее развития, но чтобы мы не выбрали, в среднем получим одно и то же, а значит, все дело в деталях. То есть выбор надо делать ради тех бытовых, социальных, эмоциональных и прочих мелочей, из которых, собственно, и складывается сама жизнь. Эта мысль трижды (как положено в хороших сказках) явно воплощается в романе Шрайвер: один раз во всем многостраничном произведении в целом и пару раз в сюжетах сочиняемых по ходу дела главной героиней детских книжек. И все три раза (опять-таки, как и положено в сказке для лучшей усвояемости) вывод один и тот же: важен процесс, результат все равно будет один и тот же. Здесь нужно отметить один парадокс: в романе про выбор героине Шрайвер делать-то его и не приходится, автор проводит ее у нас на глазах по двум возможным жизненным путям. Интересный, кстати, прием, и единственное, за что можно похвалить форму, прежде чем начать нещадно ее громить.
С чего бы начать злопыхательство? Пожалуй, с языка. Тут, возможно, не одна Шрайвер виновата, а еще и переводчик постарался. Так вот, фразы подчас столь длинны и нелогичны по построению, что приходится перечитывать их частями, а потом еще и выстраивать эти части по некоторой человеческой логике, чтобы бузина сошлась с дядькой, пусть не в пространстве, а хотя бы во времени. Читать «Мир до и после дня рождения» безумно сложно, диалоги подчас напыщенны, пересыщены примитивными смыслами и кукольны настолько, что были бы неприемлемы даже для какой-нибудь индийской мелодрамы. Почему я еще грешу в этом на переводчика? Да хотя бы потому, что неизвестно зачем он (она, вообще-то) начал множить сущности сразу с названия. В оригинале мир (а вернее, два мира) был только «после дня рождения», а «до» там вообще не упоминалось. И зачем было добавлять? Но если бы дело было только в языке! Вот далее пойдут претензии уже только к автору.
Итак, для иллюстрации идеи о бессмысленности глобального выбора Шрайвер берет в пример жизнь одной дамы, кстати, иллюстратора, русского происхождения. Эта Ирина-Галина (такое вот двойное имя стараниями автора дала ей мамочка-балерина в память об историческом происхождении) на критический момент находится почти в десятилетних отношениях с перспективным политическим аналитиком Лоренсом, немного занудой, немного интеллектуалом, надежным, экономным, практичным. Жить бы казалось бы ей и жить с ним, да тут возникает на пути Другой. Игрок в снукер (истинно английский вид биллиарда) Рэмси, богатый, красивый, разведенный, романтичный, сексуальный. Однажды Ирина с Рэмси при попустительстве Лоренса, оказываются вдвоем празднующими день рождения Рэмси, и в ходе торжества возникает секунда, когда Ирина может поцеловать или не поцеловать явно напрашивающегося на это снукерца. И вслед за этим неясным моментом повествование, волею автора, распадается надвое, чередуя эпизоды возможных жизней Ирины с Лоренсом и Рэмси.
Как я уже сказала, в обеих ветвях жизни поровну плюсов и минусов, но они разные. Если с Рэмси в плюсах бешеный секс, безбедное существование, путешествия и деньги, то с Лоренсом – это личностный рост, интересная работа, душевный покой и комфорт. В минусах с Рэмси – жизнь в тени мужа среди разговоров о снукере и только о нем, ссоры, скандалы и никакой самореализации, то с Лоренсом – это ежедневная рутина во всем, от еды до секса, скука и постепенно взаимное отдаление. А уж о разбитых корытах, щедро выставленных в обоих финалах, я и вовсе говорить не буду. В общем «голосуй — не голосуй…». При таком раскладе все в романе могло бы получиться довольно живенько и интересно, но автор убивает любое хорошее начинание занудными подробностями, подчас в виде «развесистой клюквы» и расхожих штампов.
Шрайвер делает своих героев однобокими, плоскими куклами, оделяя их некоторыми характерными фразочками и чертами, которые нормальный, живой человек оставил бы в течение пары лет, обзаведясь новыми. Про то, как обыгрывается русское происхождение героини и совсем уж смешно говорить, тут и самовары на семейных ужинах и икра с кулебякой не Рождество (кстати, а почему же было не сделать героине по два новых года, раз уж не то пошло?). А еще Шрайвер, видимо для достоверности, старательно вплетает в жизнь героев всякие политические события, от смерти принцессы Дианы до 11.09.2001. И если вы думаете, что им своих проблем мало или что обсуждения катаклизмов как-то раскрывает их характеры, то ошибаетесь. Ничего, кроме дополнительных знаков в текст и десятка страниц неудобоваримо длинных предложений, это не приносит. Частенько такие места я просто пролистывала, они как ничего не вносят в жизнь героев, так и мне для информации не интересны.
Скажу честно, я дочитывала «Мир до и после…» исключительно из уважения к автору. Ведь и «Цена нелюбви» и «Другая жизнь» получились у нее очень сильные. Но нынче, видимо, Шрайвер просто перемудрила, пытаясь сказать совершенно простую и понятную вещь каким-то особенным образом. В результате у меня сформировался и остался без ответа вопрос. Зачем?