Jonny_begood. «Путешествие на край ночи». Идея человеческого ничтожества

«В чем значение моей книги?<.> Меня волнует человеческое ничтожество, которое бывает как физическим, так и моральным. Оно существовало всегда, между прочим, но в наше время оно представляется мне единственным Богом» Луи Фердинанд Селин

36.88 КБ

Вот что я вам скажу, дамы и господа. Если для вас имеют какое-то значение понятия «цивилизация, «гуманизм» или «демократия» — не стоит браться за эту великую и ужасную книгу. Если же в вашу душу закрались сомнения, а навязываемые вам культурные ценности не кажутся такими уж очевидными, то, добро пожаловать в мир Луи Фердинанда Селина. Хотя нет, тут я ошибся, не в мир, а в «гниющую выгребную яму мира». Пусть это определение принадлежит перу другого скандального автора Генри Миллера, однако я мало погрешу против истины, определив им атмосферу «Путешествия на край ночи». А еще Миллер сказал, что Селин “потрясающий автор, и мне безразлично, фашист он, демократ или ассенизатор, — главное, что он умеет писать”.

Писать Селин действительно умел, на душевном надрыве, с вызовом и печалью, с яростью и отчаянием. Ненавидя при этом слова, которые, по его мнению, мешают. Он не заботился о том, чтобы его речь выглядела стройно или подчинялась каким-либо правилам. Сейчас это считают фирменным селиновским стилем. Хотя, похоже, его мало волновали проблемы стиля, да и втискиваться в рамки направлений и методов ему было ни к чему. В «Путешествии на край ночи» Селин коверкает, искажает саму модель романа-путешествия, выказывая презрение устоявшимся формам.
В этом необычном путешествии спрессовано слишком много: ненавистная Селину война, чудовищные условия колониальной Африки, Америка, где люди из-за шума цивилизации не слышат самих себя, нищенское существование неизвестного доктора в предместье Парижа, частная психбольница, которую Бардамю (гланому герою) удается возглавить. Стоит ли говорить, что путешествие это наполнено грязью, болью и страданиями? Кому-то покажется, что еще и ненавистью к человеку. Пожалуй, мизантропия была свойственна Селину, но, сдается мне, природа этого чувства вторична. Это был ответ на неумение человека любить. Именно это и заставило Бардамю с извечным спутником Робинзоном отправиться в героический и смердящий trip на край ночи. Туда, где заканчивается все, и остается лишь личность, одинокая, страдающая и оттого вдохновенная. Но и оттуда есть выход. Вот о чем думает Бардамю у постели ослепшего Робинзона, достигшего края ночи: «Когда подступаешь к краю всего того, что может с тобою произойти, настает момент полного одиночества. Это край света. И само ваше страдание, даже оно безмолвствует, и вот тогда нужно вернуться назад, к людям, не имеет значения, к каким именно. В такие минуты это совсем не трудно: даже чтобы рыдать, нужно вернуться к тем, из-за кого эти рыдания начинаются,- к людям».
Возвращайтесь к людям,- говорит Селин,- даже если они причиняют вам страдание. Что же в этом мизантропического? Отсюда, как мне кажется, и профессия автора – он был врачом. Я скажу больше, Селин всю жизнь пытался заставить себя полюбить человека. Несмотря на все гнусности и мерзости этого рода, оставленного Богом. Это уже практически стремление «возлюбить ближнего своего», попытка воплощения заповеди, пусть и неудачная. Он пишет: «Люди жалеют калек, слепых, значит, у них все же имеется любовный запас. Да я и в себе его хорошо ощущал, и не однажды, этот любовный запас. Он огромен. И тут вряд ли возразишь. Вот только печально, что люди все равно остаются сволочами, даже при таких залежах любви. И эта любовь их там же и душит». Любовь душит и Бардамю. У смертного одра раненого Робинзона он признается себе: «Но рядом был только я, подлинный Фердинан, которому недоставало того, что возвышает человека над собственной жизнью, — любви к жизни других людей. Этого во мне не было, вернее, было настолько мало, что не стоило и показывать. Что я перед величием смерти? Так, мелочь. Не было во мне великой идеи человеколюбия. Я, пожалуй, больше расстроился бы, подыхай при мне собака, а не Робинзон, потому как у собаки нет хитринки, а в Леоне она все-таки была. Я тоже был с хитринкой: все — такие». Что ж, по крайней мере, честно. Селин открыт перед самим собой, так же как и его герой-двойник Бардамю. «Нужно лишь пристальнее вглядеться в себя, чтобы понять, что ты – сплошные отбросы». Как вам цитатка? В самом деле, по своей глубине, эта фраза достойна святого. Но я не собираюсь записывать Селина в святые, особенно учитывая его ярые антисемитские взгляды и коллаборационизм. Ни к чему это, да и автору бы не понравилось. Это произведение говорит само за себя. Читайте. Пожалуй, так. Точка.

http://jonny-begood.livejournal.com/50446.html

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *