Читаю Юрия Трифонова.
Вернее, перечитываю спустя тридцать лет: «Старик», «Другая жизнь».
Сейчас — «Обмен».
Нынче впечатление, пожалуй, еще более сильное, чем тогда — на фоне нынешней легковесной беллетристики, позабывшей родной язык, путающейся в знаках препинания, хихикающей, матерящейся и помешанной на эротике — проза Трифонова как…
Нет, не как вода родника после дешевого шампанского!
Это густая и тяжелая лава.
Проза такая же, как жизнь — та жизнь, что ушла.
Но которую мы еще помним. Некоторые из нас.

Боялась читать, особенно «Старика» — как сейчас это будет восприниматься, весь этот «революционный экстаз»? Воспринимается нормально, потому что — именно сейчас отчетливо это понимаешь, ибо все отстоялось во времени! — потому что это ПРАВДА. Это написано не ради красного коммунистического словца и не по постановлению партии и правительства, а потому что это так было.
Это правда, в которой нет ни правых, ни виноватых; ни красных, ни белых — есть жизнь, кровь, любовь, смерть, предательство, страсть, есть дыхание эпохи…
Эпохи почти античной по силе страстей — и по той быстроте, с которой погребают ее пески времени…

Ф. ТЮТЧЕВ

ЦИЦЕРОН
Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
«Я поздно встал — и на дороге
Застигнут ночью Рима был!»
Так!.. Но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавый!..

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!

<1829>, начало 1830-х годов