«Красота спасет мир»,- писал Достоевский. Если это утверждение применить к миру, который рисует Сологуб в своем «Мелком бесе», то становится ясно – апокалипсис неминуем. Такому миру, где красота если и осталась, то лишь подпорченная, с гнильцой, не выжить. Он должен быть разрушен до основанья.
Я не случайно начал с размышлений о красоте. Именно красота становится мерилом всему для Сологуба, именно по красоте, покинувшей этот мир, тоскует поэт.

Исследователи его творчества отмечают, что уже в зачине своего романа Сологуб дает понять, что все могло быть иначе, что гармония гипотетически была возможна, но не здесь и не сейчас: «После праздничной обедни прихожане расходились по домам… Все принарядились по-праздничному, смотрели друг на друга приветливо, и казалось, что в этом городе живут мирно и дружно. И даже весело. Но все только казалось». Все в этой книге изначально напоминает мне мертвеца во гробе: внешняя принаряженность и внутренний тлен. Бездуховность, болезнь души, чревоточина, разъедающая красоту изнутри.
Вообще, это произведение можно рассматривать в нескольких плоскостях. Первый его уровень – социально-бытовой. Уездный город с его нравственной нищетой, скудоумием, пошлостью, где болезнь Передонова, поначалу, и не воспринимается как сумасшествие. Конечно, социальная сатира сильна в «Мелком бесе», но вряд ли Сологуб намеревался остановиться только на этом уровне. Главное тут, все же философское осмысление материала. Иванов-Разумник в своей статье пишет: «Видеть в «Мелком бесе» сатиру на провинциальную жизнь, видеть в Передонове развитие чеховского человека в футляре — значит совершенно не понимать внутреннего смысла сологубовского романа. Не одна провинциальная жизнь какого-то захолустного городишки, а вся жизнь в ее целом есть сплошное мещанство, сплошная передоновщина…». Передонов в каждом из нас – имеет в виду Сологуб. И спасения от передоновщины он не видит. Мир насыщен злобой, действительность враждебна, человек навечно отчужден от истины. И за скрытыми личинами – маска зверя. Все это очень хорошо изобразил Сологуб в сценах маскарада. Маскарада, который пожаром перекинется позже на российскую историю.
Единственное, что может противопоставить автор всему этому безобразию – образы Людмилы и Саши. Их платоническое чувство, их девственная красота очень близка к идеалам той античной красоты, которые, как известно, очень ценили символисты. Для Сологуба близость к этим чувственным, животным идеалам бытия – высшая ценность. «Язычница я, грешница,— «исповедуется» Людмила.— Мне бы в древних Афинах родиться… Говорят, есть душа, не знаю, не видела… Я тело люблю…» Но вряд ли, друзья мои, эта языческая телесная красота именно та красота, на которую уповал Достоевский, а, следовательно, уповать на спасение мира нам вряд ли приходится.

http://jonny-begood.livejournal.com/38258.html