«Близнецы Фаренгейт»
Мишель Фейбер
Издание записных книжек писателя при его жизни как-то отдает манией величия. А иначе как «записными книжками» назвать сборник рассказов Мишеля Фейбера «Близнецы Фаренгейт» я не могу, настолько сырыми выглядят помещенные там тексты. Я не спорю, что набросок, выполненный великим художником, может быть совершенно гениален и иметь самостоятельную ценность, но, в первую очередь, для специалистов-историков, исследователей творчества автора, которые ставят своей задачей отследить эволюцию стиля или сюжета, но никак не для простого потребителя. В случае с Фейбером я – простой потребитель и я хочу видеть готовый продукт, а не гадать, что же будет с наброском дальше, войдет ли он в законченное произведение или будет навсегда забыт автором, как неудачный.
Да, конечно, существует такой художественный прием, как «открытый конец», но, простите, разница между открытым концом и просто недоработанной вещью будет видна сразу. И на мой вкус те рассказы, которые составили «Близнецов Фаренгейт» в большинстве своем просто авторские зарисовки, брошенные автором то ли от лени, то ли от неперспективности и недостатка воображения в самостоятельную жизнь. В подобной небрежности присутствует и явное неуважение к читателю. Автор словно говорит: ну, дописывать мне неинтересно, тут и так все понятно. И читатель оказывается в глупом положении, ему-то не всегда все понятно. Вот и начинаешь выдумывать возможные объяснения и концовки там, где, возможно, автор просто заскучал и решил не продолжать. Обидно!
Наиболее яркий пример – рассказ «Все черное». Воскресный папа-гей везет свою маленькую дочь к ее матери после уикэнда проведенного в компании своего любовника. В дороге их застает Тьма Египетская, всеобщая паника, остановка поездов и машин и матерящийся водитель фуры, в машине которого еще по счастью есть электричество. После долгих раздумий над собственной судьбой и вероломством юного и талантливого возлюбленного запутавшийся папаша решает, наконец, выяснить, что же в мире происходит. На этом рассказ заканчивается. Что мы имеем? Два замечательных образа с высоким потенциалом развития (отец и матерящийся водитель), нестандартную ситуацию (Тьма) и… истощившуюся авторскую фантазию, заставившую Фейбера бросить читателя на произвол его собственного воображения. Или вот еще рассказ «Прибежище», которым открывается сборник. Отличная завязка: потерявшийся по жизни, бывший среднестатистический гражданин, ныне бомж, в длинной футболке, на которой принтом идет вся его жизнь, оказывается в обществе себе подобных в некоем Прибежище. Все, конец, дальше «сама-сама-сама». Есть другой вариант недоделки, рассказ «Бесцветный, как Эминем». Опять-таки – хорошее начало, неспешное и прочувствованное. Герой, наблюдая за своей семьей в вагоне поезда, испытывает ни с чем не сравнимое счастье принадлежности и сродства. После чего в пяти-семи предложениях излагается дальнейшая судьба это самой семьи. Ну, прекрасно, тут все додумано до финала. Но это же синопсис и ничего более. Также синоптически (от слов синопсис и синоптик одновременно) выглядит и рассказ, давший имя сборнику, «Близнецы Фаренгейт». Атмосфера создана мастерски. На арктическом острове живет семья ученых-исследователей, у которых растут как сорная трава дети-близняшки. Брат и сестра лучше понимают своих ездовых собак и знаки вселенной, чем собственных родителей, которым до них нет дела. В этом рассказе даже есть доведенный почти до логического завершения сюжет и, все равно, он воспринимается скорее как пролог более долгой истории, чем как самостоятельное произведение.
Ладно, справедливости ради, надо сказать, что не все так уж печально. Есть в сборнике и несомненно удачные вещи. Я бы отметила «Малую малость» и «Возвращение Энди». Очень уж ярко там переданы ощущения героев, не готовых с столкновению с действительностью. В первом случае – это мать младенца, во втором – человек, только что обретший свое я после долгой душевной болезни. Нетривиальная идея присутствует в рассказе «Вид из окна». Здесь как раз представлен способ с действительностью не сталкиваться, своего рода уход в собственную реальность за сходную цену.
Ну и отдельного абзаца (даже в смысле одноименной премии) заслуживает переводчик этого сборника. Уж не знаю, что там было в оригинале, про Фейбера пишут, что он словесный хулиган и маргинал, но вряд ли уж его языковая оригинальность заключается в выдумывании неологизмов, которые выглядят просто как жаргонные слова. Причем я еще могу понять и принять некоторые нелепицы в речи конкретного персонажа, это можно отнести к его характерным особенностям, результатам воспитания и образования. Но когда прилагательное «голодалые» кочует из рассказа в рассказ, или глагол «обидоваться» с деепричастием «обидуясь» встречаются более чем в одном рассказе, возникают некоторые подозрения относительно авторского замысла и грамотности переводчика. Сомневаться в ней начинаешь особенно сильно после того, как множественное число от слова «гром» представляется как «громА». Симпатичной новинкой представляется глагол «мреет». Это среднее арифметическое между «марево» и «греет» очень эффективно экономит место на странице. Встречается и употребление слов, без знания их смысла, например, устаревшего «свивальник». Ну и еще задевает, что при недюжинной способности коверкания слов, переводчик совершенно не затруднился хоть как-то разнообразить матерную часть речи героев. Обидно как-то становится за великий и могучий, что ж у нас, кроме трехбуквенного слова, других словозаменителей нет что ли? Обидуюсь я, в общем…