Алекс Павленко. Аллилуйя мёртвому жанру: Spagetti-Western

„Eh, amico, c´e Sabata… Hai chiuso!”
(«Эй, приятель, это Сабата… Ты проиграл!» — песенка из фильма Франка Крамера «Сабата»)

“Sausage and Ketchup”
(«Сосиски и кетчуп» — песенка из фильма Алекса Кокса «Прямо в ад»)

“Ду коомен мучо-мучо рапидо”
(«Ты пришёл очень-очень быстро» — слова Марвина Флинна в «Обмене разумов» Роберта Шекли)

 

151.jpg (315×450).За пригоршню долларов/На несколько долларов больше

 

Вестерн мёртв.

Старый и непрощённый Клинт Иствуд не в счёт. Он сам себе жанр. Вокруг нет никого, кто мог бы выстрелить ему в спину (как в «Бесконечном вестерне» Роберта Шекли) или хотя бы подержать стремя.
Мертворождённые «плохие девчонки» в эротически порваных рубашечках не имеют никакого отношения к вестерну, а раскрученные рекламой «Молодые пистолеты» — это просто игры мажоров Голливуда «в ковбойцев и индейцев». Дохода этот вздор не приносит и ставится на деньги богатых папочек по настоянию балованных детишек. «Папа, папа, не хочу кокаина, хочу Билли Кида сыграть! Или д`Артаньяна!» Всё очень мило, кольты дымятся, «Бон Джови» поют, мальчики смеются, а вестерна нет. Нет суровых мужчин, рассчитывающих только на себя и не знающих страха смерти. Нет ощущения пространства до начала истории, нет чувства эпоса, которым всегда отличался вестерн.

Кое-кто утверждает, что вестерн умер в начале 70-х, в Новом Голливуде, когда Артур Пенн и Роберт Олтмен остервенело рвали в клочья стереотипы классического американского кино. «Их любовь к жанру граничит с презрением,» – отмечали наиболее умные критики и высказывали мнение, что «МасКэйб и мисс Миллер», «Излучины Миссури» и «Маленький Большой Человек» — гвозди, вбитые в гроб самого американского киножанра. Так ли? Нет, не так всё было, совсем не так.

Обновители Голливуда не убивали вестерн, а наоборот, пытались оживить мертвеца, пытались влить в его иссохшие жилы немного свежей крови – придать вестерну реализм, пусть даже несколько карикатурного плана.

Дело в том, что к началу шестидесятых американский вестерн застыл в неподвижности, напоминающей паралич: «грязная война» в Корее и ещё более грязная война во Вьетнаме сделали традиционное зрелище истребляемых индейцев совершенно невыносимым, а попытки славословить «героев» вроде генерала Кастера вызывали по-меньшей мере раздражение. Американский вестерн ушёл на телевидение и прозябал в бесконечных сериях погонь и перестрелок до самых пор, пока не заявили о себе рассерженные молодые люди, выкормленные королём кинохалтуры Роджером Корманом и помешанные на европейском кинематографе. В замечательных фильмах молодых интеллектуалов демонстративно нарушались все писаные и неписаные законы вестерна. Убийцы и грабители оказывались милыми влюблёнными парнями, традиционнно кровожадные индейцы — благородными и наивными представителями древней культуры, а прославленное завоевание Запада – кровавой бойней, продвижением виселиц и борделей всё дальше и дальше, от индустиального побережья внутрь девственного континента…

Но вестерн погиб чуть раньше прихода Пенна, Олтмена, Марлона Брандо и Сидни Поллака, да и не в Америке, а, как ни странно, на задворках милой интеллигентной старушки Европы. Вестерн погиб в случайной стычке, убитый в спину.

Имя убийцы – спагетти-вестерн.

Он был небрит, пьян, в руках сжимал ручной пулемёт «льюис», на плечах у него болталось пончо, а из-за его плеч выглядывали строгие умные лица Серджо Леоне, Серджо Корбуччи, Энцо Кастеллари и Карло Лидзани.

Смерть вестерна стала прямым следствием невинного желания нескольких итальянских и испанских режиссёров снять дешёвый фильм со стрельбой, выдать его за американский вестерн класса Б и загрести денежку на всеобщей любви к Голливуду. В начале шестидесятых никто в Италии не хотел смотреть итальянское кино. Всякие там Феллини-Пазолини глубоко презирали публику и ваяли шедевры для фестивалей и мелких групп кинокритиков. Публика отвечала национальным гениям взаимностью и игнорировала их фильмы, исправно отсматривая американскую продукцию. Вот на таком безрадостном фоне и появился завораживающе красивый и поразительно злой псевдовестерн «За пригоршню долларов», подписанный неким Бобом Робертсоном. Почему «псевдо»? Ведь персонажи были одеты и вооружены в точности, как герои и злодеи настоящего благородного вестерна. Но вели себя эти «герои» совсем не так, как полагалось традиционной мифологией Дикого Кинозапада.

Они были «плохие». Все. Даже центральные герои, которым полагалось сочувствовать. При этом все без исключения персонажи закуривали, поправляли шляпы, поднимали револьверы с ловкостью фокусников, демонстрирующих коронные номера, и двигались с подчеркнуто балетной пластикой. Странность фильма подчеркивалась заимстванным сюжетом. Сюжет был слизан с великолепного и циничного самурайского фильма Акиры Куросавы «Телохранитель», который в свою очередь был срисован с гротескного гангстерского романа Дэшиела Хэммета «Красная жатва». То есть это была стилизация стилизации стилизации и постмодернизм в действии.

Первые сеансы провалились вглухую из-за отсутствия рекламы. Фильм уже собирались снимать с проката, как вдруг народ повалил в залы, буквально ломая двери кинотеатров — до сих пор историки спорят о причинах этого киночуда.

«За пригоршню долларов», снятый за гроши, принёс миллионы. Даже американцы поверили в прикол Серджо Леоне, спрятавшегося за псевдонимом, и некоторое время разыскивали « Боба Робертсона» в Голливуде и его окрестностях. Да, это был успех. И находчивые итальянцы тут же подхватили многообещающую линию. Самые глупые пробовали просто имитировать вестерн, но эти-то подделки как раз успеха не имели. То, что пользовалось успехом, то, что стало культом и получило от кинокритиков презрительную кличку «спагетти-вестерн», разительно отличалось от американских скачек по прериям.

В американском вестерне у героев – ковбоев и переселенцев – всегда была возможность сесть на коня и уехать в закат. Вестерн был распахнут навтречу будущему и всегда, даже в мрачных городских драмах типа «Рио Браво» Хоукса и «Человек, застреливший Либерти Вэлланса» Форда, оставалась надежда на перемены к лучшему, на наступление новых времён. Это был главный пафос вестерна: времена меняются. Человек приходит на Запад и завоёвывает его.

Ничего подобного нет ни в одном спагетти-вестерне.

Итальянские умники зло посмеялись над великой американской мечтой, изобразив Дикий Запад выжженой пустыней с мертвыми городками на дне пыльных долин. Это не страна с великим будущим, а мир после катастрофы. Разрушенные церкви и пустые дома, где прячутся бандиты, появляются в каждом фильме. Заросшие щетиной оборванцы с пистолетами и динамитными шашками в карманах ни в коем случае не первопроходцы и первопоселенцы. Это смертельно уставшие беглецы, отягощённые прошлым. Они одержимы воспоминаниями, их цель – месть за какие-то давние полузабытые преступления. Жизнь представляется им бесконечной цепью повторений, нет ничего нового под луной.

Куда бы не ехали, куда бы не брели раскалёнными пустырями герои «спагетти-вестерна», они неизменно оказываются в той же точке, с которой началось их движение. Может быть, в спагетти-вестернах мы наблюдаем описанные тибетской Книгой Мертвых миры Бардо, куда заперты герои после своей негероической смерти? Герои, достигшие совершенства и начинающие подозревать о том, что они уже мертвы…

Стрелки и бандиты хладнокровны и виртуозны в стрельбе и пытках. Мы наслаждаемся охлаждённостью чувств безупречно аморальных персонажей и их фантастическими ритуальными танцами под завораживающе холодную музыку Эннио Морриконе. Справедливости ради стоит заметить, что не только Морриконе писал сопровождение к медленным и мучительным спагетти-вестернам, но именно его мелодии стали звуковой маркой жанра.

Пережившие и режим Муссолини и унизительное освобождение от фашизма совместными усилиями американской армией и «Коза Ностра»– известны факты сотрудничества американского командования с мафиози типа Лаки Лучиано, — итальянские интеллектуалы уже не могли верить в старую байку о том, что человек по природе добр. Из опыта жизни они вынесли иное правило — «Никому не верь и ни к кому не поворачивайся спиной».

«Джянго», эталонный спагетти-вестерн, снятый Серджо Корбуччи, начинается с медленного тяжелого дождя и грязи, по которой измученный пистолетчик с цыганским именем Джянго тащит гроб. В гробу спрятан пулемёт, и Джянго надеется продать машинку очередному революционному мексиканскому генералу. Всё дальнейшее известно заранее. Наниматели всегда предают несчастного наёмного убийцу, а он в свою очередь с самого начала озабочен вопросом: как бы обокрасть собственных боссов? Очень жизненная коллизия, несовместимая ни с моральным кодексом строителей коммунизма, ни с кодексом политкорректности… Интересно, что мы не найдём там ни единой сцены погони, которыми так славится оригинальный, американский вестерн. Зато засады, выстрелы из-за угла и ловушки всех мыслимых – и некоторых немыслимых – вариантов представлены в изобилии.

Это соревнование в подлости с незначительными вариациями разворачивается в нескольких десятках итало-испанских спагетти-вестернах, среди которых блистают такие шедевры, как «долларовая трилогия» Серджо Леоне, динамитный «Пистолет для Ринго» Дуччо Тессари, причудливый «Лицом к лицу» Серджо Солима и непередаваемо странный E duo disse a Caino с Клаусом Кински в роли одержимого мстителя. Красота предательства, о которой с таким жаром твердили самые изысканные писатели двадцатого века – Борхес, Жене и Аркадий Гайдар – воплотилась в безумно красивые композиции этих фильмов.

Самый удачливый и известный автор спагетти-вестернов, конечно, Серджо Леоне, чьё рождение ровно 90 лет назад и смерть (во время просмотра по телевизору старого вестерна категории Б) ровно 20 лет назад послужили скромным поводом к написанию этих заметок. Его первые фильмы не имеют отношения к вестерну и говорить мы будем не о них, а о двух трилогиях, сделавших его имя бессмертным. Первая трилогия, называемая «долларовой», составленна из очень хорошего «За пригоршню долларов», хорошего «На несколько долларов больше» и великолепного, упоительного, замечательного… «Хороший, плохой, злой»! Михаил Трофименков замечательно определил структуру трилогии: «За пригоршню долларов»: граница страны ещё открыта, ничейная земля между Штатами и Мексикой в руках торговцев оружием и спиртным, кланов наёмных убийц. Гробовщик при первой встрече на глах снимает с вас мерку. Персонаж Джан-Мария Волонте испытывает первый пулемёт на мексиканских кавалеристах. «И ещё за несколько долларов»: граница замкнута, выстроены тюрьмы и банки. Шерифы вывешивают плакатики, объявляющие награду за голову налётчиков. Коммивояжёры смерти, охотники за головами на службе закона процветают. «Хороший, плохой, злой»: государства развились до такой степени, что породило внутреннюю границу между Севером и Югом. Злодеи-рабовладельцы и свободолюбивые северяне вытворят такое, чтоизумляются профессиональные бандиты. Построен первый концлагерь, на полях сражений ни за что ложатся бататьоны…. Объединяют фильмы первой трилогии исполнитель главной роли Клинт Иствуд и геометрическое их построение: в первой ленте – человек между двумя бандами, во второй – банда между двумы профессиональными стрелками, в третьей – два государства, между которыми мечутся трое авантюристов».

Но стоит сказать и о других героях этой трилогии — во втором и третьем фильме рядом с никому в ту пору неизвестным Иствудом злодействует чертовски элегантный Ли ван Клиф, а в заключительной части мы имеем счастье видеть не только Иствуда и ван Клифа, но и актерский перфоманс Элая Уоллаха, и это лучшая роль в фильме, и это одно из лучших представлений в истории кино! Если тебе не удалось до сих пор увидеть это, разбейся в лепёшку, но посмотри начало «Хорошего, плохого, злого» с незабываемо зловещим появлением трёх незнакомцев — сверхкрупным планом! — трёх демонически опасных типов с повадками суперпрофессиональных наёмных убийц, которые тут же., в соседнем кадре, валятся, как мешки, под точными выстрелами «злого» Уоллаха, прыгающего в окно со шницелем в зубах… А как его вешают! А как он жуёт сигару, вместо того, чтобы её закурить! А сцена, в которой Элай Уоллах из деталей десятка различных револьверов монтирует единственную и неповторимую машинку собственной конструкции, достойна встать рядом с «танцем булочек» из «Золотой лихорадки» Чаплина! Но кроме этого «злого» бандита в фильме есть Клинт Иствуд и Ли ван Клиф, есть музыка Морриконе (вихрь обезумевшей музыки гонит потрясённого «злого» Уоллаха вдоль крестов бесконечного солдатского кладбища – и это один из самых пронзительных эпизодов в истории кино!) и блистательная камера Тонино делли Колли. Даже американцы, не любящие в принципе европейское кино, дрогнули сердцем перед шедевром Серджо Леоне и позволили ему следующий фильм снять на святой для каждого киномана земле Калифорнии. Получилось нечто невообразимое – американский спагетти-вестерн под чудным названием «Однажды на Диком Западе » и американскими звёздами.

Тут уж Леоне развернулся вовсю. На главные роли он пригласил Генри Фонда и Чарльза Бронсона, когда-то с высокомерным смехом отказавшихся от участия в первом вестерне «долларовой» трилогии. Сценарий он заказал кумиру европейских интеллектуалов Бернардо Бертолуччи и автору самых волнующих фильмов ужасов Дарио Ардженто. Впрочем, потом он вместе со своим ассистентом всё переписал. Но жест был великолепный!.. Понять смысл происходящего в «Однажды на Диком Западе» довольно трудно, кажется, Леоне попытался совершить предательство фирменных мотивов итало-вестерна и показать смену эпохи диких ковбоев новыми временами железных дорог и биржевых спекулянтов. Однако дизайн съел сюжет фильма и в памяти после просмотра остаются лишь величественные и прекрасные убийства вперемежку с репликами типа «Когда-то я видел три таких же плаща. В каждом было по мужчине. В каждом мужчине – по пуле». «Бродячим ковбоям нет места на земле, — замечает Мих.Трофименков по поводу «Однажды на Диком Западе» — их порода вымирает. Один из них убивает детей, другой по инерции защищает невинных. Но встретившись, они с пониманием, как братья, смотрят друг другу в глаза. Железнодорожная компания тянет рельсы к Тихому Океану, золочёные салон-вагоны останавливаются в пустыне, безлюдные долины заполняются строителями…» Это темы настоящего американского вестерна, это кризисный фильм кинобарокко 1968-го года, года «пражской весны» и «весёлого мая», после которых спагетти-вестерн изменился катастрофически и безнадёжно.

(окончание следует…)

http://www.alex-pavlenko.com/home.html

Публикации ОМ (1997-2003)

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *