Заговор от Сомбатхея

Т.В. Иштриковой
pro memoria

Пыльный город нынче обильным ливнем умыт,
Зелень воспряла; улицы в этот момент я люблю,
Всю мою предыдущую жизнь ненавидя — люблю,
Как он оползает, в болото своими корнями и сваями врыт —
Городок в городке. Без нужды умножая ничтожность —
Надувная матрешка — этот город гораздо нелепей
Пупс на капоте — и то этот город гораздо нелепей, —
Чьей-то больной головы роковая оплошность.

Ты счастлив, мой друг, когда выбираешь сам;
Если тебя выбирают — то жди несчастья,
Тайны тебе поверяют — то жди несчастья.
Счастлив, когда ты дорогу находишь сам.
Так случилось, что выбрал меня этот город,
Так получилось, что женщины меня выбирают,
Иных выбираю я, иных Господь прибирает.
Так и оставшись за дверью, не ступил на порог,
Избегая себя, я вернулся к себе, — как это знакомо,
Оставшись за дверью — в раздумьях навеки остался
Под крышей изменчивых волн я один оказался.
Вот он — Сан Микеле. Куда же ты правишь, Джакомо?
Это не значит, что я ни в ком не нуждаюсь.
— Чур меня — улицы, чур — вокзалы,
Во всем виноват этот город и эти кварталы.
Я и спорю с вами, и во всем соглашаюсь.
— Какое Сан-Мигеле? Разве не видишь — Кокшан?
Не те берега, что мутно-зеленые воды несут.
— Се суть, дорогой. Но яко же и не суть.
Похоронных гондол вереница. Рогоз. Черемша.

Восемь истин

Ни с кем не делись, не трепи языком
делая «дело» — делай его один
Чужой роток не накроешь платком
И говном не забьешь, блин…
…
И поэтому, молчание будет золото,
Ибо оно лучше всех прочих благ
Запомни, и на носу заруби долотом
Друг – это твой скрытый враг

А подруга – тем более, и только мать
Собрав по крохе, сбережет на груди, —
Все равно поможет тебе, хоть ты и тать,
А больше некому – сам себе помоги.

Это пятая истина – а впереди –
три самых главных, — запоминай
На что тебе буркалы? — В оба гляди
Достал пистолет – стреляй

В первый раз убивая — не думай. Знай
Мозг откажет тебе в тот момент
Волю действию дай. Если ты – не слюнтяй
Удачи. С уважением,
Мент.

Парфюмер
В пустых кварталах, изгибах улиц,
На камнях набережных
нелюдимых
Я – клещ-Гренуй, отщепенец, —
Плету гирлянды слов эфирных.
С южного моря – ветры вёсен;
Едкий дым пороховых ракетниц,
Стена испарений
тел
сотен:
«Виват!», — многократное, — «Король-богоносец!»
На том берегу беспокойной Сены
Гремит торжество, весельем объято,
Но схватил охотник чутьем воспаленным
Лоскуток вожделенный
аромата.
Широкой лентой из-за ограды, —
Её дыхание, и песен
Нахлынул звук, и пахнут волосы
Как клейкая хвоя юных сосен…

Portiere di notte

Я так хочу чтоб мне связали руки
И прислонили к каменной стене
Я б прокричала: отойдите, суки
Предательски стекая по спине
Струился пот. В башке роились звуки
Но то не ноты были – ми-ре-ля
Аускультируя мой вздох на муки
Найди в нем влагу, позабытые слова

Найди во мне тугой змеиной кожи
На грубый брус, на твой звериный вкус
Возьмешь мою ладонь – в нее осколок вложишь
Пусть будет кровь и больно будет пусть
И можешь мой живот и мою грудь ты можешь
Но мою душу, наци, ни-хре-на
Тимпанит в ней одно, одно ее тревожит
Но разомкнется и пропустит в никуда

Куда дороги нет. И в мое мясо
И в плоть, и в кровь вонзая жернова
И плети. Уши давит лязгом
Вдруг белый свет ударит, зеркала
И кафель. На кушетке телом вязким
Твоя с моей соединилась грусть
Во сне к тебе приду, Мой наци,
обугленной рукою прислонюсь

Смотри, моя любовь, я в арестантской робе
На смуглой коже — пряжки от ремня
Следы. Твоя Эсфирь, Твой Холокоста голубь
И на плацу у вышки — Это я
Я верю, знаешь ты ,куда ведут дороги
В тени Особняка не твой автомобиль
Мне просигналит. На чужом пороге
Чужая спросит тень про смысл твоей любви

«Путешествуйте пароходами общества «Кавказ и Меркурий»

Тем, кто вылавливает жемчуга,
они, как правило, самим не по карману
Печаль сперва уходит в никуда
С отвалом парохода от причала

Я шлю открытку вам: «Меня снедает грусть»
На развороте – виды парохода.
На верхней палубе моя каюта – пусть
Вас не смущает небреженья нота

Я тут такое в клубе вытворял,
Что моя спутница вчера переселилась
…романсы, карты, толки – до утра,
А вечерами — сам А.М. Давыдов

Не пожалел берлинскую лазурь
Июнь. «Кадет – вы – не мужчина»
Поссорился. И разболелся зуб.
О – это самая печальная морщина

По почте получил письмо
(Она и здесь работает исправно)
От друга. Пишет – то, да сё…
Изгиб бровей, интрижки, тайны

Я захандрил. За окнами — гроза
Не лучшее спасение — романы
Однако, виновата не слеза
А наши головы, наполненные влагой

* * *
морская капуста в прибрежных камнях высыхает
на пламенном солнце как волосы аматэрэсу
в пучину морскую как чайки бросаются ама
просоленной кожи не скоро дотронется старость

старику-рыбаку невдомек уже девичья прелесть
хоть груди красавиц в волнах колышутся плавно
что чаек полет что повязок набедренных ама
мысленный взор устремился к подножью комацу

рассвет просиял, призывая симонаэки
оставить прибрежный песок и устремиться к прибою
омоним весенних цветов и сладостных воспоминаний
шепнула на ушко аваби манящему крабу – прощайте.

* * *
Уморину Алексею
куда романтику под дождь коль он совсем без оболочек
стиха подвывих рифмы колесо наперекор цезур и точек

синтагма это смысла грань стиха и ритма препинанье
твой синтаксис он смел и рван о времени напоминание

и после времени когда как тать в нощи ошую плевела
и тернии отложит анжамбеман он твой анжамбеман палео

зойской эры зверь промеж арктических эпох заложит
такую тонкую как лед слюду которая прослойкой назовется

почти ругательное слово дух не в смысле ипостась но все же
в иные времена упоминать и вслух и про себя себе дороже
было подле абсолютного нуля внезапно в правду окунули

но время все же вышло не от нас зависит быть ль дождю и буре
ex cathedra в отсутствии коллег и мантий говорю тебе в натуре
ты брукнер огненный поток в гранитных берегах
безоболочечная пуля