Забавно, но мой интерес к де Унамуно был обусловлен исключительно фонетикой. Если Толкин полагал, что нет более красивого звукосочетания в английском языке, чем «cellar door», то меня по-настоящему прет от перелива: «Мигель де Унамуно Святой Мануэль добрый, мученик».
Под озвученным названием скрываются четыре повести. Собственно, сам «Мануэль», а так же«История о доне Сандальо, игроке в шахматы», «Бедный богатый человек или Комическое чувство жизни», «Одна любовная история». Плюс «Пролог». В достойной вступительной статье к сборнику особо отмечается, что пролог одна из излюбленных форм де Унамуно, так что он иногда не ограничивался одним, а писал два-три пролога (собственно, и здесь их можно считать – два). И действительно, читать его не менее важно, т.к. именно здесь писатель уже заранее дискутирует, полемизирует, объясняет и размышляет вместе со своим читателем. После пролога кажется, что основные истории – лишь дополнение, необходимые иллюстрации.
Повесть «Святой Мануэль добрый, мученик», судя по всему, самое известное произведение де Унамуно. В том же «Прологе» писатель предрекает ей популярность. Она, действительно, очень располагает к тому, чтобы понравится. Красивые описания, певучий язык; умеренность и пастораль во всем. Прекрасные герои – священник Мануэль, брат и сестра Ласаро и Анхель Карвальино (их имена говорящие, а в фамилии зашифрован «carbon», т.е. «уголь», что отсылает знатока Унамуно к выражению писателя о «вере угольщика» – наивной, детской, и единственно верной).
И вот за всем этим спокойствием, этой красотой сокрыта история, которая гремит и грохочет; будоражит и шокирует; потрясает и оглушает сильнее, чем любой современный блокбастер на большом экране в формате 3D.
Отец Мануэль любим всеми жителями тихой и оторванной от цивилизации деревни Вальверде-де-Лусерна, которая стоит на берегу озера под застывшим зеркалом вод которого, по слухам, покоится вторая, потусторонняя Вальверде. На этой грани между мирами, в зыбком оцепенении одиночества живет отец Мануэль, которого все почитают за святого, но в самом нем веры – нет.
Жизнь отца Мануэля это постоянная борьба. Борьба за веру, сизифов труд ее обретения, внушение святой и доброй веры всем окружающим через пустоту собственного сосуда. Трагичность этой судьбы ошеломляет настолько, что разум пытается закрепится за любое основание, которое помогло бы смирится с таким положением вещей. Как завершает свой рассказ Анхелла, от чьего имени написана повесть:»…я верила и верю: Господь наш, руководствуясь потаенными и священными намерениями, сам внушил им обоим веру в собственное неверие. И быть может, в конце земного их странствия спала повязка с их очей. А сама я – верую?»
Почувствуйте, как грохочет это короткое «а сама я – верую?» Уже в этой вырванной цитате тяжесть этого вопроса, поставленного перед собой, давит. А в контексте повести он, мимолетный, финальный, наваливается грудой булыжников.
Я хотел бы предупредить сразу неверные толкования. Хоть и сам Унамуно характеризует эту свою повесть, как «богословскую», «Святой Мануэль» не есть текст чисто религиозный. Религия – поле страстей. Но сама по себе повесть эта общечеловеческая, общемировая.
Отличительной особенностью всех повестей, вошедших в сборник, является одиночество его персонажей. О Мануэле и «его кресте», сказал. В «История о доне Сандальо, игроке в шахматы» одиночки одиноки нелепым образом. Так устранившийся от глупцов повествователь-мизантроп, поддерживает постоянную переписку со своим товарищем, и искренне радуется скорой встрече. Но так или иначе в универсуме рассказа он оторван ото всех и всего. Его фетишем, его одержимостью становится некий дон Сандальо – завсегдатай курортного казино, который ни с кем не общается, только молча играет в шахматы. Завороженный доном Сандальо рассказчик начинает того преследовать, начинает жить образом игрока в шахматы, чья унитарность возводится в абсолют. Однако мир настойчиво стучится в двери восприятия рассказчика. Так малознакомые люди пытаются дополнить для него образ дона Сандальо. Оказывается, что у того есть дочь, есть зять. Оказывается, что дон Сандальо в тюрьме, оказывается, что он там и умер. Оказывается что дома дон Сандальо часто и многословно рассказывал о своем партнере по шахматам. Но от всего этого наш мизантроп огораживается, бежит. Лелеет свою лакуну одиночества, свою скорлупу. (Кстати, забавно, что в советское время эта повесть вышла в сборнике «Шахматная новелла» в издательстве «Физкультура и Спорт». Сразу же вспоминается «Москва-Петушки» в журнале «Трезвость и культура». Интересно, я по возрасту не знаю, но много ли было вот таких вот прикрытий?)
В повести «Бедный богатый человек или Комическое чувство жизни»главный герой Эметерио, банковский клерк-скопидом, оберегает себя от жизни, от растраты денег, от растраты здоровья для … Для чего? Для самого себя и бесцельно. Так в итоге он становится заложником мещанства и благодарным рабом жены – ситуация, над которой так потешается его знакомый поэт Селедонио.
История повторяется дважды, гласит известный афоризм. «Одна любовная история» – это фарс «Ромео и Джульетты». В нем двое влюбленных бегут из отчих домов, настроив умозрительно себе преград для общего счастья (и в то же время каждый в бегстве преследует собственные цели). Но сами герои вскоре понимают, как смешон и глуп их побег. Но жуткий микс из глупости, современного им пуританства и эгоизма возводит их нелепый и смешной побег в ранг позора, способного омрачить род. Стоит ли говорить, что в таком ключе свой поступок воспринимают только молодые влюбленные. Так, в итоге, они снова совершают побег, но по отдельности. Рикардо – в лелеемую им мечту о епископстве и торжественных выступлениях перед народом, который будет смотреть на тебя обожающими глазами. Лидувина – в «хранилище» женского монастыря.
Так же в приложении к «Мануэлю» помещалось замечательное короткое эссе де Унамуно «История бумажных птичек». В этом с виду простеньком и по-детски дурашливом произведении показано копошение человеческой истории через рассказ о забаве дней юности – создания армии (а затем и цивилизации) бумажных петушков. «Я полагал тогда, что самое привлекательное в морских путешествиях – кораблекрушения; ведь так заманчивы кораблекрушения у Жюль Верна! Жаль, что в саду не было необитаемого остров и петушки не могли погибнуть от голода и цинги».
От чтения повестей Мигеля де Унамуно я получил колоссальное удовольствие, а потому настоятельно его рекомендую.