Предисловие редакции: этот текст, который, по свидетельству поисковиков, давно уже боян, написал одесский писатель Валерий Смирнов. По словам автора в интернет текст попал из его книги, набранный читателями-почитателями вручную, а не скопированный из той же сети. Конечно, это пиратство, но усилия, которые предпринял какой-то трудолюбивый хомяк, сделав нечто более сложное, чем ctrl+s ctrl+v — доставляют. Не каждый автор может похвастать тем, что его переписывают вручную в наш век смайлов и «мне нравится»

Авторское название этого очерка «Легенда за Клару Цеткин…» и он является частью книги Валерия Смирнова «Или!»

Когда мы еще не подозревали за «Орбит» без саха­ра, а также какому херу надо того «Тампакса», одна рекла­ма таки была. А именно — «Летайте самолетами Аэрофло­та», будто ихний «Боинг» имел сильные шансы составить конкуренцию нашим аэропланам.

Это сейчас мы убедились, как реклама двигает тор­говлю, даже если у населения нет бабок успевать за изо­билием унитазов, паркетов, машин, а также с радостью пользоваться шикарными услугами похоронного бюро «Карлетон». А тогда? Тогда, кроме Аэрофлота, имелась письменная оскомина на стенах домов «Храните деньги в сберегательной кассе». И таки хранили. Долгие годы. А потом в течение нескольких месяцев убедились, что от хранения наших денег в так называемых сберкассах забогател исключительно подлинный хозяин «Аэрофлота», железных дорог и прочих ископаемых.

Кроме накарябанных красками двух реклам, имелось много устных, воде «Пейте пиво пенное, морда будет обал­денная», если не сказать про ту морду слегка по-другому. Поэтому мы немножко удивились, когда много лет назад Восьмого марта на улице имени Клары Цеткин, под вымы­тым дождем транспарантом с облезлыми буквами по поводу чем лучше всего летать, появилась еще одна запись. Вполне соответствующая праздничному дню, когда раз в год женщины себя такими имеют.

На стене дома обычным мелом была накарябана реклама «Клара Будиловская слабая на передок», но на нее мало кто обратил сильного внимания. Тоже еще со­бытие! Подобными надписями изрисовывался весь го­род, и по той части, что рекламировалась Клара, у ней была очень сильная конкуренция не только среди рос­писей и фресок дворовых сортиров. В этом деле, не­смотря на равноправие, дамочки все равно тянули на себя одеяла, хотя, помню, наБольшой Арнаутской тоже мелом рекламировалось: «Витька Осадок — пидар!», од­нако вряд ли Витька мог рассчитывать на большой ус­пех. Еще бы, в те годы сильной моды на голубых не воз­никало, а кроме письменной рекламы в Уголовном ко­дексе, на другой интерес нельзя было даже рассчиты­вать.

Если рассказ зашел за рекламу, так единоразово она еще никого не выручала. Я уже врубился: хорошая рекла­ма должна капать на мозги потребителя регулярно и с не­здешней силой где ни попадя. Тогда появляется шанс, как до нее хоть кто-то обратит внимания, чтобы лишний раз выматюкаться: за анализ мочи в поликлинике качают боль­ше доллара и при нашей бесплатной медицине мордатые гниды из телевизора рекламируют болящим лекарства, ко­торые по карману исключительно здоровым ребятам из сильно коммерческих структур.

Но ведь реклама за эту Клару появилась давным-давно. Когда люди не жевали «Тик-так», а водоснабжение было нивроку лучше. Все регулярно мылись, и от масс на­селения в общественном транспорте несло куда меньше, чем сегодня вместе с тем «Орбитом». Да, были времена, нам угрожал кто угодно, от немецкого реваншизма до банди­тов из НАТО, но только не этот самый кариес, неизвестно где прятавшийся столько лет.

Да, так я за то Восьмое марта и рекламу про Клару с улицы еще одной. В общем, на эту надпись никто бы не обратил сильного внимания, если бы не второе сообще­ние, уже на другой улице, где расписывалось, до чего спо­собна Клара Будиловская. Способна в те годы! Гораздо рань­ше, чем с экрана телевизора одна мадам стала категори­чески утверждать, что советским людям сильно хочется нести деньги в сберкассы и даже летать самолетами Аэро­флота, но только не заниматься тем делом, которое нахо­дило отражение исключительно в искусстве росписей об­щественных уборных.

Подробная реклама за Клару была накарябана на улице имени Розы Люксембург. Город слегка стал гудеть уже за праздничными столами и по поводу 8 Марта, и за эту информацию. Или! Ведь надпись появилась сначала на улице имени Клары, а потом — самой Розы. Это таки-да могло сказать за многое. Просто так чего-то можно нака­рябать и на улице имени Братьев Ачкановых, но на Кларе и Розе? Это уже было что-то…

Как сейчас помню, Роза Люксембург считалась са­мой выдающейся личностью среди Одессы. Вы мне може­те начать нести, что в Одессе всегда хватало легендарных личностей, вроде Додика Ойстраха, Миша Режет Кабана, Мили Гилельса или Жоры Городенко, но…

Но скажите, разве они были такими популярны­ми среди народа, как Роза Люксембург? За эту прекрас­ную женщину слагались стихи, в отличие отДодиков и Жор. Самая известная песня Одессы «На Дерибасовской открылася пивная» была написана именно в ее честь. Помните? «Но улыбнулася в ответ красотка Роза, и раскраснелась морда Васьки Шмаровоза». Только это? А «Налей мне рюмку, Роза, я с мороза»? Да мало ли еще песен в честь такой дамы, сколько влезет, пожалуйста: «А дочка Роза подцепила мужика, он дармоед и испол­нитель гопака».

В общем, появление реклам за способности Клары Будиловской в день Восьмого марта на улицах двух самых выдающихся мадамочек Одессы кое за что таки да говори­ло. Тем более, это было в период безгласности, когда, кро­ме сильных полуцензурных намеков, никто не умел выра­жать свое согласие с линией партией, прущей за счастьем народа в неизвестном направлении.

Мало кто не удивился, когда реклама стала распол­заться по стенкам домов быстрее бацилл имени гонконгов­ского гриппа и повышенных социалистических обяза­тельств. Тогда народ не был подготовлен до сильных на­ступлений рекламы на его нервы, но тем не менее запись за уникальные способности Клары опубликовали на углу двух Карлов — Маркса и Либкнехта. Если бы эти Карлы смогли прочитать, чего умеет Клара кроме мытькастрю­лю, так они бросили бы украшать своими мордами барель­ефы на стенах и кинулись до этой дамочки, лишь бы убе­диться, как реклама двигает прогресс в сторону женской эмансипации.

Не исключено, что кое-кто хотел придать этому делу конспиративно-политическую окраску. Иначе зачем тем же вечером Восьмого марта на улице имени Клары Цеткин появилось еще два лозунга за совсем другую Кла­ру? Можно подумать, это она, несмотря на сильную рекла­му, придумала Международный женский день. Ничего по­добного. Празднику Восьмое марта все прогрессивное че­ловечество обязано вовсе не Кларе Будиловской, и даже не Розе Люксембург, а исключительно Кларе Цеткин. Вот мы до чего дожили! Имя такой женщины перестало укра­шать собой улицу, несмотря на то, что до сих пор мы име­ем давать банку по поводу неотмененного вместе с Кларой Цеткин Восьмого марта.

Если вы считаете: международный женский день стали отмечать в Советском Союзе, так вы немножко ошибаетесь. Празднование 8 Марта началось у нас в зна­менитом 1913 году, с которым любила сравнивать свои трудовые победы советская власть. Как сейчас помню, раньше всю дорогу терендели: «По сравнению с 1913 го­дом у нас в трижды возросла добыча чугуна и во много раз производство вертолетов». Правда, говоря за повы­шение благосостояния народа, почему-то не рассказыва­ли, как выросло за эти годы число шибзиков и потребле­ние водки, но и так понятно: с тринадцатого года слегка одуревшая страна сильно увеличила свой хлебательный рацион…

Да, а тогда в тринадцатом году был впервые отме­чен Международный женский день благодаря настойчи­вости нашей любимой Клары Цеткин. Или вы считаете, улицу ее именем назвали просто так? Причем улицу в Одессе, где всегда хватало своих дармоедов, революцио­неров и прочих бездельников! Так вот, на той земле, где когда-то командовал событиями самый известный среди принцев по кличке Гамлет, стали организовываться проф­союзы. Это случилось слегка позже, чем датский принц двинулся мозгами от переживаний за престол и скакал между могил с чужим черепом в руках вместо собствен­ной короны над ушами. В начале нашего века профсою­зы стали не менее модными комедиями, чем у того Шекс­пира, и все датчане хотели защищать свои права не сла­бее Гамлета.

Словом, население взяло пример со своей самой известной в мире личности и заболело головой на проф­союзах так же сильно, как ихний принц на желании ско­вырнуть конкурента с папашиного престола. Что необ­ходимо расценивать исключительно как попытку отсто­ять свои профсоюзные права на труд королем. Я себе думаю! Вполне взрослый мальчик, а бегает в принцах… Словом, у датчан был хороший пример для подражания. В то времяихние проститутки не противопостави­ли себя остальным гражданам и на общем собрании еди­ногласно постановили: в городе Копенгагене, кроме проф­союзов водопроводчиков, моряков, трубочистов, быть и блядскому. В общем, пролетарии всех стран, соединяйтесь! Девочки наилегчайшего поведения организовали красочную процессию и пошли вручать мэру Копенгагена петицию. А датчане махали руками и приветствовали их демонстрацию в знак солидарности трудящихся.

После того как начальник Копенгагена принял уставные документы очередного профсоюза, профуры решили отметить свою победу на пути до полного ра­венства женщины и мужчины бороться за свои права зарабатывать как кто умеет. Дамский пролетариат так здорово объединился вокруг кабацкого стола, что дру­гим желающим у штанах среди там не нашлось места делать свой гармидер. Потом девочки стали давать за­рабатывать на очередном профсоюзе другим кабатчи­кам и допраздновались до такой степени, что решили: ихний мэр наверняка уже подмахнул петицию, а потому пора начинать решительно бороться за свои права на практике.

И вот на тихих улочках славного города Копенгаге­на стали происходить громкие события, среди которых массовый стриптиз был не самым главным номером. Дело закончилось трагически. Настроенная против рабочего класса реакция бросила на безоружный дамский пролета­риат полицию, которая, кроме прав капиталистов грабить простой народ, ничьи больше никогда не защищала. Мадамочки вспомнили, что оружием пролетариата является булыжник; и кое-кто из цепных псов реакции в полицейской форме по-быстрому убедился в этом на собственном опыте.

Тогда защитники империалистических завоеваний с копенгагской пропиской стали хватать беззащитных, не считая зонтиков и кирпичей, женщин, которые осмелились поднять голоса и юбки в защиту своих прав, а лишь затем — руки и ноги на полицейских, ставших поперек пути на­родной борьбы за лучшую долю трудящихся. Учитывая, что в этом Копенгагене до сих пор все не как у людей и, в час­тности, нет вытрезвителя, дамочек бросили в тюремные казематы вместе с другими революционерами и прочими социалистами, поддержавшими героическую борьбу про­летариата, хотя их самих плохо стояло на ногах от сильных переживаний за рабочий класс.

Прошло слегка времени, и власти приложили силы, чтобы народ забыл про борьбу за свободу своих героинь. Но тут против постоянного стремления любой власти в упор не помнить то, что ей не по вкусу, встала Клара Цет­кин. Она громогласно разорялась во все стороны за добле­стное выступление датских женщин против самодержа­вия. И стала бравировать ихней демонстрацией как знаме­нем социалистической революции в мировом масштабе.

Тем более, что Клара Цеткин чересчур возмущалась за драконовские происки капитализма против борьбы тру­дящихся за свои права не где-нибудь, а в том самом Копен­гагене, Во время Второй Международной конференции социалисток, за которую почему-то преступно молчали учебники нашей истории, равно как и про культ личности в нужном объеме.

Конференция единогласно постановила: учредить Международный коммунистический женский день, кото­рый будет праздноваться восьмого марта. Потому что имен­но этого числа состоялось первое организованное дамс­кое выступление за лучшую долю и свои права вытворять наравне с мужчинами.

Если вы думаете, эти самые мужчины горячо под­держали идею Клары, так глубоко ошибаетесь. Они тог­да не сильно стремились отмечать женский праздник, так как гуляли не по поводам красных дней в календарях, а кто как когда способен. Клара понимала: многие мужики  в силу природных данных станут поперек эмансипации, а потому в кулуарах конференции распространилось пред­ложение за принять необходимые меры, вплоть до явных саботажей по поводу культуры обслуживания и прочих супружеских обязанностей. Идею социалисток поддер­жали те самые лидеры профсоюзного движения и даже беспартийные дамы от первой леди до последней бляди. Вместо того, чтобы вести себя привычно, эмансипетки продолжали теоретически повышать свой культурный уровень любовными сонетами Шекспира и стихами зна­менитого Оргазма Вроттердамского. Через пару месяцев многие мужики стали вопить во все стороны, как они ос­тро нуждаются не лишний раз выпить, а в празднике 8 Марта.

Правда, говорят, что Карла Маркс, бегавший в об­нимку с Энгельсом, заради поддержать женщин не ото­рвался от своего истинного капитала. Но будьтеуверены, что другой Карл, а именно Либкнехт, долго и нудно гонял за Кларой Цеткин, чисто как заводной, вовсе не за тем, чтобы украсть пресловутые кораллы. Эта гонка на выжи­вание кое-каких природных позывов продолжалась до тех самых пор, пока Карл не встал на социалистическо-дамскиепозиции благодаря коммунистическим методам воспи­тания.

Так вот, реклама за сильные способности совсем другой Клары, а не той, что скооперировала профур вок­руг идей социализма и восьмого марта, письменно распро­странялась быстрее слухов за опять гибель нашего самоле­та в районе Внуково. И на улице обоих Карлов, и на той Цеткин, не говоря уже за красавицу Розы или какого-то Бебеля, который, говорят, тоже торчал на социалистичес­ких идеях, хотя жил по-людски.

Кстати, именно на улице этого самого Бебеля стоял себе такой особнячок типа сталинского дома, который вов­сю пресекал гнусные сплетни насчет разбившегося само­лета. Между прочим, тот аэроплан таки да рухнул и на клад­бище появилось чересчур свежих могил. Зато сведения про их возникновение считались исключительно вражеской пропагандой и антисоветской агитацией. Тем более, что реклама «Летайте самолетами Аэрофлота» продолжала действовать на нервы всего города своими опасными при­зывами.

Другое дело реклама за Клару Будиловскую. В Одес­се почти не оставалось места, которое не было бы отмече­но соответствующими откровениями. Надписи за Клару появились даже на улице имени того Августа Бебеля, кото­рую теперь называют его же не сильно августейшим про­исхождением. Нет, вы представляете себе, КГБ на Еврейс­кой улице? Такая хохма может быть только у нас!

В те далекие годы улицы с таким вызывающим названием быть просто не могло. Зато, в отличие от сей­час, по Одессе запросто ходило полным-полно Дилеров, Брокеров, Риэлтеров и прочих Перельмутеров, о невред­ности которых при рыночных отношениях заговорили после того, как они свалили. Но их хватало во времена, когда неподалеку от здания, где располагались конто­ра с внутренней рекламой за чистые руки ее сотрудни­ков, и то была сделана соответствующая запись про те­перь уже точно самую модную в городе Клару. Так мы и без этого знали, как для чистоты рука руку моет, но регулярно читали, до чего способна не Чека, а Клара. В аккурат на стене переулка, тогда носившего название некоего Грибоедова, зато теперь именующегося самого Шухевича.

Информация за выдающиеся способности Клары поползла из центра города до его окраин быстрее слухов про очередное повышение цен на золото, Вся улица Якира была исписана… Да, что вы знаете! Улицы Якира теперь опять нет. Между прочим, этого Якира в свое время грох­нули, зато сегодня его улица называется именем Рабина, который, говорят, кончил не хуже своего предшественни­ка. Может, вы не знаете, кто такой Рабин? Не менее попу­лярная в нашем городе личность, чем Клара или Роза, за которых уже шла речь. Чтобы вы себе поняли, это немнож­ко обрезанный Рабинович.

Памятник великому Рабиновичу стоит во дворе Литературного музея, где бронзовый герой нашего эмиг­рантского времени смотрит выпученным глазом в небо, соображая, что в жизни всегда есть место подвигу. Так между прочим в застойные годы ни за какой памятник Ра­биновичу, кроме как на кладбище, не могло быть и речи, зато на стене его музея информация про Клару была напе­чатана мелом большими буквами.

Дело дошло до того, что в нарушение грозных по­становлений горисполкома за недопустимость распрост­ранения среди города всякой самодельной рекламы типа «Продам недорого стиральную машину «Днепр» бывшую в употреблении с хозяйкой», информация за способности Клары не писалась разве что на мусорных баках, потому как их тогда не было, а смитье вывозили регулярно.

Зато тогда был КГБ, которого боялись все подряд, и даже те, кто в нем работал. Тем не менее эта уже став­шая приедаться реклама публиковалась вокруг дома в ста­линском стиле. И на Бебеля, и на Грибоедова, я извиня­юсь, Еврейской и Шухевича.., Тоже хорошая хохма. Попал­ся бы тот Бебель Шухевичу, но это еще ничего. Главная хохма заключалась в том, что, оказывается, Грибоедова переименовали в Шухевича по просьбе одесситов.

С ума двинуться мозгами, зачем лишних объясне­ний? Какой настоящий одессит не знает самого Шухеви­ча, которого, говорят, тоже обрезали, как того Рабина из Рабиновича? Раньше он назывался Шухеревич и был луч­шим, кто когда-то стоял среди здесь на шухере. Хотя кого-кого, а толковыхшухерных мы всегда имели переизбы­ток, в отличие от руководства с мозгами. Так если про­молчать за все остальное, эти два швицара были попу­лярными не тише Розы, и за них тоже имелась пара пе­сен. Или вы не помните популярной «Мурки», которая прыгнула из отсюда на весь мир?.

Мы никогда не забывали за своих героев и с дет­ства, кроме «Взвейтесь кастратами… Ах, вы ночи, матрос­ские ночи…» исполняли «… самому блатному, Роме шухерному Мурку поручили застрелить». Хорошо было задума­но, но тут вставил свои ржавые пару копеек тот самый чиканутый Рабин и вышло, как бывает только у нас: «Рабино­вич стрельнул, стрельнул, промахнулся и попал немножеч­ко в мене. Я лежу в больнице, Мурка — на Слободке, Раби­нович пьет четвертый день». Вы имеете спросить, что де­лал шухерной? Так я вам отвечу: причем здесь вообще вся­кие Шухеревичи, вы еще заМаниовича спросите. Мы же говорим про Клару Будиловскую, с информациями за ее таки да способности.

В общем, все смотрят, как прореагирует на это дело КГБ, который в послеоккупационные от кукурузы годы смотрел на подобные рекламы не менее заинтересовано, чем на того Шухевича вместе с Рабиным. Тогда это было вам не сейчас, когда идеологические приоритеты перевер­нулись вверх ногами. Тем более надпись за Клару появи­лась даже на одном облупленном памятнике архитектуры. Это был особняк исторической важности. В нем целых две недели околачивался сам товарищ Старостин. Представ­ляете себе, под мраморной табличкой, что здесь жил вы­дающийся организатор отрядов Красной Гвардии, гораз­до крупнее писалось: «Клара Будиловская — это тоже что-то особенное»?!

Так разве можно было расценивать сделанную кус­ком кирпича надпись, кроме как идеологическую дивер­сию? Наверное, потому надпись за Клару исчезла с дома гораздо раньше, чем мемориальная доска Старостина. В том месте сегодня имеются четыре дырки от шурупов. Зато за углом реклама про Клару сохранялась очень долго. В том самом месте, где синхронно с исчезновением доски в честь Старостина, появился мемориальный знак, что в этом доме жили тоже организаторы. Только не солдат Красной Гвар­дии, а воинов Центральной Рады.

Всему свое время, а традиции есть традиции. Я не сильно удивлюсь, если через сто лет в нашем городе появится мемориальная доска, в аккурат на том самом доме, где проживал организатор появления французс­ких интервентов из Антанты вместе с их полковником Фредамбером, который до того былФрейденбергом с нашей Молдаванки. Только не ждите дожить, чтобы под ней появилась другая реклама за гораздо более леген­дарную, чем Антанта, Центральная Рада и Красная Гвар­дия, Клару.

А тогда все поняли — у этой самой дамочки имеет­ся не только высочайшее мастерство в определенном на­правлении, но и сильно волосатая лапа в органах. Иначе почему КГБ, несмотря на письменную рекламу, находило каких-то диссидентов вместо Клары? Это же вам не уст­ные рассказы залетайте на Аэрофлот! Весь город испи­сан, как Клара очень хорошо исполняет то, чем подстатейно угрожает Уголовный кодекс, а КГБ почему-то не реагирует на, можно сказать, не только явно бесплатную буржуазную рекламу, но и наглый вызов всей советской юриспруденции.

Как бы то ни было, надписи за Клару плодились со скоростью эпидемии трудовых вахт в честь шестиде­сятилетия СССР и появлялись даже вЖлобограде с Люстдорфом, промолчим за Палермо и Бугаевку. Потому что там, кроме традиционных надписей на воротах «Осторож­но! Во дворе злая собака», чуть ниже добавленной фами­лии хозяина этого животного была выведена реклама: «Клара Будиловская очень даже умело удовлетворит вашусамую что ни на есть низменную страсть в особо извра­щенной форме». Хотя что за такое извращенная форма нигде в мире, кроме как у нас, до сих пор неизвестно. А чего нет? Сколько себя помню, так мы были впереди всей планеты, не так, как сейчас вперед ногами с протянутой рукой, но все-таки.

Дело дошло до того, что, кроме как за Клару, го­род ни о чем уже не мог думать. На полуподпольной Юмо­рине первого апреля мимо портклубапрошмыгнула тол­па с транспарантами «Клара Будиловская — порядочная женщина», «Клара и минет — это две большие разницы». И когда у народа вышел предел терпения, все стали ин­тересоваться: что это за новая легенда затесалась среди города? Еще бы, ни один человек так и не смог похвас­тать, как он проверил на деле мастерства Клары, а зна­чит, этим рекламам можно было доверять не меньше, чем сегодняшним.

И тогда свою пользу доказали менты. Они не вы­держали, когда секретарь горкома грохнул кулаком по столу перед носом их начальника и культурнопо-партейному гаркнул: «Если еще раз на сельскохозяйственном совещании кто-то спросит: «Ездит ли в колхоз по раз­нарядке товарищ Будиловская?», — так я с тобой сде­лаю то, до чего способна эта еще легендарнее, чем ком­див Чапаев, личность!»

Командир ментов, понятно, сделал вывод из ука­заний высшей руководящей силы страны, взрыл землю носом и сообщил подчиненным: «Имя народного героя Чапаева в опасности. За него уже рассказывают меньше анекдотов, чем про… В общем, вы вполне заслужили бе­гать, как та Анка-пулеметчица, без яиц! Когда вы, туда-сюда, мать-перемать, рот-перерот, не найдете эту таки одну в Одессе Клару, так пойдете в лучшем случае ки­даться головой в навоз, а в худшем — все равно в народ­ное хозяйство». Что такое для ментов уйти в народное хозяйство сейчас слабо понимают. Но тогда это было наказание хуже расстрела на месте и означало работу вместе с остальным народом на великих стройках соци­ализма.

Менты бросились до своих информаторов, но тем тоже было любопытно, где обитает хорошо себе законс­пирированная личность при такой рекламе. Однако че­рез два дня, после того, как дворники чуть ли не языками стали ожесточенно стирать надписи на стенках исклю­чительно с именем Клара, менты прихватили одного чу­дака, которого называть другим словом, кроме мудак, очень трудно.

Оказалось, что Клара Будиловская была таки да приличной женщиной и вовсе не занималась тем, за что с радостью на лице читал весь город. Этотштымп, кро­ме тот еще мудак, был по совместительству водителем «Москвича»-«пирожка» и куда бы не заезжал, так везде карябал, как доказало следствие, наглую клевету. Толь­ко потому, что Клара оказалась именно что порядочной мадамочкой, вдобавок его бывшей женой. Короче гово­ря, неизвестно, как долго он получал от ментов с их са­погами гонораров за свою нелегальную рекламную дея­тельность, нарушающую постановление горисполкома, но два года за злостное хулиганство этот жлоб с дере­вянной мордой поимел. И весь город выражал бурные надежды, как за такое письменное паскудство жопа это­го шмока будет пользоваться в зоне самым что ни есть повышенным спросом вместе с его черным брехливым ртом. Чтобы там ни говорили, но народ иногда радо­вался по поводу удачной работы ментов, хотя они мно­гим залили сала за шкуру.

Сегодня в Одессе уже нет ни улицы Клары Цет­кин, ни сменившей давным-давно фамилию из-за этого пожизненно Мудиловского-Петуховского КларыБудиловской. Зато мы по-прежнему празднуем Международный женский день. Кстати, сегодня как раз Восьмое марта. Может, выпьем за неправедно обиженную Клару Цеткин? Уж кто — кто, а она таки да заслужила, чтобы о ней по­мнили.

Валерий Смирнов, Одесса