Знакомая читательница пожаловалась как-то «меня от его стихов укачивает…». И я после этого хотела написать о том, что происходит, когда читаешь стихи поэта Данилы Веприкова, о важности промежутков между словами, выстроенными им в поэтические строки. Он сам так сказал однажды «я пишу промежутки между слов». О том, что строй его стихов содержит в себе струение змеи по камню, поскок птицы по булыжной мостовой, мягкую поступь огромной кошки или тяжелый топ старого слона – не упоминая ни одного из перечисленных образов, не описывая, а лишь давая ощутить.
Но это слишком поверхностно. Это лишь одна из характеристик.

Важнее другое, и вот вам другое сравнение: когда окулист рекомендует избавляться от напряжения глазных мышц, он советует посмотреть на оконное стекло, а потом – за него, выбирая точки на разных расстояниях от глаза – все дальше и дальше. Раскладывая таким образом видимый мир на тончайшие прозрачные плоскости для рассматривания.

Примерно то же самое делают с читателем стихи Данилы. Только смотреть нужно мозгом, а не глазами. Цельное и одновременно слоеное, сомкнутое и приглашающее к путешествию мысли от точки ближней к точкам все более дальним, которые находятся в глубине истории, языков, религий, философских понятий, мировоззрений. И увиденные дальние точки, отмечающие вход в бесконечность, не размывают цельной картинки, которая первая показалась глазу и мозгу. Потому читать стихи можно тем, кто знает меньше Данилы, — вертя в руках цельную форму, как весомый кристалл слюды, состоящий из множества тончайших пластин. Потому эти стихи можно и нужно перечитывать, если продолжаешь идти, узнавая и видя вокруг все больше и больше.

Смысловая насыщенность его стихов не искажает и не затмевает их сюжетов. Хотите, вот вам скучающий франт, пишущий открытку с борта круизного парохода компании «Кавказ и Меркурий». А хотите – старик, наблюдающий как ныряют японские искательницы жемчуга ама. Или — циничные заповеди мента. …Похмельное утро безумной поэтессы. А может, вам интересно, что думает о себе Гренуй, безумный парфюмер из романа Патрика Зюскинда? Или что сам поэт думает о другом поэте? Или – о танце?

«Но вернемся на сцену…»

* * *

Через пыльную негу портьер —
На кошачий полночный парад.
Лунной кожей мерцает во тьме
Увядающий юноша март.

Померещились рядом со мной
Невесомо беззвучно почти
Поступь лап сквозь незримый покой
И черны как колодца зрачки

Тайный знак у восточных ворот,
Дальний лай, силуэтов клинки
Их размеренный медленный ход
Трепетать заставлял огоньки

Спящих сёл. Замыкая в кольцо,
Мои страхи из сердца изми.
От бездонных кошачьих зрачков
Охраняет собака Китмир.

* * *

это танец который печален как расставанье
он закружит стремительно дворики и переулки
городские предместья барракас и вилья-дель-парке
все и вся внимает ему в предрассветном терпении
это танец тех кто навечно уходит под утро
обменяв простор и моральный закон на ясность мысли
на другое небо право на отчужденность в стремленьях
блуждать по умершим фразам с потерянным смыслом
не уподобляясь овцам как когда-то сказал сенека
c’est la java d’celui qui s’en va до последеней минуты
в нем максима воли и максима наслаждений
в этом танце который клонит солнце к закату
погружая во мглу раскаленный буэнос-айрес
долину огней за рекой вереницу строений
все как прежде безмолвны манящие бухты ла-платы

* * *

Представь, от соседей нас отделяла лишь перегородка,
Которая – что она есть, что ее нет – безразлично, —
Почти ничего не скрывала; от пяток и до подбородка
Косые вечерние тени на простыне пролегали. Прилично

В нас было тогда алкоголя, стихов, — душе несытой
Всегда не хватает и в полном здравии, и в печали
Ни того, ни другого; тогда, забывая, что дверь открыта,
Наши тела включали транзистор, когда кончали.

Вызывая химеры из глубины хромосом, повторяем.
Ночью во сне мы, мгновенно утрачивали идентичность,
и оседлая жизнь отступает перед финалом,
сознавая подкоркой свою вторичность.

Ночью степь ворвется в наши отверстые окна и двери;
Мы с тобой оседлаем коней и настигнем коварных тангутов;
Почему-то на память приходит одна эпопея.
И вот здесь наваждение отступает. Утро.

Утро безумной поэтессы
я проснулась а за дверью сизокрылый багамут
отведу глаза и хрен с ним сигареткой затянусь

приушипились соседи видно нервы берегут
мимо зеркала украдкой ненароком не взглянуть

а взгляну и что с того мне кто ты рядом человек
помнишь ты вчера пописал на какой-то арт-объект

вновь взгляну а рядом пусто как в классическом кино
неореализм заставит различать во всем одно

вертикальное нестойко все лежачее пьяно
солнце лижет подоконник и ему не все равно

у стены по коридору пронесется годбийо
подотру полы в квартире приберу за ним говно

уберу с кровати ноты с ветром вынесет в окно
затянувшись повторяю слава цеппель уж не тот