Баллон

Однажды наш дворовый пес поранил лапу. Я насыпал в рану стрептоцид и замотал лапу бинтом. Потом испортился чайник. Что-то еще произошло, я уже не помню, так как выпил испорченного киселя из теткиной банки. В голове потемнело, на обоях в прихожей проступили треугольные пятна, а на потолке выросли сосульки из мутного льда.

Я испугался и вышел на улицу. Люди не обращали на меня внимания. Никому не было дела до испорченного киселя. Когда я упал в овраг и сломал руку, меня несли мимо равнодушных жителей. Еще мне в голову попала шестеренка, но людей тогда не было — лежал около месяца в больнице с роботами.
Я решил сесть в автомобиль и поехать в поле, чтобы сесть в траву и отдышаться. Я позвонил по мобильному телефону, но старушка из регистратуры сказала, что лимиты на село выбраны. Я посмотрел в сарае, там был тетин мопед с тремя колесами. В тележке лежали баллоны с газом. Я решил отвезти один баллон к реке и утопить его. Возможно, тетя будет как-то внимательнее в следующий раз толочь крысиный яд на кухне.
На первой же кочке баллон выкатился из прицепа и упал на дорогу. Я остановил мопед и склонился над баллоном. Маленький индикатор показывал тридцать секунд. Время уменьшалось. Я убежал в лес и спрятался под корягой. Под корягой росли хвощи. Я съел один, а потом заснул. Взрыва я не услышал.
Мне приснился дом, в котором я родился. На потолке узоры, будто кто-то специально расписал. Потом проследовали школьные картины – желтый кран в столовой, подносы с капустой, злые лица учителей, черный прямоугольник с добавлением мела, чтобы меньше вредить природе, выпускной вечер, на котором я напился самогонки и упал в канаву с водой.
Проснулся ночью. Рядом стояла очередь из существ, имевшим до меня дело. Вон старуха с грабельками вместо рта, человек без мозга, владелец почты, женщина с топором, женщина-виндоус, просто женщина, мужик с долотом, собака. Они окружили меня для того, чтобы оказать помощь и поскорее убить.
Первой отметилась старуха. Она положила грабли мне на голову и три раза провела зубьями, а потом решила оторвать ногу. Я представил, как ухожу из села с одной ногой, а рядом летит черный змей с белыми перекладинами. Я решил попросить старуху не делать то, что она делает, но вместо сморщенного лица увидел кривую рогатину из осины.
— Хватит, — попросил я, — домой пойду.
Я шел домой, чего-то болело, чего-то нет, в целом я ощущал себя лучше, чем до сна. Мне хотелось найти какой-то знакомый ориентир. Когда я упал в овраг, я долго бродил сам не свой, пока не нашел телевизор. Вот, подумал я, телевизор не смотрю, но как вещь он мне дорог, потому что наш.
Я пришел домой и увидел тетку за столом. Рядом лежал паспорт от баллона, тетя его поглаживала, но ничего не спрашивала, изображая обиду. Потом зайдет соседка, они станут говорить о баллоне, а мое отравление пройдет стороной.

Будка
В прошлую среду к нам явилась старуха из пятого дома и попросила бидон киселя. У нас был последний бидон, но я отдал его. Старуха выпила кисель и сказала, чтобы я шагал следом. Мы прошли по главной улице, миновали поселок и спустились в овраг.
— Хочу поведать тебе тайну, которую хранила всю жизнь. Но для начала раздолби киркой вон тот камень.
Камень был большой и горячий. У меня не было кирки, пришлось сходить в гараж за молотком. Не без труда разломав булыжник, я приготовился слушать.
— Помимо того, что Адам и Ева были лишены рая, им установили пробки на головы.

— Снаружи или внутри?
— Слушай, иначе как сейчас дам бидоном по голове!
Я примолк.
— Пробки лишают людей глубины. Мы думать не умеем, все по верхам, по верхам. Объяснять долго не могу, близится мой конец, но верь: в болотистом лесу, что за рекой, установлена трансформаторная будка. Заберись внутрь и найди на щитке свой рубильник. Включи и живи с умом.
С тем бабка и померла. Я похоронил старуху на высоком косогоре и отправился в болотистый лес.
Трансформаторная будка была старая, еще до нашей эры. Я разбил трухлявую дверь кулаком и забрался в заплесневелое помещение, где стояли пронумерованные каменные шкафы. Своего числа я не помнил и позвонил тете.
— Тетя, где мой крестик, что выдали в роддоме?
— На что тебе крест? Дали ему как человеку, а он…
— Номер требуют, на молокозаводе. Выжигают коммунистов, а мне жить хочется.
Тетка испугалась, быстро нашла крестик и продиктовала номер на обороте. Первые две цифры — номер шкафа, остальные – код рубильника. Я перевел нужную рукоятку вверх и выбрался из будки.
Всю неделю я жил в ожидании чуда, но его не произошло. Никакой глубины я не чувствовал, все как обычно.
Вчера зашел Теплиц попить киселя, и я рассказал ему о случившемся. Теплиц выслушал, достал коммуникатор и кому-то позвонил. Затем покосился на мою красную звездочку и сказал:
— Тем, кто не претендует на рай — пробки не устанавливают.

——-

Будни мясомолокозавода

Приехал как-то в дальний поселок, а назад не могу, автобусов нет. Семь утра, темно, холодно, люди толпятся возле остановки. Спросил у тетки в пушистом капюшоне, не могу ли я подъехать хотя бы до развилки на мясомолокозаводовском автобусе, молчит она, смотрит как-то странно. Вроде улыбается, но в гробу я такие улыбки видал. Подходят два автобуса, первый слишком какой-то мясомолокозаводовский, по фарам и радиатору видно — не идет до развилки, а другой более чем-то свой. Подхожу, спрашиваю у человеческих спин, не идет ли до развилки. Тетка в капюшоне и отвечает:
— Идет, идет!
Есть и другие люди, которые никуда не едут, молчаливо, но как-то гулом говорят:
— Не идет, не идет!
Оборачиваюсь — ни один в мою сторону не смотрит. Ветер, должно быть. Показалось мне.
Сел в автобус, едем. Темно, елки за окном, здания какие-то. Мостики, тротуары, подворотни желтые. Выходить мне надо, чтобы на мясомолокозавод не уехать. Дверь у автобуса гармошкой, только одна половинка открывается. У половинки человек стоит, вроде карлик, но лица не видать. Стал за ним, а из салона голоса:
— Не иди, не иди. Предатель он, предатель.
У меня же чувство, что обязательно выходить надо. Люди тут совсем ненормальные. Остановился автобус, половинка открылась, человечек замешкался, за дверь зацепился, выпал из автобуса, исчез. Будто бы под колеса съехал. Выпрыгнул я, от греха подальше, вдруг тут лед, всех под автобусы затягивает?
Вперед пошел. Подворотня желтая, окна темные, как в Петербурге. Человечек точно предателем оказался. Вместо ног в ботинках — паучьи, не ходит он, прыгает, лицо сморщенное, страшное. Прыгает, а я его пинаю, пинаю! Побежал потом прочь, а паук как-то сложился, спрятался где-то там, в складке ли подворотни или в темное окно залез.
Когда город кончился, увидел я мясомолокозавод. Не хотел туда, а дорога привела. Куда не шагай по России, все равно на переработку поступишь. Со всех сторон автобусы едут, а по полям, промеж дорог, пауки бегут. Что-то там сегодня нам приготовят, из людей ли, из пауков? Возможно, люди и есть пауки, только еще не проснувшиеся.
Наготовят вам там мясомолока, будете знать.

———

Бегство

Вечером тридцатого января я увидел полупрозрачный световой столб, расширяющийся сверху вниз. Заметил, видимо, позже других, так как под забором старухи умоляли срочно выйти из домов, воздеть руки вверх и шагать к горизонту, где организован прием населения для страшного суда. В телевизоре по всем каналам передавали имперский марш из фильма «Звездные войны».

Я тепло оделся, прихватил котомку с походными вещами, оглянулся на привычную, но уже какую-то чужую комнату. Затем аккуратно притворил дверь и побежал в лес.
На поляне стоял небольшой космический корабль. Он казался хрупким и бесполезным в рамках надвигающейся трагедии. Рядом с кораблем куталась в шаль поэтесса Нора. Мы спасемся, все погибнут. У нас есть Теплиц.

Портрет Теплица

Волшебник не торопился. Я сел в сугроб. Нора прислонилась к обшивке корабля.
— Хорошо пожили, да? — сказала Нора.
Действительно, в стационарном ожидании конечного забоя мы видели немало хорошего. Человечество добилось большего, чем слой плесени на корке хлеба. Самолеты, теплоходы, компьютеры. Теперь — конец. Я представил огромный трюм, где стоят бизнесмены, безумные старухи, продавцы, рабочие. Никакой отныне классовой разделенности, одинаково уставшие, испуганные.
Теплиц пришел сосредоточенный и серьезный. Достал ключ, открыл люк корабля. Мы поднялись по металлической лестнице, вошли внутрь, сели на диван в кают-компании, помолчали перед дорожкой. Больше никто не явился: кто-то пил, кто-то верил богам… а не Теплицу и лично мне.
Затем волшебник ушел в пилотскую кабину. Через три минуты мы взлетели, а еще через полчаса зависли на орбите, прильнув к иллюминаторам. Земля лопнула, как мыльный пузырь. Вот и вся тайна третьей планеты: смерть. Астрономы давно говорили — произойдет разрушение атомных связей, рано или поздно мира не станет совсем. Если бы не чудодейственная краска Теплица, нанесенная на поверхность корабля, мы бы тоже пропали.
Нора заплакала, сказав, что создание неверующих людей богами имеет единственную цель — месть за отстутствие веры. Забыла, что разум определяется неуправляемыми условиями его вызревания, а потому мысли на любую тему являются продолжением партийной линии по реализации чего-то немыслимого.
Я достал из котомки бутылку водки и буханку хлеба «Урожайный». Мы выпили. Нора предположила, что спасение — единственная форма жизни в мире, где правит смерть, оправдав тем самым земные верования с точки зрения дарвинизма. Я ничего путного ответить не смог, так как был потрясен гибелью родного поселка, страны и планеты.
Уставшие, мы разошлись по каютам и легли спать.

—————-

Булочная

Булочная работала с трех до восьми. Я занял очередь за седой старухой в сиреневом платке. К семи небо разбухло зловещими облаками. Из коровьего леса вышел демон. Старуха повернулась ко мне и заскрежетала:
— Адский демон пришел наказывать за страшные злодеяния! Отвернулись от господа! Отвернулись! Забыли заповеди! Через это дьявол силу поимел!
Мне стало страшно, я не знал, что наша милая старуха-соседка на самом деле такая нехорошая. Отвернулась, нагрешила, забыла проповеди.
— Как вы могли всё это делать? – спросил я.
Старуха схватилась за голову и выкатила глаза, но ответить не успела — демон подошел к нам. Старуха забралась под скамейку.
— Совершила ряд злодеяний, — сказал я демону, — отвернулась, все такое.
Демон вытащил старуху из укрытия и приступил к наказанию. Грешники умирают в мучениях, так как душа не хочет на страшный суд. Старуха ерепенилась и доказывала внутреннюю гниль. Демон не без проблем доел старуху и облизался.
— Есть еще отвернувшиеся?
Я посмотрел в начало очереди — была там одна, платком голову заматывает. Возможно, просто лысая. Как понять суть человеческую, пока сама не выхлестнет?
— Дождаться надобно, что делала, что творила. Как оступилась и куда. Ежели не лысая.
— То и ладно.
Демон оправил шерсть на морде и ушел обратно в лес.
Показалось солнце.
————-

Бред

Старухи ковыряют руками желтые кучи, взмахом от себя чиркают спичками, отворачивая лица от кусков горящей серы, зажигают листья, дым незаметно пробирается между кустов и заползает через окно, я надеваю противогаз, почти засыпаю, но сосед в шкафу, в руках у него плоская резиновая пробка, нельзя спать, сон это смерть, недавно в живом журнале писали про циклодол, который пропал из аптек, сосед об этом знает лучше меня, у него кончились запасы, он отказался от приема основного нейролептика, в руках у соседа пробка, он мечтает украсть шлем от скафандра, думает, что владение шлемом превращает человека в космонавта, необходимо разубедить, мне страшно, рука шарит под подушкой, там мобильный телефон, с которым надо спать, потому что я холост, всю жизнь жду, нельзя не ждать, иначе жизнь кончится, пропихиваю телефон под маску противогаза, языком нажимаю кнопки, меня не понимают службы спасения, не понимает милиция, не понимает скорая помощь, перебираю все номера, наконец, отвечает сосед, я узнаю голос, он стоит в шкафу, отвечает на вызов, в записной книжке телефоны всех сельчан, не дышу, сосед дышит, у него истерика на почве циклодольного голодания, говорит — ему страшно, за ним охотится человек в противогазе, залег и ждет, пока сосед выйдет, чтобы надеть на голову герметичный китайский шлем, задушить его, мне обидно, это я боюсь, снимаю противогаз, вытираю слюнявый мобильник о подушку, встаю с дивана, подхожу к шкафу, открываю дверь, мы стоим и смотрим друг на друга, наконец, я говорю, что не буду ничего делать, шлем прислал руководитель Китая в ответ на мое дружественное письмо, а он, сосед, может идти домой, скоро проснется жена и успокоит, накормит чем-нибудь, сосед выходит, в глазах слезы, очень трудно без циклодола, я не могу смеяться, но если бы сам ел циклодол, спрятался бы в лесу, чтобы никто на меня не смотрел, странное дело, оказывается, хорошо быстро ходить и не падать, не разглядывать окружающих затравленным взглядом, сосед выпрыгивает в окно, бредет между грядок, мне тяжело видеть согнутую спину, дым выедает глаза, старухи сожгли сегодня все листья, отравили наш поселок дымом, через час я сижу на подоконнике и пью самогон, немного, стакан, думаю о живом журнале, о компьютерах, наконец дым относит на восток, кучи погасли, наступило утро, я сажусь и все это записываю сюда, записываю, никакого соседа не было, был дым, я отравился, возможно, за мной кто-то наблюдал, на потолке восемь микрокамер, они вмонтированы, их трудно заметить, а еще нас погубил алкоголь, скоро запретят курение, я не курю, но меня ожесточают противники курения и сами курильщики, я хожу мимо помоек с самогоном, неужели меня ликвидируют спецотряды, они прикрепили камеры, ждут, нас всех уничтожат, распилят, замкнут, высверлят, ничего не спасет, жизнь — тупик, мы никому не нужны, болеем, лучи, свет, радиация, везде фонит, ничего уже не видно вокруг, дым, бабка, бабка, дым, сейчас сера полетит в глаз, бабка закричит, побежит мочить водой, а толку, нет глаза, выжгло, не чиркай головкой от себя, кто ж так чиркает, мир опасен, люди не понимают, не умеют, подставляются, гибнут, едят циклодол, много разных людей, проблем, страхов, миллиарды лекарств, наркотиков, еды, сигарет, дыма, мусора, листьев, шлемов, соседей — в наказание за суету скоро потухнет солнце.

(рисунки автора)

http://kvakin.livejournal.com/

Ниже еще несколько авторских работ

Боевые некрокапсулы Уранг-Меданга

 

Прошлое

 

Ноябрь

 

Нет людей

 

Хранители времени

 

***

 

Память не может быть read